Анатолий Вассерман - Самые интересные факты, люди и казусы современной истории, отобранные знатоками
Двадцати четырёх лет от роду Георгий Антонович Гамов отправляется за границу — учиться в аспирантуре в Геттингенском университете. Молодой советский учёный сперва оказывается в Институте теоретической физики у Макса Борна, затем едет в Копенгаген и знакомится с великим Нильсом Бором, наконец, в Великобританию, где работает в Кавендишской лаборатории у Резерфорда вместе с Петром Капицей и Эдвардом Теллером, будущим отцом американской водородной бомбы.
Допускаю, что все эти имена тоже сравнительно мало говорят поколению пепси, но надеюсь, что поколения постарше понимают, сколь плодотворна и насыщена была та научная среда, котёл идей, где варился будущий создатель теории Большого взрыва. Но уже тогда своей теорией альфа-распада он дал первое успешное объяснение поведения радиоактивных элементов: показал, что частицы даже с не очень большой энергией могут с определённой вероятностью проникать через потенциальный барьер — теперь это явление называют «туннельным эффектом».
Заграничная стажировка продолжается три с небольшим года. В 1931 году Георгий Гамов возвращается в Ленинград, работает в Радиевом институте под руководством великого Вернадского. Тот выдвигает перспективного сотрудника в членкоры Академии наук СССР. Вернадский в своей характеристике подчёркивал: теоретические изыскания этого молодого учёного «сейчас находятся в центре внимания мировой научной мысли». Через год 29-летний Гамов уже избран членом-корреспондентом Академии.
Тем временем другие деятели перекрыли Гамову возможность свободного выезда на научные конференции за рубеж, а его научные доклады за него там озвучивали совсем другие. Лишь благодаря ходатайству перед Молотовым французского физика, коммуниста Поля Ланжевена Георгий Гамов оказывается в Брюсселе, потом — в Париже, где работает с Пьером и Марией Кюри.
Там его находят представители Мичиганского университета. И Гамов решает, что свою научную деятельность ему правильнее продолжать вне пределов Советской России. Этим поступком он начисто перекрывает доступ за границу многим своим советским коллегам — в том числе и Петру Капице: они становятся невыездными. Хотя самого Гамова, между прочим, не исключали из рядов Академии наук вплоть до 1938 года.
Отечественные биографы учёного отдают ему должное уже хотя бы в том, что «его отзывы о советских коллегах были всегда безупречно корректны. В его книгах и статьях, лекциях и выступлениях не найти ни малейших попыток бросить тень на страну, которую он оставил навсегда».
Американцы не подпускали Гамова к своим секретным проектам ещё 15 лет. В это время он преподавал в разных университетах. Но в 1948 году ему таки довелось работать в команде звёздных учёных над водородной бомбой.
А за плечами была уже и первая непротиворечивая теория эволюции звёзд, теория образования химических элементов путём последовательного нейтронного захвата, наконец, теория Большого взрыва… В рамках этой концепции учёный высказал идею о существовании реликтового излучения и предсказал его свойства. Через 30 лет американские коллеги Гамова подтвердят его выводы и получат за это Нобелевскую премию.
Пионерские работы Гамова начала 1950-х годов по расшифровке генетического кода в то время, как советская генетика находилась в лысенковском загоне, помогли совсем другим иностранным учёным получить ещё одну Нобелевскую премию — в 1968 году. Как раз за расшифровку гена. Скоропостижная смерть «Джорджа» Г амова помешала ему насладиться триумфом своих идей.
В 1990 году Академия наук восстановила ученого в своих рядах — посмертно. С большим опозданием к отечественному читателю приходят и его научно-популярные труды: «Создание Вселенной», «Звезда, названная Солнцем», «Квантовая механика», «Биография физики», «Мистер Томкинс в стране чудес», «Мистер Томкинс исследует атом» и многие другие. Можно сказать, что для любознательной и читающей Америки Джордж Гамов стал чем-то вроде нашего Якова Исидоровича Перельмана, основоположника и классика занимательных наук, кстати, и автора понятия «научно-фантастический».
Жаль только, что и вклад Гамова в большую науку и в её блестящую популяризацию добрался до России так не скоро.
Физика на хозрасчёте по Будкеру
Скажу несколько слов о выдающемся советском учёном, основателе и директоре Института ядерной физики Сибирского отделения Академии наук Г ерше Ицковиче Будкере. Вернее, лишь об одном эпизоде его жизни, доказавшем: фундаментальная наука не просто требует вложений, но и окупает себя.
