Рудольф Бершадский - Две повести о тайнах истории
Как он и предполагал, эти города (он сначала исследовал Кюзели-гыр, а затем Калалы-гыр) оказались чрезвычайно странными. За их стенами, на огромной внутренней площади городищ, не встретилось ни малейших признаков жилых домов! Но в таком случае вокруг чего были возведены столь мощные стены? И с какой целью? Ведь стены возводят для того, чтобы укрывать за ними что-нибудь. Что же укрывали за этими?
Сторонники признания «городов» древней Средней Азии феодальными городами, естественно, не искали параллелей к ним в обществах дофеодальных — к чему? Толстов же, еще до того как отыскал Калалы-гыр и Кюзели-гыр на местности, предполагал, что встретит нечто, не имеющее отношения к городам феодальной эпохи. И оказался блистательно прав. Кюзели-гыр и Калалы-гыр были краалями, то есть загонами для скота, — вот чем! С той лишь разницей, что в краале африканских негров ограда возводится из стремительно растущего на африканской почве непролазного кустарника. Его насаждают в два ряда, и хижины самого населения располагают в узком проходе между этими рядами. А в Средней Азии, на землях которой деревья растут медленно, ограду загона складывали из кирпича-сырца. Вот чем оказались стены «укрепленных городов»!
Но жили ли все-таки в этих городищах люди? И где?
Да, жили. В самих стенах! Тянущиеся внутри стен узкие галереи, освещающиеся через люк в потолке, — это не только убежище жителей Калалы-гыра и Кюзели-гыра, но и их жилье. Это был «один огромный, длинный дом общим протяжением (если суммировать параллельные помещения) от 6 до 7 километров, где обитало, по самым скромным подсчетам, несколько тысяч человек. Причем отсутствие признаков внутреннего членения обитающей в поселении общины и сколько-нибудь значительной социальной дифференциации жилищ (вот куда уходит корнями архитектура общинных домов Топрак-калы! — Руд. Б.) заставляет предполагать сохранность достаточно архаических форм общественной организации. «Городище с жилыми стенами» — это поселение рода или группы родственных родов»[6].
Далеко, очень далеко еще отсюда до феодализма! В даль совсем иных времен — в гущу родо-племенного уклада скотоводческих племен, переходящих к оседлости на базе искусственного орошения, — уводят «городища с жилыми стенами». И нет в них места феодальному барону! За стенами, служившими этим племенам жилищем, они укрывали самое большое богатство свое: скот. Поэтому так огромны и вместе с тем не застроены внутренние площади городищ.
Одновременно стали прозрачно ясными для Толстова некоторые отрывки из священной книги зороастрийской религии — Авесты, бывшие доселе совершенно непонятными, — в частности те, в которых описывается «квадратная Вара», построенная мифическим героем Йимой (Вара — укрепленное поселение).
Авеста рассказывала:
«И Йима построил Вару длиной в лошадиный бег (мера длины около 3 километров) по всем четырем сторонам и перенес туда семена, быков, людей, собак, птиц и огней, красных, пылающих. Он сделал Вару длиной в лошадиный бег по всем четырем сторонам жилищем для людей, Вару длиной в лошадиный бег — загоном для скота.
Туда он провел воду по пути, длиною в хатр (около 1,5 километра…). Там он построил жилища, дом, свод, двор, место, закрытое со всех сторон.
В широкой части постройки он сделал девять проходов — шесть в средней части, три в узкой…
…И сделал он вход и световой люк…» (Цитировано в «Древнем Хорезме», стр. 81).
Стоит, впрочем, отметить, что не в «Древнем Хорезме» Толстов впервые публиковал этот многозначительный отрывок. Еще за десять лет до выхода «Древнего Хорезма», а также за год до того, как Толстов нашел Кюзели-гыр и Калалы-гыр на местности, он уже приводил эту выдержку из Авесты в статье «Основные вопросы древней истории Средней Азии» и давал следующее объяснение:
«Всего вероятнее видеть в этих городах укрепленные поселения земледельческих родов, близкие по своему характеру к тому типу поселений оседлых индейцев степной полосы Северной Америки, которые известны под названием пуэбло».
Что́ сильнее оправдавшегося научного предвидения может подтвердить правильность применяемой наукой методологии!
Но вместе с таким замечательным совпадением данных Авесты и данных археологии появилось право, сразу неизмеримо расширившее количество литературных источников о древнем Хорезме и сопредельных с ним странах: право использовать Авесту как достоверный документ и в части описания социального типа общества, современного «квадратной Варе». А рисовала его Авеста достаточно определенно.
