Как Париж стал Парижем. История создания самого притягательного города в мире - Дежан Джоан
Вот две фразы, принадлежащие первому министру Людовика XIV, Жану Батисту Кольберу, которые служат тому доказательством. Обе написаны в 1699 году. Первая завершает список основных строительных проектов: «великолепие и роскошь повсюду». Вторую можно назвать девизом периода правления Людовика XIV: «Та власть, что делает все без масштаба и размаха, – не власть».
Количество построек, возведенных при Генрихе IV, нельзя и сравнить с крупным строительством, развернувшимся в последние десятилетия XVII века. Левый берег, Правый берег, центр города и его окраины, дворцы (даже такие культовые, как Лувр) были отстроены заново, районы перекроены на новый лад или созданы из ничего. Эта гравюра 1677 года, изображающая реконструкцию фасада Лувра, помогает представить себе ту атмосферу, что царила на улицах французской столицы: глобальная перестройка. В то время невозможно было пройти и пятнадцать минут, чтобы не наткнуться на очередное напоминание: Париж развивается бешеными темпами, торопливо стряхивая с себя прошлое.
И Людовик XIV вникал во все свои проекты вплоть до малейших деталей. В мае 1672 года в письме к королю Кольбер интересуется, не утомляет ли он монарха многочисленными подробностями. Ответ Людовика был категоричным: «Я желаю знать все обо всем».
В Лондоне, после Великого пожара 1666 года, тоже создавались планы по глобальной реконструкции города; один из них был предложен Кристофером Реном. Все они были представлены на рассмотрение Карлу II. Однако домовладельцы, обеспокоенные возможным повышением налогов и нарушением своих прав, стали спешно восстанавливать свою сгоревшую собственность, и все мысли о большой перестройке пришлось оставить. В Париже объединенные усилия решительного и целеустремленного монарха и не менее целеустремленных городских властей привели к тому, что столица Франции стала первым городом в современной истории, который не вырос стихийно из деревни, а был возведен по законам логики. В новом Париже царствовали прямые линии и правильные углы. Он послужил образцом для многих будущих городов – сначала в Европе, а затем по всему миру. В 1698 году гость из Англии заметил: «Улицы [Парижа] настолько чистые, ровные и в одном стиле, что можно вообразить себя скорее в какой-нибудь итальянской опере… чем в настоящем городе».
Из всех общественных проектов того времени один послужил олицетворением настоящей перемены в сознании общества. Приведем слова Николя Деламара, 1705 год: «До сих пор каждый правитель, имевший власть над Парижем, возводил укрепления для защиты города от нападения». Но благодаря успехам Людовика XIV на поле брани, объясняет Деламар, «столице стало нечего бояться и укрепления были больше не нужны». Людовик XIV снес фортификационные сооружения и устроил вместо них великолепную, обсаженную деревьями аллею для прогулок, опоясывающую город. Так появились первые парижские бульвары.
Таким образом, «король-солнце» стал первым монархом, который отреагировал на новый стиль ведения войны и обороны государства: начиная с XVII века страны Европы начали делать акцент не на защите каждого города в отдельности, но на укреплении границ государства в целом. Людовик XIV заменил архитектуру параноидальных страхов на архитектуру открытости и сделал Париж первым открытым городом в современной ему Европе. Это был ключевой момент в превращении окруженного стеной поселения в современный городской пейзаж.
Кроме того, бульвары можно с полным правом назвать еще и самым масштабным общественным проектом за всю историю Парижа – он был завершен лишь преемником Людовика XIV в 1760-х годах, – а также и самым дорогим. Об этом часто забывают критики Людовика XIV, утверждающие, будто он не жалел денег только на Версаль. Как и многие другие проекты, «бастион», как назвал его сам монарх, финансировался совместно из городской и государственной казны.
