Инна Соболева - Принцессы немецкие – судьбы русские
В первый раз Мария Федоровна вынуждена была прибегнуть к помощи фаворитки, когда Павел отказался явиться на свадьбу своего старшего сына. Она умоляла его не бросать вызов Екатерине, не оскорблять новобрачных, не подвергать семью вполне вероятной опале. Он был непреклонен. И она бросилась к Нелидовой. Той понадобилось несколько минут, чтобы убедить Павла поехать на свадьбу. С тех пор так и повелось: в неразрешимых ситуациях Мария Федоровна обращалась к Екатерине Ивановне. Та всегда помогала.
После восшествия Павла на престол произошло неожиданное: супруга и фаворитка императора не просто примирились, но заключили союз. Обе они, каждая по-своему, любили Павла и пытались защитить его от него самого: жестокие причуды, нелепые распоряжения, капризы императора каждый день множили число его врагов. Обе старались успокоить государя, умерить проявления его гнева.
Сдерживать, смягчать, добиваться помилований и милостей – вот в чем состояла главная забота фаворитки в это время. Заступничество Нелидовой облегчило участь княгини Екатерины Романовны Дашковой, спасло от наказания адмирала Александра Семеновича Шишкова, да и многих других придворных, навлекших на себя неудержимый и в большинстве случаев немотивированный гнев Павла Петровича. Она одна решалась возражать против распоряжений императора, которые могли вызвать ненависть к нему не одного, пусть и влиятельного человека, а тысяч его подданных. Только ей удалось добиться отмены распоряжения о ликвидации самой почитаемой русскими военными награды, ордена Святого Георгия, который по причинам совершенно необъяснимым решил упразднить непредсказуемый Павел Петрович.
Великая княгиня Елизавета Алексеевна писала матери: «M-llе Нелидова – единственный человек, который может сколько-нибудь повлиять на государя; да она и властвует над ним всецело. И что же, императрица делает ей величайшие низости… И это человек, который должен заменять мне мать, к которому я обязана питать, как она того требует, слепое доверие и преданность!… Однажды зимой произошла ссора между императором и императрицей. Последняя отправилась после обеда, совсем одна, в Смольный монастырь, где живет Н… во всем параде – это было в праздник, – и просила ее оказать ей милость и помирить ее с мужем!… Надо видеть в таких случаях моего мужа, в какое негодование он приходит! „Какие глупости делает мама! – он говорит часто. – Она совсем не умеет себя держать“».
Мария Федоровна понимала, что демонстративная дружба с Нелидовой делает ее жалкой, смешной в глазах семьи и придворных. Но… цель оправдывает средства. Умная, наблюдательная графиня Варвара Николаевна Головина поняла природу этой на первый взгляд противоестественной дружбы: «Этим союзом с новой подругой императрица укрепила свое влияние, и обе они стали вмешиваться во все дела, во все назначения и поддерживали друг друга. Этот союз был для всех удивителен, пока не стало ясно, что он основывается на личном интересе: без Нелидовой императрица не могла рассчитывать на какое-либо влияние на своего супруга, что и было потом доказано. Точно так же Нелидова без императрицы, в стремлении своем соблюдать приличия, не могла играть при дворе той роли, которую желала, и нуждалась в расположении Марии Федоровны, бывшем как бы щитом для ее репутации».
Но век у этого союза оказался недолог. Когда казалось, что положение Марии Федоровны и Екатерины Ивановны при дворе как никогда прочно, появилась новая фаворитка. Старая возлюбленная была отставлена от двора, супруга подвергнута невиданным унижениям.
После гибели Павла Нелидовой было позволено вернуться в Петербург. Дружба двух женщин, так много значивших в жизни покойного, продолжалась до самой смерти вдовствующей императрицы. Екатерина Ивановна Нелидова пережила всех, с кем так прочно связала ее судьба. Жила, за неимением семьи, в Смольном институте. На лето, по приглашению Николая I, выезжала в Царское Село. Император трогательно заботился о бывшей фаворитке Павла Петровича, бывшей сопернице, а потом – ближайшей подруге матушки. Впрочем, у него на это были и особые причины. Но о них – в свое время (глава «Гений чистой красоты», Отступление о Варваре Аркадьевне Нелидовой).
Измены мужа мучают, унижают. Но их можно пережить. Беда в другом: ходят слухи, будто императрица собралась поменять наследника – сделать своим преемником Александра, отнять трон у Павла, а значит, и у нее, Марии Федоровны.
В общем, все зло от нее, от свекрови.