«Это общество оседлых скотоводов и земледельцев, разводящих рогатый скот, коней и верблюдов, — излагает ее содержание Толстов. — Вокруг скота вращаются все имущественные интересы. Обилие стад, коней, земель, удобных для скотоводства, — вот о чем просят богов авторы Авесты. Вместе с тем земледелие, основанное на искусственном орошении, хорошо знакомо Авесте. Земледельческий труд считается почетным занятием, хотя о нем говорится сравнительно мало… Общество знает уже богатых скотом и бедных… Объектом войн и набегов неизменно является захват скота.
Общество… выступает разделенным на касты: жрецов огня, воинов и рядовых общинников…»[7]
Появилось право использовать с достаточным основанием и другие неоценимые литературные источники, которые прежде нельзя было применять к истории народов, обитавших в древнем Хорезме, — описания древними, в первую очередь Геродотом и Страбоном, массагетов. Общество массагетов, образ жизни которых Страбон сближает со скифским, было организовано так же, как у обитателей «квадратной Вары».
Все яснее и яснее становилась темная история…
Марксистская методология — единственная до конца научная методология — подсказывала способ замечательного использования таких материалов, которые прежде совершенно пропадали для науки. Буржуазная историческая наука была вынуждена сдавать свои позиции шаг за шагом перед лицом истинной истории, восстанавливаемой трудом, страстью и талантом советских исследователей.
Письмо сыну
Я думаю, что читатель, может быть, простит меня все же, если я позволю себе включить в повествование также один личный документ: письмо сыну, отправленное мною в Москву непосредственно из экспедиции. Сыну в ту пору было двенадцать лет. Он мечтал отправиться в Кызылкумы вместе со мной, но, сами понимаете, я не мог осуществить его желание и только дал ему перед отъездом «честное пионерское», что подробнейшим образом, и обязательно, напишу из пустыни прямо обо всем, что увижу интересного.
Таково происхождение этого письма. И я решился включить его в повествование потому, что, как мне кажется, оно поможет и читателю острее проникнуться тем приподнятым и радостным настроением, которое ни на миг не оставляло в экспедиции меня самого.
«Урочище Топрак-кала. 29 сентября 1948 г.
Дорогой Сережа!
Я обещал, что буду писать тебе подробные письма из пустыни и расскажу в них все-все самое интересное. Ты до сих пор не получил ни строчки и уже думаешь, что я забыл обещание. Ничего подобного. Просто все здесь оказалось настолько интересным, что я растерялся. С чего начать? Глаза разбегаются!
То ли описывать тебе, как, поднявшись под вечер на гребень осыпавшегося вала бывшей крепости, я увидел в пустыне… ну, представь себе: кого?
Живого джейрана шагах в пятнадцати — двадцати!
Мгновение он оставался недвижим, а затем, подпрыгнув вертикально в воздух, волчком перевернулся вокруг собственной оси — и поплыл.
Я не придумываю. Он не бежал и не скакал — он буквально плыл в лучах заходящего солнца, гребя всеми четырьмя ногами, стройнее которых, честное слово, нет ничего на свете. Я так и не смог заметить, когда они соприкасались с землей!
Или описать тебе змею и ежа? Их я видел рано утречком. Они пришли на раскопки первыми. Может, лопаты археологов разрушили их жилища? Во всяком случае, они невероятно деловито тыкались во все места. Как будто проверку совершали. Кстати, еж не обращал ни малейшего внимания на змею — она была большая, и он, видимо, все равно не мог бы с нею справиться, — а змея делала вид, что присутствие ежа ее совсем не беспокоит. Мне просто-таки от души хотелось наградить ежа портфелем: такой у него был важный, озабоченный, бюрократический вид.
Но как все это ни интересно, а к раскопкам отношения не имеет. Тебя же, конечно, волнуют только раскопки: как люди выкапывают из-под земли (или из песка) то, что было скрыто от глаз тысячелетия, и как находки начинают рассказывать о том, что было.
Сережа, должен разочаровать тебя. Чаще всего вещи не тут начинают рассказывать о том, что было. Только сейчас, соприкоснувшись с буднями археологов вплотную, я узнал, какое невообразимое количество и каких невообразимых подчас специальностей поставили археологи себе на службу. Я тебе перечислю их — неважно, что в беспорядке, — и ты, я надеюсь, поймешь тогда, что ты далеко не единственный добровольный помощник археологов, который не попал сюда. Если бы сюда приехали все их помощники, то лагерь превратился бы в целый город, и этот город, пожалуй, был бы покрупнее даже Топрак-калы времен ее расцвета!
