Борис Григорьев - Бернадот. От французского маршала до шведского короля
Бурю в стакане воды на некоторое время уймёт сам "полковник Густаффссон": 6 августа 1815 года он направит Карлу Юхану письмо, в котором объяснит, что его сын на трон Швеции не претендует. А пока Карл Юхан через Лёвеньельма предпринимал попытку сохранить за Жозефом Бонапартом достойное место в семье европейских монархов (в это время свояк Карла Юхана сидел в Швейцарии и ждал своей участи) и защитить от нападок союзников Й. Мюрата. Наследник говорил, что Венский конгресс не имел права нарушать суверенитет малых стран. Защищая их, Карл Юхан защищал самого себя, но в этих усилиях, к своему великому огорчению, преуспеть не смог.
Какие чувства он испытывал в это время, свидетельствует черновик его письма к Александру I, составленный в начале января 1815 года сразу после получения депеши Лёвеньельма о встрече с царём. Царь получил лишь часть того ответа, который готовил для него шведский наследный принц. Самая эмоциональная часть черновика не прошла цензуру у сдержанного Вестерстедта и осталась лежать в архиве семьи Бернадотов. К.-А. Лёвеньельм передал царю письмо, в котором Карл Юхан выразил удивление идеей царя наградить "бездомного" принца княжеством, поскольку тот в своё время говорил, что принц будет вести частный образ жизни. Желание же царя стать опекуном принца дало повод к "возникновению настолько же смешных, как и преступных надежд" у некоторых лиц (намёк на семейство свергнутого Густава IV Адольфа). Поэтому Карл Юхан выступал категорически против того, чтобы добиваться от принца Густава официального отречения от шведского трона, ибо это было бы несовместимо с его собственными правами и с честью шведской нации. Не Карл Юхан свергал с трона Густава IV Адольфа, а вся Швеция, в том числе он сам, т. к. сам отрёкся потом от престола. Карл же Юхан был избран наследником на свободных выборах, и его легитимность не хуже, чем легитимность любого другого монарха, в том числе и свергнутого "полковника Густаффссона".
И далее Карл Юхан делает намёк на то, что легитимность Густава IV не так уж и безупречна и свободна от изъянов.
Что скрывалось за намёком, Карл Юхан раскрывает в своём черновике. Он утверждает в нём, что располагает неопровержимыми доказательствами того, что Густав Адольф не имел никакого законного права занимать шведский трон, и только уважение к чести и достоинству адресата заставляет автора письма не упоминать подробностей. Если клеветники продолжат против него свои инсинуации, то он опубликует их. (Здесь Карл Юхан намекал на то, что королева София Магдалена, супруга Густава III и мать Густава IV, зачала ребёнка от своего любовника Адольфа Фредерика Мунка.) Очевидно, что легитимисты сильно допекли наследника, если он решился на такой отчаянный шаг.
Серьёзным испытанием солидарности Карла Юхана с союзниками стали знаменитые 100 дней Наполеона. Карл Юхан, не скрывавший своего удовлетворения падением бурбонского режима, должен был теперь снова определить позицию по отношению к вернувшемуся на французский трон Наполеону.
30 марта, когда в Стокгольме узнали, что Наполеон вошёл в Лион, Карл Юхан предпринял инициативу назначить в Париж своего полноправного посланника при условии, если Париж назначит в Стокгольм своего, но только не Шатобриана. Это была запоздалая подстраховка по отношению к Бурбонам. А 13 марта 1815 года Швеция вместе со всеми участниками Венского конгресса голосовала за то, чтобы объявить Наполеона вне закона. Одновременно Швеция предложила союзникам военную помощь в том размере, какую они пожелают, но при условии, если они выделят на эти цели субсидии.
Однако события опережали все решения союзников. Наполеон уже был в Париже, страна восторженно встретила его, а Бурбоны бежали в Гент. Всё французское окружение Карла Юхана было настроено в пользу Наполеона, и Карл Юхан вновь заколебался. В кругу своих близких друзей он говорил, что возвращение Наполеона спасло гражданские права в Европе от посягательств реакционных режимов. С его уст в адрес Наполеона срывались невоздержанные панегирики, что вызывало у Энгестрёма и Веттерстедта обоснованные опасения за авторитет Швеции. Министры опасались, что принц пойдёт на необдуманный шаг, например заключит с Наполеоном какое-нибудь соглашение. С большой опаской за эскападами кронпринца следили Торнтон и Сухтелен — они подозревали, что Карл Юхан уже вступил в контакт с Наполеоном.
