Антон Кемпинский - Психология шизофрении
Эмоционально-чувственные стереотипы
Стабилизации эмоционально-чувственной жизни, которая противостоит ее естественной изменчивости, способствует формирование уже в раннем периоде жизни эмоциональных стереотипов, т. е. основной схемы эмоционально-чувственных связей с окружающим миром. В дальнейшей жизни новые лица, предметы, ситуации будут занимать лишь определенное место в данной схеме. Благодаря этому мы имеем как бы готовую эмоционально-чувственную структуру окружающего пространства; в ней изменяются лица и ситуации, занимающие узловые пункты, но эмоциональное отношение оказывается уже определенным изначально. Принятие той или иной эмоциональной установки в отношении окружения требует моментального решения; момент колебания должен быть очень коротким, ибо в противном случае вместо той или иной формы интеграции с окружением было бы только колебание чувств и эмоций между противоположными полюсами. Эмоционально-чувственный стереотип облегчает быстрое принятие определенной установки на основе идентификации актуальных лиц и ситуаций с теми, что встречались раньше.
Благодаря этому мы никогда не имеем дела с пустым пространством. Оно сразу же наполняется готовой эмоциональной структурой. В отношении новых элементов окружения воссоздаются старые эмоционально-чувственные стереотипы, что, правда, фальсифицирует их образ, ибо под влиянием прежних чувств новое воспринимается с определенным искажением, но зато увеличивает уверенность действий в новом пространстве. Появление амбивалентности свидетельствует о недостаточной закрепленности сформировавшейся в детстве эмоционально-чувственной структуры. Это случается, когда вызванные новой ситуацией чувства слишком сильны и не вмещаются в прежние образы, либо когда образец оказался неудачным. В современной психопатологии шизофрении много внимания посвящается раннему детству в поисках корней будущего заболевания в этом периоде.
Эмоционально чувственная пустота, создающаяся вокруг ребенка вследствие патологической эмоциональной атмосферы в семье (нежеланный ребенок, мать, маскирующая недостаток материнских чувств преувеличенной заботливостью, тенденцией к доминированию либо безразличием, либо даже враждебностью; враждебный, даже деспотичный отец, или, наоборот, слабый, подчиняющийся; изоляция на первом году жизни на несколько месяцев от матери и т. д. препятствует формированию прочного эмоционально-чувственного стереотипа. Такой ребенок вырастает эмоционально неустойчивым человеком, которому в новых ситуациях недостает образца, на который он мог бы опереться; эмоциональное решение приходит у него с опозданием после менее или более значительных колебаний.
Эмоциональная экспрессия
Амбивалентность при выражении эмоций легче всего распознается через мимику и жестикуляцию. На лице больного могут в течение коротких промежутков времени либо даже одновременно появляться два противоположных чувства (любви и ненависти, радости и печали и т. п.). Иногда мимика становится настолько «рассогласованной», что трудно описать выражаемые больным чувства. То же самое относится к жестам: они отражают противоположные чувства и тенденции. Больной дружелюбно протягивает руку для приветствия и в тот же самый момент с тревогой отдергивает ее назад; с радостью обнимает кого-нибудь из близких, но внезапно застывает в этом объятии и отталкивает его от себя; хочет встать и выйти, но продолжает сидеть и т. п.
В случае противоположных актов воли или мыслей мы говорим об амбитенденции либо амбисентенции(80).
Эмоциональная экспрессия — если это не намеренно созданная «маска» — не зависит от воли; она осуществляется бессознательно, следовательно, принятие определенной эмоциональной установки не является решением в смысле сознательного выбора альтернативы. Этот выбор осуществляется бессознательно, аналогично тому, как это происходит в автоматизированных действиях или в автономных нейровегетативных реакциях. Эмоционально-чувственная динамика является фоном, на котором реализуются более сложные формы активности, переживаемые как сознательный акт выбора.
