Ты ненадолго уснешь... - Головань Марина Владиславовна "Voloma"
Тогда Тео и получил свое прозвище, за легчайшее прикосновение толстых, сильных пальцев к коже, он скользил ими, будто слепой читал книгу, написанную причудливым языком точек. И Брайгель находил место на теле человека, ничем не примечательное: на лбу, за ухом, на локтях или сбоку, на бедре и осторожно вбивал туда иглу, которая за первым дискомфортом тянула избавление, пусть даже временное от проблем тела и духа.
Для своих друзей в больнице, Брайгель был спасением. Он частенько устраивал «разгрузочные» сеансы для потрепанной нервной системы Хоуп и ее подруги Люси Фишер, которая работал детским педиатром. Процедуру окрестили «Позитивчиком» и противопоказаний она не имела, кроме серьезных проблем с сердцем.
Лица людей, которые сейчас находились в операционной, были серьезными и сосредоточенными. Тео внимательно следил за показателями на мониторах и украдкой кидал взгляд на лицо Хоуп. Накануне они собрались в кабинете доктор Хантер и рассматривая снимки магнито-резонансной томографии, развешанные на световых коробах, еще раз проговорили план операции. Тогда он заметил, что Хоуп сильно нервничала, что было вполне нормальным, учитывая, что это ее первая операция подобного уровня, на нее полностью ложилась ответственность, только ей предстояло принимать решения и действовать по ситуации.
В последнее время томограф выдавал противоречивые снимки. Аппарат должны были заменить и для надежности дублировали результаты на втором томографе, который долго в таком режиме работы не протянет. Одно дело, рассматривать черно-белое изображение и совсем другое орудовать операционными инструментами, холодными и острыми в податливой и нежной ткани мозга.
Опасения оказались напрасными, Тео наблюдал за ювелирной работой и понимал, что Хоуп невероятно спокойна и сосредоточена, но была вероятность, что едва она покинет операционную, начнется ответная реакция организма. Это было неизбежно у «новичков», даже у легендарного Альберта Ванмеера, по словам очевидцев, несколько раз возникали ситуации, когда ему самому требовалась серьезная помощь.
- После операции не наседай на нее с бумажками. Хорошо? - неожиданно попросил Альберт, не глядя на Кэрол Хантер. От этой просьбы у женщины заметно вытянулось лицо. Неужели невозмутимый доктор Ванмеер снизошел до просьбы относительно своей дочери?
- Поблажку просишь? - хмыкнула доктор Хантер и надменно скрестила руки на груди.
Альберт покосился на нее недобро, чуть повернув голову, он все так же не отрывал взгляд от операционной.
- Продлить Вам Микки?
- Попрошу без угроз....- Кэрол от возмущения вздернула брови. - Хотя, детям он нравится...
Племянник директора Бранда — Микки Дьюри, страшно худой, низкого роста и с крайней степенью лопоухости, не блистал особыми талантами, но тот факт, что парнишка не лез на рожон, выполнял любое поручение и не чурался выносить утки за детьми, делало ему честь. За Микки быстро прилепили приставку — Маус, но и по этому, почти обидному поводу он, кажется, не расстраивался.
Внезапно дверь распахнулась и влетела непосредственная ушастая тема разговора.
- Доктор Ванмеер! - Микки запыхался, и зная, что помещение полностью звукоизолировано, не приглушил голоса, от чего студенты вздрогнули, а две девицы в углу переглянулись и смертельно побледнели. - Срочный консилиум у доктора Ричардса.
Ванмеер похлопал себя по карманам, обычно о таких вещах его оповещают по телефону, и понял, что забыл его в кабинете.
Сдержав ругательства, Альберт направился к двери, стараясь не смотреть на окаменевшие лица практикантов.
- Микки останься здесь и дождись Хоуп. Как только она покинет операционную, сообщишь мне.
- Хорошо, доктор Ванмеер, - кивнул паренек, обрадовавшись, что ему почти официально разрешили побездельничать и заодно понаблюдать за сложной операцией.