Она проживет в России 52 года (как и Екатерина), но русским языком (в отличие от Екатерины) так и не овладеет. Будет часто (как Екатерина) употреблять русские поговорки, но (в отличие от Екатерины) почти всегда невпопад. Екатерина была талантлива, Мария Федоровна – самоуверенна. У Екатерины – широта взглядов государственного деятеля. У Марии Федоровны – ограниченность разбогатевшей бюргерши. Но у обеих был твердый характер. Обе умели терпеть и ждать.
Двадцать лет Мария Федоровна ждала своего часа. Он наступил в ночь с 4 на 5 ноября 1796 года. Среди ночи Павел и Мария проснулись. Одновременно. Чудо! Им приснился один и тот же сон: неведомая сила поднимает их и возносит высоко в небо. После обеда в Гатчину прискакал граф Николай Зубов, брат фаворита императрицы. Павел испугался, что тот приехал его арестовать. Но Зубов сообщил: с Екатериной случился апоплексический удар. Павел Петрович с Марией Федоровной, не медля, поскакали в Петербург. В Зимнем дворце их встретили старшие сыновья. Оба, к удовольствию Павла, были в гатчинских мундирах. Всей семьей пошли в спальню умирающей императрицы…
Она еще лежала в агонии, когда сын начал разбирать ее бумаги. Свидетели вспоминали, что известный хитрец князь Безбородко, канцлер Российской империи, которому Екатерина вполне доверяла, молча указал Павлу на пакет, перевязанный лентой. Через мгновение пакет уже пылал в камине, огонь в котором разожгла еще сама Екатерина.
В пакете скорее всего было завещание в пользу любимого внука, Александра Павловича, и объяснительный манифест, подписанный двумя свидетелями, Суворовым и Румянцевым. Косвенное тому подтверждение – судьба обоих великих полководцев: немедленная опала Суворова и скоропостижная смерть фельдмаршала Румянцева в тот самый момент, когда ему сообщили о кончине Екатерины и воцарении Павла.
Все, что произошло с момента появления в Гатчине графа Зубова, достоверно, так как подкреплено свидетельствами многих людей. А вот общий сон… Рассказ об этом сне кочует по всем историческим источникам и уже давно воспринимается как достоверный факт. Мистическая окраска придает ему особую привлекательность в глазах потомков. Но… попробуем разобраться. Шел 1796 год. Только что родился Николай, которого Павел назвал гоф-фурьерским ублюдком. Близкие отношения между супругами едва ли возможны. Почему же они проснулись рядом? Это ведь не Екатерина и Петр Федорович, которым до рождения Павла по приказу Елизаветы Петровны приходилось каждую ночь (девять мучительных лет!) спать в одной постели. Может быть, Павел и Мария решили вернуть обществу образ идеальных супругов, какими на самом деле были когда-то? Зачем? Да для того, чтобы все поняли: время распутной самовластной царицы кончилось. Теперь на троне – законная добродетель.
Кроме того, Павел – мистик. А теория должна же хотя бы иногда подкрепляться делом. Сны, галлюцинации (которым он, по собственному признанию, был подвержен) – разве это не свидетельства мистической избранности?
Но Павел еще и мистификатор. Ввести людей в заблуждение, заставить, чтобы поверили придуманным им небылицам, – одно из любимых развлечений будущего императора. Допускаю, что он с удовольствием морочил головы окружающим и рассказами о ночной прогулке по набережной Невы с призраком Петра Великого (через века с абсолютной верой в их подлинность передаются слова призрака: «Бедный, бедный Павел!»); и о явлении архангела Михаила, повелевшего построить Михайловский замок; и наконец, этим общим сном, возвещавшим о близком восхождении на трон. Правда, в последнем случае нужно было соучастие Марии Федоровны. На нее он вполне мог положиться, ведь этот розыгрыш был и в ее интересах.
Они оба были последовательными мифотворцами. Павел творил миф о себе – избраннике таинственных сил, живущем по предначертанному свыше, наделенном сверхчеловеческим даром предвидения. Этот миф время от времени просто необходимо было поддерживать рассказами об очередном озарении. Впрочем, вполне допускаю, что я не права, что пророческие видения действительно имели место. А может быть, все дело в явной психической нестабильности сына Екатерины Великой?…
Что же касается Марии Федоровны, в том, что она всю жизнь творила миф об идеальной семье и, конечно же, об идеальной жене, матери, вдове, нет никаких сомнений. И если Павел Петрович думал о собственной репутации, то Мария Федоровна заботилась о репутации династии. И, надо признать, делала это весьма успешно. Чего стоит хотя бы ставшая знаменитой картина Г. Кюгельхена (иногда пишут Кюгельген. – И. С.) «Император Павел I с семьей». Современников она удивляла: знали, что царская семья практически распалась, что супружеская привязанность превратилась в открытую враждебность, что отношения отца со старшими сыновьями сводятся к страху, недоверию, болезненной подозрительности, и в это самое время на полотне появляется такая слащавая идиллия.