Проблема выбора между противоположными тенденциями присуща, как представляется, природе каждого живого организма. В самой простой схеме это был бы выбор между принятием и отвержением окружающего мира, включением либо выключением из процесса информационно-энергетического обмена с окружающим миром. В отдельной клетке он выражался бы увеличением либо уменьшением его проницаемости клеточной оболочки. В нервной клетке от этого «решения» зависит возникновение нервного импульса. Процесс обмена со средой принимает самые разнообразные формы, и помимо выбора основной установки («к» или «от») возникает необходимость выбора между отдельными формами поведения, т. е. между так называемыми функциональными структурами.
Проблема сознательного выбора, т. е. акта воли, поддается оценке лишь у человека, так как только человек располагает возможностями интроспекции и коммуникации.
Наблюдая у животных определенные формы поведения, напоминающие колебания человека перед принятием решения, а после его принятия упорное продолжение одного вида активности даже вопреки препятствиям, можно бы допустить, по крайней мере у высших млекопитающих, возможность переживаний, подобных человеческому акту воли. Разумеется, можно также полагать, что у животных выбор между альтернативными формами поведения осуществляется автоматически. В конце концов, у человека многие из важных решений (как, например, выбор основной эмоциональной установки) осуществляются без участия сознания. Неосознаваемые решения можно разделить на такие, которые были неосознаваемыми изначально, и такие, которые стали бессознательными вследствие их частого повторения.
Бессознательные решения
К. ним относятся те формы активности, от которых непосредственным образом зависит реализация двух основных биологических законов: сохранение собственной жизни и жизни вида. Человек, конечно, может задержать свое дыхание, перестать пить и есть, жить в сексуальном возбуждении и, в конце концов, лишить себя жизни, т. е. своим сознательным решением противопоставить себя законам сохранения собственной жизни и жизни вида, однако до тех пор, пока он не примет такое решение, эти действия осуществляются автономно. Без участия его воли принимается решение, будет ли дыхание более быстрым или более медленным, более или менее глубоким, переваривать ли съеденную пищу или избавиться от нее и т. п. Без участия его воли происходят овуляции и поллюции. Чем более неотложной является необходимость реализации потребности, тем меньше участие сознательного решения. Невозможно осуществить самоубийство посредством задержки дыхания, но его можно реализовать, отказавшись принимать питье и пищу. Потребность в кислороде является более неотложной, нежели потребность в пище или питье.
Факторы социального характера в малой степени влияют на способ дыхания (хотя и здесь определенные влияния существуют, например, не принято шумно дышать ртом), но уже выражение влияют на способ принятия пищи и еще сильнее — на сексуальное поведение.
В сознательном выборе в конечном счете обычно всегда побеждает функциональная структура, соответствующая основным биологическим законам; свобода воли там, где дело касается выполнения этих законов, представляется достаточно проблематичной. Сознательные решения в подобных случаях отступают в пользу генетически более ранних — неосознаваемых.
Вторая группа неосознаваемых решений — это те решения, которые в результате многократного повторения подверглись автоматизации. Автоматизация являет собой пример экономии в работе нервной системы. Действия, для выполнения которых требовалось участие всей нервной системы в целом, по мере повторения производятся бессознательно. Учась, например, печатать на машинке, мы контролируем каждое движение, прежде чем принять решение, по какой клавише ударить; по мере освоения навыка моменты колебания становятся все короче и реже и, наконец, редуцируются до инициального решения: печатать или не печатать; остальная активность и связанные с ней выборы между теми или иными структурами действий осуществляются за пределами поля сознания. Благодаря автоматизации увеличивается чувство власти над нашей активностью: достаточно приказа: иду, пишу, танцую — и действие выполняется с должной безупречностью. Экономия работы нервной системы субъективно ощущается как избегание психического усилия. Ребенок, учась писать, помимо усилий, связанных со словесным формулированием своей мысли, часто значительно больше усилий должен вложить в сам акт письма, от которых уже свободен человек, умеющий писать.
