Дэвид Берлински - Искушение астрологией, или предсказание как искусство
Лилли, должно быть, обладал удивительной способностью, характерной для великих астрологов и врачей, — видеть за многословными увертками скрытые намерения человека. Обычно он слушал клиента лишь несколько минут. Задавал пару-тройку вопросов, требуя по возможности точные дату и место рождения. Потом быстро записывал фамилию клиента и его проблему в подобие медицинской карты. И все.
Тем же вечером он набрасывал таблицу, изучал ее, чтобы вникнуть в смысл, и формулировал выводы.
Такие краткие, нередко поспешные консультации продолжались весь день. За год Лилли составлял около трех тысяч таблиц. Его репутация росла и крепла. Его считали астрологом выдающейся точности. Время от времени он помогал и самому себе, например найти пропавшую рыбу вместе с укравшим ее человеком, с помощью событийной таблицы [158].
Его высоко ценили. У нас нет оснований для сомнений в правдивости рассказов о нем, впрочем, нет и объяснений излагаемых там фактов, кроме как того, что Уильям Лилли был действительно необыкновенно успешным астрологом.
Когда пришла чума, Уильям Лилли удалился из Лондона и поселился в Хершеме. Со временем он стал церковным старостой в Волтоне-на-Темзе. Исаак Ньютон переехал из Кембриджа к матери в поместье Вулсторп. В отличие от Лилли, который к тому моменту уже приобрел авторитет и известность, Ньютона еще никто не знал. Он был одиноким, хмурым, задумчивым юношей с выдающимися математическими способностями. За следующие пятнадцать месяцев он открыл интегральное и дифференциальное исчисления, доказал и расширил свой бином, бесподобно работал с бесконечными рядами чисел и впервые выдвинул потрясающую гипотезу о том, что «сила гравитации может распространяться до орбиты Луны». Не спросив ничьего разрешения, Ньютон открыл дверь в европейскую науку, вошел в ее роскошные залы и за следующие несколько лет стал их полноправным хозяином.
Николай Коперник, Тихо Браге, Иоганн Кеплер и Галилео Галилей к первой четверти XVII века завершили пересмотр древней и крепкой, как скала, Птолемеевой системы. Легенда гласит, что они заметили то, что в течение полутора тысяч лет все игнорировали, а именно: Земля — не центр Солнечной системы. Но эта легенда побита молью более остальных. Идея прогресса опровергается фактами почти на каждом шагу.
Начать с того, что системы Птолемея и Коперника — это экспериментальные эквиваленты приближения первого порядка. Если астрономия Коперника сделала большой скачок в течение шестидесяти лет после его смерти, не отстала от нее и Птолемеева. Сфера Гуаптеруса Арсениуса представляет собой трехмерную модель Птолемеевой Вселенной. Этот сложный научный прибор из полированной и кованой меди и латуни — настоящий шедевр, произведение искусства, сравнимое с творениями мастеров Высокого Возрождения. Его сферы вращаются на нескольких отдельных осях, и каждое движение точно откалибровано, чтобы астрономы, ведущие наблюдения, могли с их помощью рассчитывать эксцентрики и эклиптики.
Разумеется, сфера Арсениуса открывает то, что предполагал Кеплер. Система Коперника на самом деле проще. Но одно дело — простота, и совсем другое — точность. Птолемеева система мира по точности не уступала Коперниковой. На практике ее можно использовать и сегодня для предсказания затмений, отслеживания фаз Луны, расчета планетарных орбит или отправки человека или корабля в космос и удержания его на геоцентрической орбите.
Во-вторых, Птолемееву и Коперникову системы можно грубо сравнить по вычислительной сложности. Птолемеева астрономия требовала эпициклов и специальных устройств. Но того же требовала — и требует — Коперникова астрономия. Радикальная простота, присущая гелиоцентрическому взгляду, не могла бы возникнуть до тех пор, пока Ньютон не продемонстрировал, что Кеплеровы законы движения планет можно ужать до размеров математической булавочной головки.
И наконец, в-третьих. Система Коперника с физической точки зрения противоречива. Она не способна объяснить то, что вращение Земли не наблюдается на ней самой, предметы не уплывают с нее в космос, как это произошло бы, окажись они на краю крутящейся карусели. Именно Ньютон предложил верное объяснение этим странностям в гелиоцентрической системе, обращаясь не только к своим непосредственным предшественникам, но также к Аристотелю и другим мыслителям Античности.
