Инна Соболева - Принцессы немецкие – судьбы русские
Неумный и совершенно необразованный, он вен такой же образ жизни, что и все его товарищи по полку, но доводил его до крайности, проводя все свое время в игре, попойках и в ухаживании за первой встречной. Всегда готовый на ссору и на то, чтобы снести голову своему обидчику, – он не боялся пожертвовать жизнью, когда у него не было для расплаты другой монеты; смело ставил на карту все свое состояние, тем более что терять ему было нечего; всегда казался подвыпившим, даже в те минуты, когда случайно был трезв; горел неутомимой страстью ко всем наслаждениям; приключений шкал со страстью и жил в каком-то непрерывном безумии; таков был человек, входивший в жизнь будущей императрицы.
Интеллектуал Валишевский явно не одобряет выбора Екатерины. Но она выбрала именно того, кто был ей нужен в тот момент. Неумный, необразованный? Что из того? Ума у нее самой хватало. Ей нужен был человек бесшабашной смелости, безумной отваги и, что не менее важно, – любимец гвардии. Она ведь знала, на что способна русская гвардия (с детства помнила рассказы Бецкого). Она готовила переворот, пока – одна, без помощников и советчиков. Но понимала: без поддержки гвардии ей не обойтись. Так что необузданный красавец может оказаться весьма полезным. Нет, ее связь с Орловым не строилась на расчете. Просто в ее чувстве находилось место и расчету тоже. И этот расчет оправдался: братья Орловы сумели привлечь на ее сторону достаточно лихих гвардейцев, которые буквально на руках вознесли ее на русский престол. А о том, что главным было все-таки чувство, а не расчет, свидетельствует ее крайняя неосмотрительность: незадолго до решающих событий она забеременела. Отношения с мужем не оставляли надежды, что он отнесется к этому снисходительно. Времена, когда он позволял себе развлекаться в обществе жены и ее любовника, давно миновали. Петр всерьез задумал жениться на Елизавете Романовне Воронцовой. В манифесте о восшествии на престол он даже не упомянул ни жену, ни сына. Это был плохой знак. И все же приличия требовали найти убедительный повод для официального разрыва с женой. И она сама легкомысленно дала ему этот повод. Как удалось ей скрыть беременность, уму непостижимо. Но рожать в том же дворце, где рядом мечтающий избавиться от нее муж! Кстати, это был уже Зимний дворец, в который императорское семейство въехало сразу после кончины Елизаветы Петровны и воцарения Петра Федоровича под именем Петра III.
11 апреля 1762 года начались роды. Что будет, если она не сумеет сдержать крик?! Ее спас верный слуга, тот самый Василий Шкурин, которого когда-то канцлер Бестужев-Рюмин приставил к ней в качестве соглядатая. Он поджег собственный дом, чтобы отвлечь Петра Федоровича, который всегда наслаждался зрелищем пожаров. Царь попался на эту уловку, побежал смотреть, как горит чужое добро.
В это время Екатерина родила мальчика, который получит имя Алексей, отчество по отцу – Григорьевич, а фамилию Бобринский, по названию села Бобрики, купленного для него матушкой в Тульской губернии. А пока Шкурин укладывает новорожденного в бельевую корзину и уносит из дворца. Едва родив, она снова лишается ребенка. Правда, по совсем другой причине, но все же… Это едва ли способствовало бурному расцвету материнских чувств. Да и до того ли ей было! Она готовила революцию.
Я думаю, нет смысла подробно рассказывать о перевороте 28 июня 1762 года. В нашей истории немного эпизодов, описанных столь подробно и столь многократно. Источники у всех авторов этих описаний одни, поэтому ничего нового мой пересказ не прибавит. А вот проанализировать мотивы поведения Екатерины Алексеевны очень интересно, тем более что почти все исследователи видят один мотив: жажду власти. Этот мотив вполне правомерно считать главным, но уж наверняка он не был единственным: не так примитивно устроена была будущая великая государыня.
Итак, возникает заговор с целью свергнуть насаждающего прусские порядки императора Петра III (заговор, на первый взгляд, кажется несерьезным: больше разговоров, чем дела). Неожиданный арест одного из заговорщиков, капитана Петра Богдановича Пассека, и опасение, что он, не выдержав пыток, выдаст остальных, заставляет начать действовать. Екатерину спешно привозят из Петергофа в столицу, где ей радостно присягают гвардейские полки. Свергнутый император в это время мечется между Ораниенбаумом, Петергофом и Кронштадтом, нигде не находя поддержки. Прекрасная, как амазонка, Екатерина во главе отряда заговорщиков верхом на своем любимом Бриллианте прибывает в Петергоф. Потом – арест Петра, его отречение, отъезд в Ропшу (ему предложили самому выбрать место временного заточения, пока не будут готовы апартаменты в Шлиссельбургской крепости; он выбрал Ропшинский дворец).
