Ребекка Склут - Бессмертная жизнь Генриетты Лакс
С клинической точки зрения миссис Лакс никогда не отличалась хорошим здоровьем… Как говорил Чарлз Диккенс в «Повести о двух городах»: «Это было самое прекрасное время, это было самое злосчастное время». Однако для науки оно было наилучшим, ибо эта крайне необычная опухоль дала начало линии клеток HeLa… Для миссис Лакс и ее семьи, которая осталась в этом мире, то были наихудшие времена. Научный прогресс, и, несомненно, прогресс любого рода зачастую достигается дорогой ценой, пример которой — жертва, принесенная Генриеттой Лакс.
Патилло достал номер телефона Деборы через своего друга — врача из больницы Хопкинса — и позвонил ей. Услышав о его планах в отношении конференции и официального появления Дня Генриетты Лакс, она пришла в восторг: наконец-то ученые почтят ее мать. Вскоре семья Лакс — Дэй, Сонни, Лоуренс, Дебора, Бобетта, Захария и внук Деборы Дэвон набились в автофургон-кемпер, арендованный для них Патилло, и отправились в Атланту. Вслед за ними поехала и съемочная группа ВВС.
По пути на автозаправке Дебора улыбалась в камеру и объясняла, почему они направляются в Морхаус: «Там будет много врачей, будут обсуждать разные темы и области науки, — сказала она. — А еще они собираются выдать моим брату и отцу и мне почетные значки в честь нашей матери. Уверена, что это будет великое событие».
Так и случилось. Впервые с Лаксами обращались как со знаменитостями: они остановились в отеле, и люди просили у них автографы. Однако возникли и некоторые проблемы. Из-за возбужденной обстановки при подготовке к церемонии у Сонни резко подскочило давление, и в итоге он очутился в больнице и почти полностью пропустил мероприятие. Захария опустошил мини-бар в своем номере, и затем повторил это в номерах отца и Деборы. Он принялся громко кричать и кидаться программами, когда обнаружил, что в них он был назван Джозефом Лаксом, а Генриетта — женщиной, «безвозмездно пожертвовавшей» клетки HeLa.
Дебора изо всех сил старалась не обращать на все это внимания. Выйдя на сцену, она так нервничала, что подиум шатался, когда она шла по нему. На протяжении нескольких недель она боялась, что в аудитории может находиться похититель — ученый, который захочет забрать ее, чтобы исследовать ее тело, или чтобы заставить ее семью не создавать проблемы. Однако Патилло заверял ее, что она в безопасности.
«Извините меня, если я неправильно произношу слова, — повторяла она каждому участнику конференции, — но у меня проблемы, и еще меня неправильно учили в школе. Я даже не могла позволить себе слуховой аппарат, пока не выросла. Но я этого не стыжусь».
Подбадриваемая стоявшим рядом Патилло, Дебора откашлялась и начала свою речь:
Когда мне позвонил доктор Патилло, все стало реальным. Долгие годы это казалось мечтой. Не знаю, что происходило все эти годы. Даже не знаю, как об этом говорить. Неужели все это про нашу мать — правда? Не знаю, к кому пойти за разъяснениями. Медикам всегда не до того.
Затем, почти без паузы, она обратилась к своей матери:
Мама, мы без тебя скучаем… Я думаю о тебе постоянно. Хотелось бы увидеть тебя и обнять, как ты — я знаю — обнимала меня. Отец говорил, что на смертном одре ты наказала ему заботиться о Деборе. Спасибо, мам, когда-нибудь мы с тобой опять увидимся. Мы читаем, что можем, и стараемся понять. Я часто думаю, как могла бы сложиться жизнь, если бы Господь оставил тебя здесь со мной… Глубоко в душе я храню все, что знаю о тебе, потому что я — часть тебя, а ты — часть меня. Мы тебя любим, мама.
Казалось, для Лаксов настали лучшие времена и что Генриетта наконец-то получит признание, на которое так надеялась Дебора. Вскоре сотрудники ВВС приехали на Станцию Тернер и принялись расспрашивать местных жителей об их жизни в 1940-х и 1950-х годах. Известие об их приезде, как и всякие прочие новости Станции Тернер, быстро достигло дверей бакалейного магазина Спид. Так Кортни Спид впервые узнала историю Генриетты Лакс. По счастливой случайности, она вместе с несколькими другими женщинами недавно основала Комитет по наследию Станции Тернер. Они организовывали мероприятия, чтобы привлечь внимание к черным людям со Станции Тернер, принесшим пользу миру, это были бывший конгрессмен, ставший президентом Национальной ассоциации содействия прогрессу цветного населения (NAACP), один астронавт, а также человек, выигравший несколько премий «Эмми» за озвучивание роли Элмо в телешоу «Улица Сезам».