Летом 1684 года астроном Эдмонд Галлей отправился в Кембридж, чтобы обсудить кое-какие вопросы с Исааком Ньютоном. Математик Абрахам де Муавр оставил широко известное описание их беседы [159]:
В 1684 году доктор Галлей прибыл к нему (Ньютону) в Кембридж. Проведя с ним какое-то время, доктор спросил, какой, по его мнению, будет кривая, описанная планетами, если предположить, что сила притяжения к Солнцу обратно пропорциональна квадрату расстояния до него. Сэр Исаак ответил незамедлительно, что это будет эллипс, доктор (Галлей), пораженный и обрадованный, спросил, откуда он знает; как же, ответил он, я это рассчитал.
Уильям Лилли умер первый раз — утром 9 июня 1681 года. А второй раз — в ту секунду, когда были произнесены эти слова. А с ним ушла в небытие и астрологическая традиция как живая сила разума. Тут я должен сказать, что это суждение никоим образом не одобряется историками. Но факт остается фактом: до рождения Ньютона Лондон кишел астрологами, после его смерти — опустел. Возможно, этого мало, чтобы убедительно говорить о влиянии Ньютона на астрологию, но достаточно, чтобы заронить такое подозрение. То, что Ньютон поведал Галлею, открыло новый метод мышления, да такой силы, что он мог стереть с лица земли любой встречный поток, включая астрологию и астрологов.
Тогда этого никто не понимал. Мы это понимаем сегодня. Вот так с грустью и задумаешься: а вдруг аналогичная драма мысли разворачивается сейчас перед нашими глазами, а мы и не подозреваем?
Исаак Ньютон опубликовал Philosophiae Naturalis Principia Mathematica («Математические начала натуральной философии») в 1687 году. Книга принесла ему известность не только в Англии, но и во всей Европе и обеспечила высочайшую репутацию на все времена.
Principia уходит корнями в те мысленные эксперименты, которые Ньютон проделывал за двадцать пять лет до этого. История этих экспериментов теперь вошла в обширную мифологию западной науки. Уильям Стьюкли, биограф Ньютона, дает такое описание открытия Ньютона:
Среди прочих разговоров сказал он мне, что был в такой же ситуации, как ранее, когда понятие гравитации пришло ему в голову. Случилось это из-за падения яблока, когда он сидел в задумчивости. Отчего яблоко всегда опускается перпендикулярно земле, подумал он. Отчего не упадет вбок или вверх, а только по направлению к центру Земли? [160]
Но яблоки-то валились на землю с незапамятных времен, причем все до единого — по направлению к центру Земли. Зачем это объяснять? Захочется яблоку упасть — непременно упадет вниз, таков уж его удел. Но то, куда оно упадет, не объясняет, почему именно туда, а не куда-то еще, а также почему яблоки падают на землю по прямой, а не по спирали или под тупым углом. Как только эти вопросы были заданы и восприняты как вопросы, они тут же показались Ньютону случайными, как когда-то показался случайным Иоганну Кеплеру другой вопрос: почему планет именно шесть и не больше?
Мы представляем, отчего яблоки падают вниз, гораздо лучше людей, родившихся до 1687 года, и даже лучше Уильяма Лилли. Яблоки падают вниз, потому что ими управляет сила гравитации. Управляет — то есть яблоки ведут себя в соответствии с математическим утверждением, связывающим их массу, ускорение и действующую на них силу. Их падение управляется соотношением этих величин. Закон всемирного тяготения Ньютона обуздал несогласованные понятия. Но и близко не подойдя к тому, чтобы сделать неизвестное известным, он служит лишь для того, чтобы сделать случайное обязательным.
Главная часть ньютоновского шедевра озаглавлена «Система мира». Это название много говорит о масштабности его мысли. Система мира подчиняется закону всемирного тяготения. Все материальные объекты, утверждает Ньютон, находятся они на поверхности Земли или в самых отдаленных уголках Вселенной, притягиваются друг к другу силой, пропорциональной их массе и обратно пропорциональной квадрату расстояния между ними. Это количественный, фундаментальный закон; величины, входящие в него, выражаются в единицах массы, расстояния и времени. Кроме того, этот закон универсален. Зона его действия — весь космос. Древние астрологи писали, что «небеса и земля образуют единство». Ньютон первый показал, что это на самом деле так. В математическом доказательстве, которое и сегодня кажется шедевром сложного и глубокого рассуждения, Ньютон продемонстрировал, что может вывести три закона Кеплера о движении планет из одного-единственного предположения, что планеты вращаются на своих орбитах под действием сил тяготения. Более того, он смог продемонстрировать и обратное. Ничего подобного в западной науке дотоле не случалось. Впрочем, не случалось и после.