Прежде чем закрыть захлопнуть дверь, Альберт еще раз посмотрел на Кэрол, на этот раз ее взгляд смягчился, большие черные глаза светились пониманием, а тонкие губы дрогнули в ободряющей улыбке. Этого было вполне достаточно. Давние друзья считывали выражение лиц друг друга слишком хорошо и могли хамить напропалую, ерничать и подкалывать — это уже давно не было испытанием для их дружбы.
Широкими шагами Альберт пересек комнату и вышел прочь. Доктор Ванмеер не позволил себе насладиться гордостью за свое чадо, потому что это чувство забивал пульсирующий вопрос относительно Грега Паунда. Хоуп явно не испытывала угрызений совести и их расставание никоим образом не повлияло на ее душевное равновесие.
На нее особо не повлияли сами эти отношения. Да, она выглядела счастливой, чаще стала улыбаться, но даже коллеги и малочисленные близкие друзья удивлялись, насколько скрытно она себя ведет. У счастливых женщин, обычно, нет-нет да прорвется слово о «любимом», а Хоуп любила Грега. Своеобразно, не по книжкам, не по утвержденным канонам, которым обычно слепо следуют влюбленные.
Не отличаясь словоохоливостью, Хоуп Ванмеер не была замкнутым человеком, а потому молчаливый и спокойный Грег был для нее идеальным спутником. Их отношения происходили, как бы, между прочим и ни разу не вспыхнули ссоры по поводу того, что редкие выходные Хоуп могла провести с друзьями в баре, где обычно, просиживала, подперев лицо руками и жадно вслушивалась в разговоры, смеялась над шутками и по большей части молчала.
Смех у нее был заразительным и девушка, обычно, смеялась до слез, услышав удачную шутку.
Тео и Люси много раз имели возможность убедиться в том, что их именитая подруга в плане секретов была могилой в сейфе, за семью печатями. Из-за умения держать язык за зубами, Хоуп Ванмеер уважали даже те, кого она откровенно бесила. Недругов было достаточно, но мелочных и не способных на открытую конфронтацию.
На протяжении пяти лет, Грег был неугомонным и любознательным учеником, Альберт буквально пропустил его через мелкую мясорубку, выматывая, порой сутками напролет, чтобы понять, где предел у этого парня. Предел, разумеется, был, но не в пример прежним ученикам доктора Ванмеера, этот, помимо потрясающей силы воли, проявил настоящий талант.
Альберт видел дочь рядом с Грегом и даже позволил себе успокоиться по поводу личной жизни Хоуп. Сколько раз они вместе ужинали, катались на лыжах в Ски-Эйкрес. После знакомства, не прошло и месяца, как Хоуп и Грег съехались. Да, они не проявляли особой страсти, но тут дело было в схожих темпераментах. Оба были сдержаны, смеялись над одними шутками, между ними было здоровое соперничество, учитывая, что их общим интересом была нейрохирургия.
Более гармоничной пары придумать было сложно.
«Отвлекает».
Это прозвучало, как гром среди ясного неба.
Как бы то ни было, Альберт видел, с каким блаженным видом Хоуп перевезла свои вещи обратно в дом, где они жили. Вопрос об отдельном проживании даже не возникал, положа руку на сердце, он был рад. Это было эгоистично и постыдно с его стороны и никто не отменял праведного гнева о неоправданных надеждах, которые, как показывала практика, были совершенно бесполезными, но окончательно опустевший дом, после гибели Окси, который сдался после своего шестнадцатого дня рождения, наконец-то ожил.
Затянувшийся консилиум распустил собравшихся докторов только через полтора часа. Дверь зала совещаний флегматично выплевывала людей в белых халатах, которым предстояло трудиться или полную смену, или до блаженных шести часов вечера. Кто-то уже устало потирал глаза, кто-то хмурился, будучи недовольным ходом обсуждения хода лечения пациента, кто-то приглушенно, но возбужденно обсуждал анамнез.
Доктор Ванмеер с удивлением понял, что его около двери не ждет Микки, которому он дал четкое указание.
«Неужели операция еще не завершена?» - быстро промелькнула догадка.
Альберт почувствовал, как дрогнули нервы и, воспользовавшись возможностью, которую вырабатывал на протяжении пары десятков лет — нелюдимостью и привилегией «уходить в закат без объяснения», ринулся к лифту, чтобы снова посетить оперблок.
