Лев Минц - Блистательный Химьяр и плиссировка юбок
В 1556 году страна попала под власть испанской короны, после чего последовало вполне закономерное изгнание евреев: королем-то был тогда Филипп II, достойный продолжатель дела Фердинанда II Арагонского, очистившего от евреев метрополию. С какой стати ему было лишать себя этого маленького удовольствия и в Нидерландах? Заметим только, что изгнанные евреи принадлежали в основном к ашкеназскому званию.
Не будем гадать, были нидерландцы благодарны королю за изгнание евреев или нет. Достоверно известно одно: испанцев, католиков вообще и его величество лично они ненавидели всей душой. И потому с 1566 по 1609 год вели с испанцами упорную войну. В результате этой войны они добились независимости и признания испанцами своей протестантской веры. А последняя, между прочим, подразумевала личную ответственность каждого человека перед Богом. В том числе — в вопросах веры. Страна нуждалась в предприимчивых и — что очень важно! — заведомо антииспански настроенных людях. Иными словами, евреям вновь разрешили проживать в стране, и в нее стали прибывать изгнанники с Пиренеев, чьи звучные испанские фамилии и изысканный кастильский (и португальский) выговор, честно говоря, резали слух подуставших от всего этого нидерландских граждан.
Марраны же, привыкшие притворяться католиками и водить, по возможности, за нос Священную Инквизицию, стали по привычке основывать еврейские общины — да не простые, а тайные. А возводимые ими синагоги внешне подозрительно смахивали на католические костелы. Это им и в Испании не очень-то помогло, и в Португалии, а уж тут-то могли бы и сообразить, что ничего, кроме цорес (царатос — на еврейско-испанском и несчастья — по-русски), такая мимикрия не принесет. Но уж больно напуган был народ, чтобы взвесить все «за» и «против».
Помогли разобраться в ситуации добрые обыватели Нидерландов. Бросили клич: «Долой католиков!», и народ стал собираться на площади, где возводился предполагаемый костел. Намяли евреям бока основательно, но, убедившись в том, что ничего общего с католицизмом они не имеют, отпустили с миром. Но, что самое главное, даже мысли о погроме не возникало. В общем, хоть и с намятыми боками, но жизнь можно было начинать новую — совсем не похожую на то, что было за Пиренейскими горами.
Конечно, статус евреев долгое время оставался неопределенным, а каждый город имел свои правила на этот счет (причем нередко весьма разнообразные). Но, главное, не было инквизиции. Да и массы унизительных ограничений, как в соседней Германии или дореволюционной Франции (да и почти всюду). На большей части Голландии было разрешено исповедовать иудаизм, создавать общины, иметь те же имущественные права, что и христианские граждане.
Общую идиллическую картинку могло бы нарушить отсутствие политических прав, но… Просим не забывать, что на дворе стояли XVII–XVIII столетия и христианское государство защищало прежде всего христиан. Запрещены были и смешанные браки; положа руку на сердце — вот тут-то мнения властей предержащих и набожных евреев совершенно совпали.
Сефарды внесли в процветание Голландии весомый вклад: например, четверть кораблей Вест-Индской компании — столпа голландского процветания — принадлежала евреям. Они же создали и упрочили такие виды промышленности, как шелковая, сахарная, табачная и шоколадная. Амстердам стал мировым центром обработки алмазов. Этим делом и по сей день занимаются исключительно евреи. Вы, конечно, понимаете, что появились и крупные банкиры.
Медицина тоже стала преимущественно профессией еврейской. Одного из врачей-евреев изобразил великий Рембрандт, очень хорошо относившийся к евреям и закончивший дни свои в еврейском квартале.
Да и вообще взаимоотношения с окружающим населением (титульной, как сказали бы у нас, нацией) были хорошими.
Медленно, но верно завоевывала еврейская община Голландии свое место под скуповатым североморским солнцем. Профессия врача, естественно, преимущественно еврейской не стала (врач-еврей по-прежнему был обязан давать особую присягу, в которой обещал лечить христиан столь же добросовестно, как и евреев), но среди евреев стала достаточно заметной и уважаемой. До 1711 года фармацевт-еврей не мог продавать лекарства иноверцам — сказывалось, знаете ли, вековое недоверие. Но если он имел хотя бы одного помощника из числа христианин, остальные могли приобретать его товар, не опасаясь, что им подсунут яд.
Так было до тех пор, пока в сентябре 1796 года Национальное собрание Батавской республики (которой стала Голландия после французской оккупации, перед тем как трансформироваться в королевство, управляемое братом императора, Луи-Наполеоном) не приняло наконец закон о полной эмансипации евреев. Надо сказать, что население («титульная нация») отнеслось к этому весьма спокойно.