Узнав о Генриетте и клетках HeLa, Спид и Барбара Уич — социолог из Государственного университета Моргана — загорелись энтузиазмом. Они писали письма в конгресс и в мэрию с требованием признать вклад Генриетты в науку. Они также связались с Терри Шеррером — куратором Национального Смитсоновского музея американской истории, который пригласил семью Лакс на небольшое мероприятие в музее. В музее Дэй восхищался старым фермерским инвентарем и настаивал, что хочет увидеть клетки своей жены. (Где-то в хранилище музея существовала колба с HeLa — субстанцией темной, как грязный пруд, однако в экспозиции ее не было.) Люди подходили к Деборе со слезами на глазах и рассказывали, что клетки ее матери помогли им справиться с раком. Дебора была потрясена. Услышав, как один из исследователей говорил о клонировании, она спросила Шеррера, можно ли ДНК клеток HeLa поместить в яйцеклетки Деборы, чтобы вернуть ее мать к жизни. Шеррер ответил «нет».
По окончании мероприятия Шеррер написал Уич письмо, в котором предложил ей и Спид подумать насчет основания музея здравоохранения афроамериканцев на Станции Тернер, дабы увековечить Генриетту. Вскоре женщины основали «Фонд Музея истории здравоохранения имени Генриетты Лакс инкорпорейтед», а миссис Спид стала его президентом. Планировалось провести мероприятия с участием двойников Генриетты Лакс — нескольких жительниц Станции Тернер с прическами, как у Генриетты, и надевших костюмы типа того, что был на ней на ее «канонической» фотографии. Чтобы как можно больше людей узнало о том, какой вклад внесла Генриетта, Спид на свои деньги заказала и раздала футболки с Генриеттой Лакс, а еще кто-то выпустил такие же ручки. В местных газетах писали об их планах создания музея за 7 миллионов долларов, и тогда Спид и Уич открыли банковский счет фонда Генриетты Лакс, указали его ИНН и стали пытаться собрать как можно больше денег и информации для музея. Одной из их первых целей было достать восковую статую Генриетты в натуральную величину.
Дебору не назначили членом фонда или его правления, однако Спид и Уич время от времени звонили ей с предложениями выступить на разных праздниках в честь ее матери, — то под небольшим навесом возле магазина Спид, то в близлежащей церкви. Наконец, кто-то предложил Деборе пожертвовать для музея Библию Генриетты и спрятанные между ее страницами локоны волос Эльси и ее матери. Говорили, что это в целях безопасности — на случай, если в доме Деборы вдруг случится пожар. Услышав такое предложение, Дебора побежала домой и спрятала Библию Генриетты, сказав своему мужу: «Это единственное, что у меня осталось от матери, а они хотят забрать!»
Обнаружив, что Спид и Уич основали фонд и открыли банковский счет имени ее матери, Дебора рассвирепела. «Нашей семье не нужен музей, и нам точно не нужна восковая Генриетта, — заявила она. — Если кто и должен собирать на что-то деньги, так это дети Генриетты на то, чтобы пойти к врачу».
Дебора согласилась помочь проекту создания музея только после того, как выяснилось, что Спид и Уич могут наткнуться на информацию о Генриетте. Они втроем расклеивали рукописные объявления в бакалейном магазине Спид и по Станции Тернер с вопросами: «Кто знает ее любимый церковный гимн? Кто знает, какую цитату из Библии она любила больше всего? Кто знает ее любимый цвет? Кто знает ее любимую игру?» Первые два вопроса придумала Спид, два последних — Дебора.
Как-то раз Спид и Уич пригласили бывшую ассистентку Гая — Мэри Кубичек — на мероприятие в подвале баптистской церкви «Новый Силом» на Станции Тернер, чтобы она рассказала о том, как выращивала клетки HeLa. Мэри стояла перед аудиторией на маленькой сцене, закутанная в шарфы, она нервничала и плохо видела, а дальние родственники Лаксов и местные жители, не являвшиеся родственниками Генриетты, выкрикивали из зала вопросы, желая узнать, кто нажил деньги на клетках, и запатентовал ли их Гай.
«О, нет, — отвечала Мэри, переминаясь с ноги на ногу. — Нет, нет, нет… тогда невозможно было патентовать клетки». Она пояснила, что в пятидесятых годах никто и представить себе не мог, что когда-нибудь такие вещи будут возможны. По ее словам, Гай раздавал клетки бесплатно, на благо науки.
По залу прошел недовольный ропот, и напряжение росло. Одна женщина встала и сказала: «Эти клетки вылечили меня от рака. Будь у меня клетки, которые могли бы помочь кому-нибудь, как ее клетки помогли мне, я бы сказала: Бери!» Другая женщина заявила, что она по-прежнему убеждена, что Гай запатентовал клетки, и затем крикнула: «Надеюсь, в будущем это смогут исправить!» Взволнованная Дебора суетливо бегала по залу и говорила всем, что это ее мать вылечила рак и что всем следует успокоиться. Затем она попросила Мэри рассказать, как во время вскрытия та увидела покрашенные красным лаком ногти на ногах Генриетты — об этом Дебора прочла в книге Голда. Мэри так и сделала, и в зале повисла тишина.
