Сергей Дмитриев - Грибоедов. Тайны смерти Вазир-Мухтара
Тронный зал шахского дворца в Тегеране. Старинный рисунок
Как видим, Грибоедов действовал в этом, как и в других подобных случаях, очень осторожно и в полном соответствии с упоминавшейся выше инструкцией, в которой отмечалось: "Если… невинный будет тесним и угрожаем казнию… то в таком случае вооружитесь всею торжественностию помянутого акта для чести русского имени и в защиту угнетаемого просителя". Грибоедов не мог без гарантий безопасности выдать Мирзу-Якуба, и в это же самое время он, как продолжал Мальцов, "прилагал неусыпное старание об освобождении находившихся в Тегеране пленных. Две женщины, пленные армянки, были приведены к нему от Аллах-Яр-хана, Грибоедов допросил их в моем присутствии, и когда они объявили желание ехать в свое отечество, то он оставил их в доме миссии, дабы потом отправить по принадлежности. Впрочем, это обстоятельство так маловажно, что об оном распространяться нечего. С персидским министерством об этих женщинах не было говорено ни слова, и только после убиения посланника начали о них толковать".
Последнее замечание особенно важно, ведь обвинения Грибоедова в том, что одной из причин разгрома миссии являлось некое осквернение и насильное отторжение от мусульманства женщин из гарема Аллаяр-хана, звучат в Персии, да и в России до сих пор. Как живуча может быть ложь, если она кому-то очень и очень выгодна.
ТЕГЕРАНСКИЙ РАЗГРОМДальше последовали события, которые, если их суммировать, прекрасно показывают, что в Тегеране случился не стихийный, бесконтрольный бунт черни, а чётко спланированная операция по уничтожению русской миссии. Преступление, выглядевшее внешне как разгул стихии, на самом деле было хладнокровно и обдуманно подготовлено. Перечислим кратко самые важные известные факты.
1. Эскалация напряженности нарастала вокруг миссии не один день. По рассказу Амбарцума (Ибрагим-бека) — курьера российского посольства, случайно уцелевшего во время резни, "каждый день на базаре мы слышали, как муллы в мечетях и на рынках возбуждали фанатический народ, убеждая его отомстить, защитить ислам от осквернения "кяфиром". Мы приходили и рассказывали вазир-мухтару, но он только смеялся и не верил тому, чтобы они осмелились что-нибудь подобное сделать. По настоянию наших казаков и телохранителей он только один раз обратился к шаху и заявил о возбуждении народа. Шах просил быть покойным, говоря, что никто не осмелится ничего сделать. В 1829 г., в последних числах января, волнение и возбуждение в городе постепенно увеличивались… Мы — курьеры и казаки — постоянно держали наготове наши ружья и пистолеты, но посол считал невозможным какое бы то ни было нападение на посольский дом, над крышей которого развевался русский флаг".
Особую активность проявлял тегеранский муджтехид (высшее духовное лицо) Мирза-Месих, заявивший, что Мирза-Якуб предал мусульманскую веру а потому "он изменник, неверный и повинен в смерти". Его главными пособниками были муллы и ахунды (духовные лица), которые распространяли по городу слухи и обвинения в адрес миссии.
2. Мальцов в своем донесении после трагедии совершенно справедливо указал на особенности местных обычаев: "Персидское правительство говорит, что оно нисколько не участвовало в убиении нашего посланника, что оно даже ничего не знало о намерении муллов и народа; но стоит только побывать в Персии, чтобы убедиться в нелепости сих слов. Многие из персидских чиновников уверяли меня, что они еще за три дня предуведомляли посланника об угрожавшей нам опасности.
В Персии секретных дел почти нет: среди важных прений о государственных делах визири пьют кофе, чай, курят кальяны; их многочисленные пишхадметы (слуги. — перс.) должны всегда находиться при них в комнате; визири рассуждают громогласно, при открытых окнах… Как же могло персидское правительство не знать ни слова о деле, в котором участвовал целый Тегеран? Муллы проповедовали гласно в мечетях; накануне были они у шахзады Зилли-султана (сына шаха, губернатора Тегерана); накануне велели запирать базар, и есть даже слухи, что во время убиения посланника нашего муджтехид Мирза-Месих сидел у шаха.