Отражением всех этих настроений Карла Юхана служит проект инструкции для К. Лёвеньельма в Вене, составленный им в середине марта 1815 года. В проекте говорилось, что вмешательство союзников в дела Франции было большой ошибкой и что автор был в своё время прав, предсказывая недолговечность режима Бурбонов. Швеция участвовала тогда в войне с Наполеоном только потому, что была против его универсальной монархии, хотя это и противоречило идеалам шведской революции 1809 года. Вести династийные войны, продолжал он, является делом рискованным и бесполезным. Если Наполеон на сей раз сделает для себя нужные выводы, то с ним можно было иметь дело. В конце инструкции Карл Юхан обрушивается с критикой на союзников — Англию, Австрию и Пруссию, но говорит, что Швеция будет во всём следовать примеру России и задаётся вопросом: какие выгоды может принести Швеции предстоящая война, на какие субсидии она может рассчитывать и какими армиями ему предстоит командовать?
Как мы видим, эта "политическая рапсодия" вместила в себя две совершенно несовместные вещи: с одной стороны, в нём проявлены симпатии к Франции и Наполеону, а с другой — подтверждается верность союзническому долгу. Естественно, Александру I был представлен более взвешенный и спокойный вариант, тщательно отредактированный Веттерстедтом. В нём симпатии к Наполеону исчезли и остались лишь заверения в лояльности союзникам. Из сравнения чернового варианта с окончательным видно, что в последнем присутствует существенная добавка о том, что Швеция готова предоставить в распоряжение союзников 20—30-тысячную армию. Это, конечно, был правильный жест, потому что даже Дания поспешила теперь выставить своих солдат против Наполеона.
В померанской проблеме к маю 1815 года наметился наконец сдвиг. Швеция согласилась снизить за Померанию цену в обмен на то, что Россия предоставит ей льготу на погашение своего долга и оставит в силе претензии Швеции на свою долю в контрибуциях. Александр I после некоторых проволочек дал Лёвеньельму свое согласие и открыл путь к шведско-прусско-датской сделке. За Померанию Швеция получила от Пруссии 3,5 млн талеров и была освобождена от выплаты компенсации Дании. За содействие в этой сделке Карл Юхан лично, благодаря тайной статье в шведско-прусской конвенции, получил более 1,5 млн талеров. Банкир Ден прекрасно справился со своей задачей. К этому же времени урегулировалась гваделупская проблема, и в шведскую казну и в личный кошелёк принца стали поступать большие суммы денег.
Сигнёль и мадам Сталь со своим сыном из Парижа постоянно держали Карла Юхана в курсе событий во Франции. Писательница настоятельно рекомендовала ему приблизиться к границам Франции.
Графиня Паппенхейм и Кан из Берлина предупреждали его о необходимости соблюдать сдержанность в своих высказываниях в присутствии иностранных дипломатов. Они предсказывали, что союзники, потерпев поражения от Наполеона, призовут в свою армию маршала Бернадота, который с помощью императора России достигнет наконец своей цели. Какой, Кан и графиня не говорили, но всем было ясно, о чём шла речь. Как писала графиня, карты однозначно указывали Карлу Юхану путь к высшей вершине власти.
Приглашать Карла Юхана участвовать в антинаполеоновском союзе больше не собирались. Старое недоверие и неприязнь к нему со стороны Австрии, Пруссии и Англии, планировавших вернуть на французский трон Бурбонов, к этому времени лишь усилились. Александр I, так же как и Карл Юхан недолюбливавший Бурбонов, в этом походе во Францию первой скрипки уже не играл и был вынужден занимать общую с союзниками позицию. С середины мая царь, ссылаясь на достаточные силы союзников и нежелательность дробления управления ими, стал вежливо отклонять шведскую военную помощь. На предложение Лёвеньельма, что, с учётом международного положения Швеции и недоброжелательства к ней в стане союзников, всё-таки следовало бы направить шведов на войну и поставить их под командование русского или, на худой случай, английского генерала, был получен ответ, что субсидии для шведской армии выделены быть не могут. Стало ясно, что союзники решили обойтись без Карла Юхана, и вопрос об участии Швеции в войне с Наполеоном отпал сам собой. 18 июня в битве при Ватерлоо решилась участь и Наполеона.
После вторичного отречения Наполеона от трона для Бернадота опять сверкнула искра надежды на возможность возвращения в любимую Францию. Во главе страны союзники поставили комиссию из пяти человек, в которую вошли Фуше и Карно и в которой главную роль играл Мари Жозеф Лафайет (1757–1834). Казалось, что вариант объявления сына Наполеона новым императором было обеспечено. Наполеон II! А при нём требовался регент, опекун или воспитатель. Вот оно развитие событий, о котором говорили Сигнёль и мадам де Сталь! В эйфории Карл Юхан поспешил поздравить австрийского временного поверенного в Стокгольме майора Вейсса с той ролью, которую теперь должна будет сыграть императрица Мария-Луиза, супруга поверженного Наполеона. Да, мать станет регентшей, а он, князь Понте-Корво и маршал Бернадот, — регентом. Но нет! Искра мелькнула и погасла. В страну вернули Людовика XVIII, которому, правда, навязали конституцию, и получилось так, как ни Карл Юхан, ни мадам де Сталь, ни Кан, ни карты графини Паппенхейм не предсказывали…