Заслуги в преобразовании города принадлежат не только монарху, но и министрам, воплощавшим королевские повеления в жизнь: Максимильену де Бетюну, герцогу Сюлли при Генрихе IV, Арману Жану дю Плесси, кардиналу Ришелье при Людовике XIII и Жану Батисту Кольберу, а позднее Франсуа-Мишелю Летелье, маркизу де Лувуа при Людовике XIV. Однако для того, чтобы идеи стали реальностью, требовалось не только сотрудничество значимых горожан, но и значительные средства из городского бюджета.
Крупные строительные площадки встречались на каждом шагу. На гравюре Себастьена Леклерка показана реконструкция Лувра в 1670-х годах
В те два периода истории Парижа, когда он развивался наиболее активно, Prévôt des marchands, провостом, или главным представителем торговцев Парижа, то есть фактически городским головой, являлись решительные, работоспособные люди: Франсуа Мирон (1604–1609) при Генрихе IV и Клод Ле Пелетье (1668–1676) при Людовике XIV. И тот и другой прекрасно ладили со своим королем. В 1667 году появилось еще одно лицо, сыгравшее важнейшую роль в становлении Парижа, – Николя де Ла Рени, первый глава полиции этого города, в учрежденной Людовиком XIV должности «генерал-лейтенант». У Ла Рени был очень широкий круг обязанностей: в его ведении находилось и уличное освещение, и уборка улиц, и борьба с преступностью, и транспортные проблемы. Фактически он занимался всеми вопросами, которыми занимается в наши дни мэр. Таким образом, быстро развивающийся город получил и более современное управление.
Однако далеко не все парижские стройки финансировались из казны. Финансовая система, которая досталась Генриху IV, была примерно в том же плачевном состоянии, что и его столица. Монарх не сумел бы достичь столь впечатляющих результатов за такой короткий срок, не обратись он к помощи частных инвесторов; и двое его последователей поступили точно так же. Многие из достопримечательностей Парижа – например, площадь Вогезов, остров Сен-Луи или Вандомская площадь – были задуманы тем или иным из королей и получили его благословение, но стали реальностью благодаря финансистам и застройщикам, которые вложили в эти проекты свои средства с целью получить прибыль.
Спекуляции с парижской землей в XVII веке являлись одновременно и причиной, и признаком его невероятно быстрого роста. Дельцы скупали пустыри, добавляли некоторую инфраструктуру и, в сотрудничестве с архитекторами, которые и сами были дельцами не хуже, застраивали участки, в надежде выгодно их перепродать. Некоторым действительно удалось нажить себе на этом состояние, в то время как другие потеряли все, что имели. На удивление многие из тех, кто сумел разбогатеть, были весьма скромного происхождения – например, начинали в качестве продавца в магазине. Свое новообретенное богатство эти люди использовали для того, чтобы завладеть наконец всеми атрибутами красивой жизни, которые раньше были доступны только знати: роскошными каретами, великолепными особняками – порой лучшими, чем у самых высокородных аристократов, и т. д.
Их истории очень показательны, поскольку выявляют еще одну символическую черту нового Парижа – выставленное напоказ богатство крупного финансового центра. Глядя на них, парижане постепенно начинали понимать, что вековой общественный уклад вполне можно изменить – с помощью денег. Низкорожденные магнаты и хозяева вселенной, селившиеся в лучших особняках на площади Вогезов, острове Сен-Луи и Вандомской площади, служили наглядным примером: в городе, где подул ветер перемен, человек больше не был прикован к собственному прошлому. Все можно начать сначала, создать себя заново. В этом современном городе можно притвориться кем или чем угодно – были бы только средства.
Внешний облик города изменился и в социальном смысле. В 1600 году в Париже было не много мест, где могли бы столкнуться люди из разных слоев общества. Но в ходе XVII века горожанам стало куда пойти и на что посмотреть. Новые достопримечательности заставили парижан выйти из своих домов, покинуть свои районы и воочию убедиться в том, как вырос и изменился город. В пестрой толпе они мог ли оказаться плечом к плечу с теми, с кем жизнь никак не могла свести их раньше.