Положим даже, что и не шах, а муллы послали народ в дом нашей миссии; но и тогда шах виноват: зачем допустил он это? Если бы он решительно не хотел, чтобы народ вторгнулся в наш дом, то мог бы приставить сильный караул, который остановил бы чернь пулями и штыками, мог ночью перевести посланника и чиновников во дворец или, наконец, известив г. Грибоедова о возмущении народном, просить его удалиться ночью, на короткое время, из Тегерана в какую-нибудь загородную дачу: но тогда уцелел бы Мирза-Якуб, а этого-то именно и не желал Фетх-Алишах… Шаху надобно было истребить сего человека, знавшего всю тайную историю его домашней жизни… Послать сарбазов, которые отобрали бы силою Миpзy-Якуба и убили его, шах не смел, ибо это было бы явное нарушение с его стороны мирного трактата… Ему сказали: "Народ вторгнется в дом посланника, убьет Мирзу-Якуба, а мы притворимся испуганными, велим запереть ворота дворца, пошлем Зилли-султана и визиря унимать чернь, пошлем сарбазов, без патронов, которым не велим никого трогать, и скажем, мы ничего не знали, это все сделал проклятый народ, мы тотчас послали вспомоществование, но, к сожалению, злодейство уже было совершено…"
Конечно, Мальцов упрощает причины тегеранской трагедии, сводя их к борьбе за возвращение Мирзы-Якуба, но он совершенно прав, указывая на психологию заговора. Опасность просто витала в воздухе, что заставило Грибоедова вечером накануне резни продиктовать гневную ноту к Мирзе-Абуль Хассан-хану, племяннику министра иностранных дел, приставленному мехмендарем к русской миссии. Она завершалась следующими горькими словами: "Нижеподписавшийся, убедившись из недобросовестного поведения персидского правительства, что российские подданные не могут пользоваться здесь не только должною приязнью, но даже и личною безопасностью, испросит у великого государя своего всемилостивейшее позволение удалиться из Персии в российские пределы".
3. В день трагедии 30 января 1829 г. базар Тегерана был закрыт (представьте себе, что значит закрыть огромный базар — центр жизни города!), и с самого утра народ стал собираться в главной мечети, где прозвучали призывы: "Идите в дом русского посланника, отбирайте пленных, убейте Мирзу-Якуба и Рустема". Налицо прямое подстрекательство к резне духовных лидеров Тегерана, а отнюдь не спонтанный народный гнев. И как-то не верится тем словам вышеупомянутой "Реляции", в которых утверждалось: "Наш народ жесток, свиреп, вспыльчив и нерассудителен, его можно сравнить с кремнем, который при малейшем ударе рождает искру". Здесь сработало именно попустительство властей и фактически объявленная заранее безнаказанность для участников беспорядков.
4. Далее, согласно "Реляции", происходило следующее: "Четыреста или пятьсот человек, предшествуемые толпою мальчишек и несколькими исступленными, потрясавшими палками и обнаженными саблями, направились от мечети к жилищу посланника… Дождь камней падал уже во дворы, и крики толпы сливались временами в одно общее ура… Волнение увеличивалось все более и более; раздалось несколько выстрелов, и вскоре народ ворвался во дворы. Я слышал, как кто-то крикнул: "Схватите Мирзу-Якуба и назад!" Впоследствии я узнал, что это кричал Хаджибег, мирза, который старался усмирить осаждавших, предоставив им эту жертву. Несчастный Якуб уцепился за платье Хаджи… но его оторвали от него, и он упал, пораженный бесчисленными ударами кинжала. Слуги Али-Яр-хана схватили женщин и потащили их прочь. Во время недолгого затишья… я узнал о печальной судьбе Мирзы-Якуба, о смерти Дадаш-бега, одного казака и двух или трех лакеев, которые, защищаясь, убили двух или трех персиян. Тела последних были отнесены в мечеть, и это кровавое зрелище еще более разъярило народ".
5. Показательно, что охранявшие миссию персидские солдаты и офицеры сразу же разбежались. Казалось бы, после того, как Мирза-Якуб был убит, а женщины-пленницы были уведены из миссии, бунтовщики сделали свое дело. Однако тут происходит самое невероятное, доказывающее, что главной целью заговора было отнюдь не возвращение пленных, а более масштабные задачи: через полтора часа штурм начался с еще большим напором. Согласно "Реляции", "мы были осаждены толпой, не в пример более многочисленной, которая состояла теперь уже не только из мелочных торговцев и черни: она была снабжена огнестрельным оружием и к ней присоединились и солдаты разных военных частей. Ужасные крики оповестили о ее приближении, и вскоре град камней до того усилился, что мы принуждены были укрыться в соседней комнате, с правой стороны двора, служившей Грибоедову спальней. Напрасно старался он обращаться к народу, — никакой человеческий голос не мог быть услышан посреди такого ужасного шума. Приказание казакам стрелять холостыми зарядами также не принесло никаких результатов".
