Двери восприятия. Рай и Ад. Вечная философия. Возвращение в дивный новый мир - Олдос Хаксли
Глава 22
Эмоциональность
Ты прожил всю свою жизнь с убеждением, что полностью посвятил ее другим людям, а не достижению корыстных целей. Ничто не тешит так самодовольство человека, как это убеждение себя самого в полном освобождении от себялюбия и бескорыстной преданности ближним. Но эта любовь только кажется любовью к другим, а в действительности она есть любовь к себе. В своем себялюбии ты доходишь до того, что начинаешь все время поздравлять себя, будто освободился от него; ты непрестанно жаждешь потакать себе, и в том корень всех твоих сомнений. Ты сам делаешь себя таким восприимчивым и чувствительным. Ты хочешь, чтобы Бог и люди всегда были довольны тобой, желаешь получать удовольствие от своих отношений с Богом.
Кроме того, ты не привык довольствоваться доброй волей – твое себялюбие ищет сильных чувств, ищет наслаждения, внушающего уверенность в себе, ищет своеобразного возбуждения. Ты слишком привык следовать за своим воображением и полагать, что твои разум и воля бездействуют, если ты не осознаешь их труда. Потому-то так зависим ты от возбуждения, сходного с тем, что вызывается страстями, или от театральных поступков. Достигнув утонченности, ты впадаешь в другую крайность – в подлинную примитивность воображения. Ничто не может быть более чуждым не только истинной вере, но и истинной мудрости. Нет более опасной мнимости, нежели фантазия, посредством которой люди норовят избавиться от мнимого. Это воображение уводит нас с истинного пути; а уверенность, которую мы взыскуем с помощью воображения, чувства и вкуса, чревата верой, не ведающей преград. Господь заставляет нас вступать в море тщеславия и разврата у себя в сердце; взирай же на него со спокойствием и простотой, присущим истинному смирению. Предаваться отчаянию от осознания своего несовершенства – это обыкновеннейшее себялюбие; но смело взглянуть несовершенству в глаза, не льстить ему, но и не проявлять снисхождения, пытаться исправить, не становясь при этом раздражительным, – значит желать того, что благо само по себе и будет благом для Бога.
Франсуа Фенелон
Письмо от Фенелона, архиепископа Камбре, – какое событие, какая высокая честь! Но все же, когда ломаешь гербовую печать, возникает чувство страха. Просить совета и откровенного мнения о себе у человека, в котором характер святого сочетается с талантами Марселя Пруста,[602] – все равно что напрашиваться на жестокий удар по самомнению. Именно такой удар наносится посредством ясной и вместе с тем изысканной прозы, однако заодно с ударом предлагается духовное противоядие от его мучительных последствий. Фенелон не стеснялся разрушать спокойствие, в котором пребывала личность его корреспондентов, но это разрушение всегда сопровождалось указанием пути к возрождению на более высоком, неэгоистическом уровне.
Данное письмо представляет собой не только восхитительный образец анализа характера; в нем также содержатся очень интересные мысли об эмоциональном возбуждении и его связи с жизнью духа.
Словосочетание «религия опыта» имеет два разных и несовместимых значения. Есть «опыт», о котором говорит Вечная Философия, – непосредственное восприятие божественной Основы в ходе интуитивного акта, который во всей своей полноте доступен лишь бескорыстному и чистому сердцем человеку. А еще есть «опыт» под влиянием проповедей «возрожденцев», c пышными церемониями или осознанными усилиями воображения. «Опыт» такого рода представляет собой состояние эмоционального возбуждения; это возбуждение может быть длительным и ненавязчивым или кратким и эпилептически острым, может проявляться в экзальтации или отчаянии, выражаться в песне и танце или в безудержных рыданиях. Но эмоциональное возбуждение, каковы бы ни были его причина и природа, всегда является возбуждением того индивидуализированного «Я», которое должно быть подавлено при движении в сторону постижения божественной Реальности. «Опыт» как эмоция, вызванная мыслями о Боге (высшая форма возбуждения такого рода), несовместим с «опытом» как непосредственным осознанием Бога в чистоте сердца, укротившего все свои, даже самые сильные чувства. Вот почему Фенелон в вышеприведенном отрывке настаивает на необходимости «спокойствия и простоты», вот почему святой Франциск Сальский неустанно проповедовал спокойствие, с которым сам никогда не расставался, вот почему все священные буддистские книги твердят о спокойствии разума как необходимом условии спасения. Спокойствие, превосходящее всякое понимание, является одним из плодов духа. Но есть также и спокойствие, не превосходящее понимание, смиренное спокойствие эмоциональной самодисциплины и самоотречения; оно не плод духа, а один из его незаменимых корней.
Есть также некоторые души, от природы столь нежные и хрупкие, что когда они получают какое бы то ни было удовольствие от духа или от молитвы, тотчас к ним приходит также дух сладострастия, который таким образом опьяняет их и ласкает чувственность, что они будто утопают во вкусе и сладости этого порока[603].
Святой Хуан де ла Крус
Муха, севшая на мед, не в силах взмахнуть крыльями; так и душа, прилипшая к духовной сладости, теряет свободу и лишается способности к созерцанию.
Святой Хуан де ла Крус
Сказанное о приятных эмоциях столь же справедливо для эмоций неприятных. Если некоторые люди наслаждаются физической слабостью, то другим нравится испытывать угрызения совести. Покаяние – это метанойя, изменение сознания; без него духовная жизнь не начнется, ибо жизнь духа несовместима с жизнью того «старца», деяния, мысли, само существование которого суть помехи, в каковых надлежит покаяться. Обязательное изменение сознания, как правило, сопровождается печалью и ненавистью к самому себе. Но не следует задерживаться на этих эмоциях и ни в коем случае нельзя позволить им превратиться в привычку, нельзя постоянно испытывать угрызения совести. В средневековом английском языке выражение «угрызения совести» передавалось словом, которое одновременно потрясает и стимулирует современного читателя (remorse – буквально «новый укус»
