Рудольф Бершадский - Две повести о тайнах истории
Ученый оказался прав. Постепенно с помощью аэрофотосъемки он смог нанести на карту почти всю древнюю оросительную сеть Хорезмийского оазиса. Передовая научная методология всегда вызывает к жизни и новую, передовую технику исследования.
Наконец когда древняя оросительная сеть оказалась нанесенной на карту и вслед за тем ее удалось также датировать, — глазам предстала на редкость выразительная историческая картина. Не эскиз, не схема, не вольный набросок, допускающий различные толкования, нет, — полнокровная, многокрасочная, убедительная уже и в конкретных деталях, живая картина именно развивавшегося, а вовсе не раз навсегда отлившегося в одни формы прошлого народов Средней Азии. Ирригационная система «дышала», неизменно подчиняясь такой закономерности: слабела централизация государства — приходила в упадок и она; крепло государство — и она набирала сил. Причем мощь государства прежде всего подтачивали не иноземные нашествия или постоянные набеги кочевников, хотя, конечно, и они играли серьезную роль. Куда более сильно разрушали могущество государства такие причины, которые коренились внутри него самого: зарождающиеся феодальные отношения — феодализм разлагал общину, а восточная деспотия опиралась в первую очередь именно на нее; открытые вспышки борьбы эксплуатируемых рядовых общинников совместно с рабами против феодализирующейся верхушки общины, то есть вспышки классовой борьбы. Только в той мере, в какой мощь рабовладельческого государства Хорезма была ослабляема причинами внутренними, ее оказывались способны ослабить также причины внешние. Мощное государство могло успешно оборонять свою территорию. Яснее всего связь состояния ирригационной системы с классовой борьбой показывало сравнительное состояние ирригационной системы по векам. Никакие внешние причины не смогли нанести ирригационной сети существенного ущерба, пока растущие феодальные отношения не разъели изнутри рабовладельческий строй древнего Хорезма. Феодал поначалу заботился только о своем, маленьком участке канала. Но это приводило к тому, что ветшала, осыпалась, а затем и полностью выходила из строя вся ирригационная система. Не заботясь о системе в целом, феодал рубил сук, на котором сидел: пересыхал в конце концов и его арык… И только централизованная феодальная империя вновь возрождает и развивает оросительную систему.
Не раз и не два пришлось мне перечитывать верстку толстовских книг, прежде чем раскрылась передо мной эта картина. Не так просто сразу охватить, хотя бы даже в общих чертах, историю совершенно неизвестной тебе цивилизации, обнимающую несколько тысячелетий.
Перед вылетом из Москвы я попробовал найти в Ленинской библиотеке что-нибудь о древнехорезмийской цивилизации в энциклопедиях, учебниках древней истории и тому подобных книгах. Самые «большие» сведения дала Большая советская энциклопедия — она хоть как-то упоминала о домусульманском периоде истории Хорезма. Правда, она уделила ему всего абзац.
Видно, и в ее распоряжении в 1934 году, когда выходил том первого издания на букву «X», не имелось большего материала. А теперь передо мною уже две книги, посвященные специально этому, и общий объем их — до восьмидесяти печатных листов!
Чем больше вчитывался я в труды Толстова, тем больше убеждался, что шутка, которую он обронил в разговоре со мной: неизвестно, мол, чего больше пришлось ему перекопать — земли или книг для извлечения на свет «негров», — в общем, почти и не шутка. Со страниц его книг вставал то этнограф, то филолог, то историк искусства, то нумизмат. Ведь как бы ни росла по мере приобретения человечеством новых знаний специализация различных отдельных наук, есть все же каждой науке предел: если обосабливать ее дальше, то вместо более детального рассмотрения предмета начинается его искажение. Что, скажем, сможет дать этнограф, если, изучая историю жилища какого-нибудь народа, пренебрежет поисками ответа на вопрос: наемный перед ним дом или собственный? И на какие доходы живет житель этого дома, и какой наивысшей техники возведения построек достигло общество в данное время? Да если от всего этого отвлечься и рассматривать дом только со стороны одной-единственной его функции: служить кровом, то рабочую казарму можно будет выдать за жилище, совершенно равноценное загородной вилле капиталиста!
Впрочем, разве не это как раз доказывают все и всякие буржуазные теории, рассчитанные на потребление их трудящимися? И безразлично, сознательно ли классово корыстны взгляды данного буржуазного ученого или (случается и так) непреднамеренно, — они вредны в одинаковой степени.