И вот – внезапная смерть ропшинского пленника. Официально объявили: от геморроидальной колики. Но ни для кого не было секретом: бывшего императора (именно так именовала Екатерина свергнутого супруга в официальных бумагах) убили. Убивать она, почти наверняка, не приказывала. Но как кстати оказалась эта смерть! Теперь ей никто не мешал. Россия была в ее власти.
Правда, предстояли еще весьма неприятные хлопоты, связанные с похоронами Петра Федоровича. Довольно подробно описал это митрополит казанский Вениамин (Пуцек-Григорович), бывший в 1762 году архиепископом Санкт-петербургским. Тело императора привезли на утренней заре в лавру и поставили в зале тех деревянных покоев, где жил архиепископ. Три дня, как положено по древнему обычаю, приходили туда, чтобы отдать покойному последний христианский долг, не только вельможи, но и «всякого звания люди». Указ новой государыни приглашал подданных проститься с телом Петра «без злопамятствия». Он лежал в скромном гробу, так непохожем на роскошный гроб, в котором недавно хоронили Елизавету Петровну; сложенные на груди руки одетого в поношенный голштинский мундир императора были в больших белых перчатках, на которых запеклась кровь. Это были следы не слишком аккуратного вскрытия (оно, кстати, показало, что у Петра было невиданно маленькое для взрослого человека сердце). Тело перенесли в церковь и после подобающей церковной церемонии похоронили в Благовещенской церкви без всякой пышности. Екатерины на церемонии не было: сенаторы убедили ее в монастырь не ходить и на погребении мужа не присутствовать.
Ей и в самом дурном сне не могло привидеться, что еще предстоит встреча с супругом на этой земле. После восшествия на престол Павел приказал извлечь из могилы истлевшие за 34 года останки того, кого считал родителем (сохранились только кости, шляпа и перчатки), уложить в роскошный гроб и поставить его в Зимнем дворце рядом с гробом матери. Через три дня обоих перенесли в Петропавловский собор, похоронили рядом. Будто вернулись времена, когда Елизавета Петровна силой заставляла их спать в одной постели. Похороны сопровождались церемониалом сколь торжественным, столь и отвратительным, заставившим многих (в том числе и тех, кто вскоре организует заговор против Павла) усомниться в душевном здоровье нового монарха. На гробницах родителей он повелел сделать надпись, способную ввести в заблуждение любого, кто не слишком хорошо знает отечественную историю: «Император Петр III родился 10 февраля 1728 г., погребен 18 декабря 1796 года. Екатерина II родилась 21 апреля 1729 г., погребена 18 декабря 1796 года». Несведущий может подумать: «Как в сказке: жили долго и счастливо и умерли в один день».
Уже после кончины Екатерины граф Растопчин, разбирая по указанию нового самодержца бумаги покойной, найдет записку Алексея Орлова: «Матушка, милосердная государыня. Как мне изъяснить, описать, что случилось, не поверишь верному своему рабу. Но, как перед Богом, скажу истину. Матушка! Готов на смерть идти, сам не знаю, как беда случилась. Погибли мы, коли не помилуешь. Матушка, его нет на свете. Но никто сего не думал, и как нам задумать поднять руку на государя. Но, государыня, свершилась беда. Он заспорил за столом с князем Федором (Барятинским. – И. С.), не успели мы разнять, а его уже не стало. Сами не помним, что делали, но все до единого виноваты, достойны казни. Помилуй меня хотя для брата. Повинную тебе принес и разыскивать нечего. Прости или прикажи скорее кончить. Свет не мил, прогневали тебя и погубили души навек».
Граф немедленно снял с сенсационной записки копию (она-то и дошла до потомков), а подлинник отдал Павлу. Тот почувствовал явное облегчение: поверил, что матушка не приказывала убивать. Но записку почему-то сжег. Чтобы потомки не узнали правды? Если это, конечно, правда…
Екатерину подозревал не только сын. Кровь мужа несмываемым пятном всю жизнь оставалась если не на ее совести, то на репутации уж наверняка. Почему же не обнародовала эту записку, почему не наказала виновных? Ее недоброжелатели объясняют просто: или сама была виновата, или боялась расправляться с убийцами, которые слишком много знали. К тому же это они возвели ее на престол.