«Когда придумываешь что-то сам, высок шанс ничего не придумать. Но когда живешь чужим умом, уж точно ничего не придумаешь, — говорил прославленный академик и добавлял: — Иногда полезнее ке знать, что сделано до тебя, чтобы не сбиться на проторенный путь».
Мало кто знает, что в 1941 году будущий учёный, окончивший физический факультет МГУ, ушёл добровольцем на фронт, хотя имел в кармане бронь в качестве специалиста важного оборонного предприятия. Ещё в годы войны Герш Будкер придумал устройство, позволившее зениткам эффективнее бить по самолётам противника. Это имело большое значение для ПВО крупных городов и промышленных центров. Тогда-то молодого изобретателя заметили. И Курчатов взял Будкера в свою лабораторию номер два — впоследствии Институт атомной энергии, занимавшийся не только «мирным» атомом. Кстати, за участие в ядерном проекте молодой учёный отмечен Сталинской премией.
Академик РАН Евгений Велихов вспоминает, как великий Курчатов всячески поощрял свободный поиск. По его словам, «из странных на первый взгляд исследований потом вырастали целые направления промышленности. Увы, — сетует Велихов, — к свободному творчеству в России всегда относились с подозрением. Конечно, были периоды оттепелей, но кратковременные, бюрократия быстро устанавливала жёсткий контроль. Поэтому человек в нашем обществе не привык сам ставить перед собой задачу, определять приоритеты, действовать и доводить идеи до результата. Эдисон не получал указаний, что создавать, шёл на свой страх и риск. В нашей стране таким человеком был академик Будкер: из него идеи били фонтаном, а Курчатов создавал особые условия для его работы».
«Аппарат привык группироваться вокруг начальника, чтобы остальные наблюдали только его, аппарата, филейную часть», — острил Г ерш Будкер. Сам он, разумеется, был учёный до мозга костей, учёный от Бога и никогда ни к какому аппарату не принадлежал.
«Однажды мне было поручено обеспечить регулирование будущего термоядерного реактора, чтобы тот не очень „разогнался“ и не вышел из-под контроля. Сейчас это поручение напоминает историю о том, как некто хотел изобрести вечный двигатель и взял патент на то, чтобы тот не разогнался до бесконечных скоростей…» — шутил Будкер спустя много лет.
Как свидетельствуют ученики академика, он предложил свой собственный подход к проблеме термояда, придумал «магнитные пробки» — открытые ловушки для удержания плазмы. И стал родоначальником нового научного направления. Всех, кто занимался этой проблемой, восхитила смелость выдвинутых им идей. Позже, когда работы по термояду рассекретили, стало известно: американский физик Роберт Пост тоже предложил аналогичную систему удержания плазмы — одновременно с Будкером. Впоследствии её стали называть «ловушкой Будкера — Поста».
В 1957 году он сразу же принял предложение И.В. Курчатова организовать в Сибири новый ядерный институт — хотел сбросить груз обветшалых традиций и стереотипов, начать новое большое дело вдали от столичного начальства. Через десять лет будкеровский коллектив — молодые сибирские физики — первыми в мире начали изучать взаимодействие вещества и «антивещества» на ускорителях со встречными пучками. В те времена задача казалась абсолютно неосуществимой.
«Автором идеологической основы первого в мире адронного коллайдера — получения сверхвысоких энергий на встречных пучках — был академик Будкер, первый директор Сибирского института ядерной физики», — вспоминает нобелевский лауреат Жорес Алфёров.
«Слова „невозможно“, — пишет вдова академика, — для него не существовало. Чем труднее была задача, тем больше она его увлекала. Решения, которые он находил, были оригинальными, неожиданными, простыми и эффективными. И не только в физике, но и в области человеческих отношений… Кому могло прийти в голову поручить Институту ядерной физики Сибирского отделения АН СССР защищать зерно от вредителей? Искать новые способы бомбардировки раковых клеток? Работать над проблемой обеззараживания сточных вод? Никто не поручал. Будкер и его молодой коллектив взялись за это сами».
У института было собственное мощное производство ускорителей и около тысячи высококвалифицированных рабочих. Отношения с ними — особая глава яркой жизни академика Будкера. На собрания, где выступал директор, ходили толпами, в зале чуть ли не на люстрах висели. Он говорил ясно и точно, не уставал объяснять: вы работаете для высокой науки, вы тоже делаете её историю. Рисовал перспективы — не только производственные, но и перспективы для детей, внуков. Слова его никогда не бывали казенными, тусклыми.