А вот евреи, напротив, восприняли его враждебно. Они эмансипации боялись.
Уточним: речь идет о верхушке сефардской общины. Ибо сефарды, об истории и успехах которых мы кратко и с должным уважением поведали, к тому времени давно уже не составляли большинства среди евреев в стране. Еще с Тридцатилетней войны (начавшейся в 1618 году), а особенно — со времен Хмельницкого (середина XVII века) в страну начали просачиваться ашкеназы. Видимо, слухи о спокойной стране, где не мешают жить, доходили аж до Белой Церкви и даже далее.
Кстати, о Хмельницком. К этой личности и на Украине-то по-разному относятся, а уж для евреев слово «Хмельницкис цайтн» имеет лишь одно значение: врагам чтоб нашим так было вполовину! Но все же (хоть и меньше всего, наверное, думая о «Холандыи») изменения в голландской жизни он произвел о-го-го какие!
Правительство страны прибывающим не препятствовало, но (закон превыше всего!) требовало, чтобы они подчинялись руководству еврейской общины страны. В этом, кстати, и заключался смысл религиозной автономии, включавшей права суда над членами общины и на цензуру печатных изданий. Ашкеназы говорили на другом языке, были почти поголовно бедны (чтоб не сказать, нищи) и совсем не могли похвастаться европейским образованием. И долгое время основными их занятиями были коробейничество, торговля скотом и служба в домах богатых сефардов в качестве слуг, грузчиков, приказчиков, портных, сапожников — в общем, все-чего-прикажете. Молились в разных синагогах, и отношения между группами долгое время оставались натянутыми.
Впрочем, как учит история, евреи (стиснув зубы и работая по семнадцать часов в сутки) всегда выбьются и займут свое место. И к концу XVII века ашкеназы заняли прочные ведущие позиции и в книгопечатании (причем не только как типографские разнорабочие), и в обработке алмазов (поначалу как квалифицированные шлифовщики, а потом — и как хозяева). К XVIII веку сефарды превратились в стране в незначительное меньшинство: ко времени Французской революции их было всего тысячи три против 27 тысяч ашкеназов. Но в глазах правительства страны и всего голландского общества еврейство страны представляла именно сефардская элита.
Когда французы свергли Оранскую династию и оккупировали страну, сефардские лидеры так и остались оранистами-монархистами. У появившихся же к тому времени образованных и богатых ашкеназов идеи Французской революции встретили горячий отклик. Но, честно говоря, даже среди них сторонники эмансипации были в меньшинстве. Потому что большинство оставалось очень бедным.
И очень верующим.
Главным же последствием происшедшего было то, что власти перестали глядеть на сефардов как на единственных представителей еврейства.
В 1848 году в Голландии было провозглашено отделение церкви от государства. Евреи — как и другие лояльные граждане — должны были выработать собственный общинный устав. Бедные власти! Они забыли, что имеют дело с племенем, которое три тысячи лет все никак не может договориться между собой! И сефарды с ашкеназами выполняли свой долг лояльных голландских граждан ни много ни мало, а целых двадцать два года. И в 1870 году появился не один, а два центра — сефардский и ашкеназский.
Но зато сторонникам «реформированного иудаизма» отпор они дали сообща…
Можно сказать, что до немецкой оккупации голландская еврейская община дожила довольно спокойно, хотя состав ее опять изменился. Всего в Голландии жило около 140 тысяч евреев — 130 с лишним тысяч из которых было ашкеназского происхождения, а 4 с небольшим тысячи — сефардского. Теперь же к ним добавились тысяч тридцать беженцев из уже оккупированных немцами стран — без гражданства, без документов и (с точки зрения традиционного европейского законодательства, считающего национальностью подданство) просто подозрительных: а кем еще следовало их считать, как не немцами, австрийцами или чехами, т. е. гражданами созданного нацистами Протектората Чехии и Моравии? Стоит ли удивляться тому, что голландское правительство этому совсем не радовалось. И так ждали удара в любой момент, а тут поди пойми — евреи-беженцы это или гитлеровские агенты? Но даже при этом голландские власти не повели себя так же хамски (давайте уж называть вещи своими именами!), как швейцарские. Тем более что уж Швейцарии-то никакая оккупация не угрожала. Правительство Голландии организовало лагерь для беженцев в Вестерборке, на самой границе с Германией; учитывая размеры страны, большой разницы между ним и лагерем, скажем, на французской границе не было. Ведала лагерем еврейская община, которая всячески пыталась помочь беженцам.
