Некрофилия: психолого-криминологические и танатологические проблемы - Юрий Миранович Антонян
Разумеется, это не единственный в Библии образец отношении к близким и к самому себе, в ней можно найти прямо противоположные призывы любить и такие противоречия в общем-то неудивительны в столь крупной книге, написанной разными авторами и в разные эпохи. С. Кьеркегор трактует слова Луки как требование реализации абсолютного долга перед богом и к тому же рассматривает эти слова как парадокс. Абсолютный долг может привести к тому, что запрещает этика, но он никоим образом не может привести рыцаря веры к тому, чтобы отказаться от любви. Можно сказать, что здесь в завуалированной форме содержится пожелание любить мать, отца и других близких, и только в этом случае жертва любящего будет угодна богу. В этом С. Кьеркегор усматривает параллель с Авраамом и Исааком: последний только в том случае годится в качестве жертвы, если он любим отцом[80].
Но возможно и другое объяснение: спаситель и никто другой не мог бы быть ближе к человеку. Именно так думал не только Лука, но и все другие истинно верующие люди. Наверное, для каких-то времен это было вполне оправданно и только так могла сложиться единая и сплоченная церковь. Не будет преувеличением утверждать, что и некоторые политические учения нуждались в искренней преданности и даже фанатизме, хотя в последнем трудно заметить что-нибудь положительное. Но фанатизм был и в фашизме, в большевизме, став источником горя множества людей. Фанатизм оправдывал расстрелы «врагов народа» и иные репрессии против нежелательных или враждебно настроенных людей. Фанатикам даже не нужно приказывать, они и без приказа подчас сделают то, что от них ждут. Сверхпреданное, фанатичное отношение к богу может быть перенесено на земных владык, даже если они являются некрофильскими убийцами. И убивать они будут, потому что преданны и тем более фанатичны, и считать, что поступают правильно.
Подобное отношение к богу или деспоту с полным правом можно назвать даже мазохистским, поскольку божество, идол, кровавый правитель возносятся на невиданную высоту. Поклоняющиеся им — маленькие ничтожные букашки, эмоции и интересы которых всегда связаны со стремлением к полному и безоговорочному растворению в объекте поклонения. Согласно Р. Крафт-Эбингу, выдающемуся психиатру и основоположнику сексопатологии, мазохизм особенно часто встречается среди немцем и русских. То же самое о русских писал Н. А. Бердяев. Конечно, речь идет не о сексуальном мазохизме, а о той его разновидности, которую можно назвать социально-психологической. Она включает в себя религиозный и политический мазохизм, а последний можно понимать как безусловное поклонение власти — любой! В том числе вождям самых бесчеловечных систем, наделение их качествами необыкновенной мудрости и доброты, восприятие их жестокости и того, что мы называем подлостью, как необходимых и полезных. Наверное, какой мазохизм свойственен немцам и жителям России, допустившим абсолютную диктатуру Гитлера, Ленина и Сталина и раболепное поклонение им. Но не только представители этих наций способны млеть от восторга перед своими государственными идолами. Эти же черты можно обнаружить у многих азиатских народов, например у китайцев, и вообще в тех странах, где слабы демократические институты. Демократия и политический мазохизм несовместимы.
Имеет смысл рассмотреть характерные черты еще одного типичного некрофила — Гиммлера. В первую очередь стоит отметить, что Гиммлер является массовым убийцей, на нем лежит печать проклятия, ведь по его приказу с момента захвата власти нацистами в Германии и особенно в годы Второй мировой войны были уничтожены миллионы людей. Недаром на Западе его называли «Кровавым псом Европы». Естественно, осуществить психологический анализ личности Гиммлера трудно, поскольку о нем можно судить лишь по некоторым воспоминаниям и книгам, в которых рассмотрены его характерные особенности и действия как человека и политического деятеля.
Но вначале некоторые биографические сведения о Гиммлере. Он родился в 1900 г. в Мюнхене в семье профессора Гебхарда Гиммлера и был назван Генрихом в честь баварского принца Генриха Виттельсбаха, который милостиво согласился выступить в роли крестного отца. Семья будущего «пса» была типично бюргерской, патриархальной, со строгим распорядком жизни и весьма средним достатком. Внимание к ней принца Генриха объясняется тем, что Гебхард Гиммлер после окончания Мюнхенского университета был назначен наставником к принцу. Воспитание в такой семье оказало решающее и вредоносное влияние на всю жизнь Гиммлера. Он оказался жертвой старых порядков в семье и взыскательных родителей. Став взрослым, он идентифицировался с этими «агрессорами» сам став агрессивным, точнее — крайне агрессивным. Тем самым на бессознательном уровне защищался от страха смерти и унижений, которые он в детстве испытал в качестве жертвы. В то же время Гиммлер стал проецировать свою агрессию на других, особенно на евреев, которых немецкие нацисты и особенно Гитлер, считали своими исконными врагами.
Генрих Гиммлер постоянно вел дневник, в который записывал даже самые незначительные события своей жизни. Судя по дневникам, у него были частые простуды и расстройства желудка, вообще он был слаб здоровьем. Есть запись о том, что он желал пойти на фронт, но вместо этого был зачислен в высшее учебное заведение, где приступил к изучению сельского хозяйства. Не став сразу офицером, начал работать на ферме, хотя его привлекала военная деятельность, скорее всего потому, чтобы восполнить недостаток своей маскулинности, который им переживался всю жизнь, по большей части бессознательно, но мотивируя его поведение, в том числе преступное.
Его не приняли не только в офицеры, ему отказывают даже в приеме в качестве полноправного члена студенческой организации. Однако он очень успешно был связан с полулегальными военизированными организациями, участвовал в праворадикальных движениях, начал выступать с политическими статьями в газетах, пробовал себя как оратор. Очень увлекался антисемитской литературой, сам писал антисемитские статьи, но особенно важно отметить его увлечение реинкарнацией, астрологией, гипнозом, телепатией, в которых он пытается найти «рациональное зерно», связь с потусторонним
