Двери восприятия. Рай и Ад. Вечная философия. Возвращение в дивный новый мир - Олдос Хаксли
Чань – та ветвь буддизма, которая желает отстраниться от Будды. Ее также называют мистической ветвью, потому что она не внемлет буквальному смыслу сутр. Те, кто слепо следует по стопам Будды, посему насмехаются над чань, а те, кто не привержен грамотности, больше тяготеют к означенному мистическому восприятию. Сторонники этих двух школ поднаторели в борьбе друг с другом, но так и не поняли, что они, в сущности, дополняют друг друга. Разве чань не является одной из Шести добродетелей совершенства? Если так, как же он может противоречить учению Будды? Я бы сказал, что чань есть плод наставлений Будды, мистика, извлеченная из священных книг. Нет оснований отвергать чань, следуя учению Будды, и нет нужды пренебрегать грамотностью, следуя мистической стороне чань… Кто старательно изучает священные книги, тому грозит сделаться ревностным их приверженцем без понимания истинного смысла этих книг. Такие люди никогда не воспримут подлинную действительность, и для них чань будет означать спасение. А те, кто изучает чань, могут очень быстро привыкнуть к пустым беседам и увлечься разговорами ни о чем. Они не постигают истинного значения священных книг. Им для спасения надлежит читать священные книги. Лишь когда две эти однобокие точки зрения станут взаимно исправлять друг друга, случится настоящее постижение учения Будды.
Чан Чжен-цзы[598]
Трудно подобрать более четкие выводы, к которым должен рано или поздно прийти любой духовно и психологически реалистический разум, чем вышеприведенные слова одного из наставников дзен-буддизма, сказанные еще в одиннадцатом столетии.
Ниже приводится отрывок, в котором содержится трогательный протест против преступлений и глупостей, совершенных во имя религии теми реформаторами шестнадцатого столетия, которые обратились к Богу, но не отвернулись от себя, а потому интересовались больше бренными сторонами исторического христианства – церковной организацией, идейными препирательствами, буквой Священного Писания, – нежели Духом, которому следует поклоняться всей душой, нежели вечной Реальностью, в бескорыстном познании которой кроется вечная жизнь человека. Это мысли Себастьяна Кастеллио, любимого ученика Кальвина, который расстался со своим учителем, когда тот сжег Сервета за ересь по отношению к ереси самого Кальвина[599]. К счастью для Кастеллио, он изложил этот призыв к любви и обычной порядочности, когда жил в Базеле; напиши он эти строки в Женеве, все тоже закончилось бы наверняка пытками и смертной казнью.
Если бы ты, сиятельный князь (письмо было адресовано герцогу Вюртембергскому. – Авт.) уведомил своих подданных, что намерен их посетить, не указав срока прибытия, и потребовал бы от них, чтобы они приготовились встречать тебя облаченными в белые одеяниях, то что бы ты сделал, узрев при встрече, что они вместо облачения в белое тратили время на яростные споры о твоей личности – одни говорили, что ты во Франции, другие – что в Испании; одни заявляли, что ты прибудешь верхом, другие – что в карете; одни утверждали, что ты прибудешь с большой пышностью, а другие – что без всякой свиты? В особенности же что бы ты сказал, веди они споры не только словами, но и на кулаках и под лязг мечей; если бы одни преуспели в убийстве и уничтожении других, что держались иного мнения? «Он прибудет верхом». – «Нет, он прибудет в карете». – «Ты врешь». – «Нет, это ты врешь». «Получай!» – и бьют кулаком. «Вот тебе!» – и меч пронзает тело. Что бы ты подумал, князь, о таких подданных? Христос велел нам облачаться в белые одежды чистой и праведной жизни; но чем заняты на деле наши мысли? Мы спорим о поступках Христовых, о Его отношениях с Богом Отцом, с Троицей, о предназначении, о свободе воли, о природе Бога, об ангелах и участи души после смерти – словом, обо всем на свете, что не имеет существенного значения для спасения души; более того, мы спорим о множестве явлений, каковые останутся для нас непостижимыми до тех пор, пока не очистятся наши сердца; ибо постичь все это возможно лишь духовно.
Себастиан Кастеллио
Люди всегда получают то, о чем просят; беда в том, что до тех пор, пока не добьются желаемого, они не знают, в чем, собственно, состоит желаемое. Те же протестанты, к примеру, могли бы пойти по пути Кастеллио и Денка, но предпочли путь Кальвина и Лютера – поскольку мысль о том, что верой и предназначением возможно оправдать что угодно, показалась им более захватывающей, чем доктрины Вечной Философии. Вдобавок этот путь выглядел проще: ведь если они правы, в деле спасения души можно обойтись без гнетущего самоотречения, этой необходимой предпосылки движения к познанию вечной Реальности. Данная точка зрения была удобной для интеллектуалов, приверженных четким формулировкам и силлогистическим доказательствам абсолютных истин. Ожидание Бога – скучное занятие; зато сколько радости доставляют споры, оскорбления оппонентов, вспышки ярости, именуемые «праведным гневом», последующий переход от дискуссии к обмену ударами, от слов – к тому, что святой Августин очаровательно назвал «милосердной жестокостью» преследований и наказаний!
Выбрав путь Лютера и Кальвина вместо пути живших с ними в одно время духовных реформаторов, протестантская Европа получила ту теологию, какая ей нравилась. Но заодно она получила, среди прочих неожиданных плодов, Тридцатилетнюю войну, капитализм и первые признаки возникновения современной Германии. Декан Инж[600] заметил: «Если хочется найти козла отпущения, на которого можно было бы возложить все те несчастья, которые Германия принесла миру… лично я все больше и больше убеждаюсь в том, что злым гением этой страны был не Гитлер, не Бисмарк, не Фридрих Великий, а Мартин Лютер… Лютеровский Бог несправедлив и безжалостен… Закон Природы, призванный стать убежищем от несправедливостей власти, Лютер отождествлял с существующим общественным порядком, которому следует безоговорочно подчиняться». Истинная вера – это первый шаг по Восьмеричному пути, ведущему к освобождению, а главным препятствием на этом пути выступает ложная вера (невежество); давайте помнить, что невежество не может быть непреодолимым, ибо оно всегда представляет собой порождение личной воли. Если мы чего-то и не знаем, то только потому, что