Толстов борется против концепции буржуазных историков со страстью, отличающей каждого марксиста. Превратить историческую науку в собрание анекдотов, которые не обязывают никого ни к чему? Расщепить историю на ничем не связанные друг с другом волоконца: отдельно — искусство, отдельно — политика, отдельно — экономика, а затем создать видимость, что никаких общих закономерностей развития народов нет, да и вообще ничего-то целого нет? Нет, простите, пренебречь общими закономерностями — это значит ничего не понять и в частностях! Буржуазная наука утверждает, что в чем в чем, а в частностях она непогрешима. Но она так же тенденциозна в частностях, как и в освещении целого.
Вот взять хотя бы такие «частности». На чем основывались буржуазные ученые, говоря о существовании на Востоке до нашей эры феодализма? На утверждениях древних авторов о наличии здесь громадного количества укрепленных городов. А раз, мол, были укрепленные города, за стенами которых в случае опасности скрывалось группировавшееся вокруг них население, то существовали, значит, и владетели этих замков — феодальные бароны. В особенности много писали об укрепленных городах греческие историки, описывая поход Александра Македонского. Никто не оказал ему такого стойкого сопротивления, как сплоченные свободолюбивые народы Средней Азии. И грекам ли было не знать, что́ это за города!
Хорошо, решил Толстов. В основании всей концепции, следовательно, — ссылки на древних историков и на их сведения. А ну-ка, прочитаем сами, что они писали.
С такой же кропотливостью, с какой он привык исследовать на раскопках каждый комок земли, Толстов начал исследовать в библиотеках тексты, на которые ссылались буржуазные историки. Их мировая научная слава не ослепляла его, ему было важно, что написано, а не кто написал.
Толстов собрал поистине все, что было сказано наукой о «феодальных» городах древней Средней Азии.
Итак, население за стенами этих городов действительно жестоко сопротивлялось чужеземным завоевателям. Независимые предки нынешних народов Средней Азии давали суровый отпор всем, кто зарился на их богатства (а богатства были немалые!) и на их свободу. Греки отмечают, что Томирис — женщина-вождь племени массагетов, обитавших на территории нынешней Туркмении, — когда персидский царь Кир отправился походом на массагетов в пески Каракумы, поклялась навсегда насытить его жажду чужой крови. И сдержала обещание: отрубленную в бою голову Кира бросила в наполненный кровью мешок!
Вождь народов древнего среднеазиатского государства Согда в борьбе за независимость против греческих войск, приведенных Александром Македонским, Спитамен, был одной из самых героических фигур древней истории нашей родины. Нередко он находил убежище и поддержку населения в Хорезме. Александр был вынужден говорить с царем Хорезма как равный с равным. О силе этого царя (его звали Фарасман) говорит хотя бы такое обстоятельство: Фарасман предложил Александру союз, чтобы расправиться с колхами, которые не подчиняются Хорезму. Но Колхида — это район вблизи нынешнего Сухуми. На власть, простирающуюся за тысячи километров, претендовал Фарасман!
Гордость и свободолюбие обитателей Средней Азии отмечают не только греческие авторы, но и китайские хронисты. Китайцы тоже были знакомы с этими народами. И всеми древними авторами непременно подчеркивается одна деталь: грандиозные размеры «городов» Средней Азии. Никогда впоследствии, в эпоху уже бесспорно феодальную, здешние города в массе своей такими огромными больше не были.
В чем же заключалось дело?
Впрочем, никого, кроме Толстова, это не волновало и даже не интересовало. А какая, собственно, разница: столь большие они были или не столь большие? Ведь основное — то, что они феодальные; а это уже считалось доказанным.
Закончив разыскания в библиотеках, Толстов перешел к поискам в пустыне.
Впервые он побывал в Хорезмийском оазисе в 1929 году, а города, о которых писали древние, нашел только в 1939 — полуразвалившиеся укрепленные стены их.
Как он и предполагал, эти города (он сначала исследовал Кюзели-гыр, а затем Калалы-гыр) оказались чрезвычайно странными. За их стенами, на огромной внутренней площади городищ, не встретилось ни малейших признаков жилых домов! Но в таком случае вокруг чего были возведены столь мощные стены? И с какой целью? Ведь стены возводят для того, чтобы укрывать за ними что-нибудь. Что же укрывали за этими?
