Игорь Гриньков - Хроники судебного медика — 2

Не хотелось бы прибегать к избитым и банальным штампам, говоря о контрасте между природой — началом весны — и тем, чем занимались мы, но тут уж ничего не поделаешь. В 90-м году юго-западная часть лесополосы, опоясывающей город, представляла собой очень густой лесной массив. Ветки деревьев (в основном мелколиственный вяз с небольшими вкраплениями акации) и кустарников (смородина) были сплошь усеяны свежей девственной зеленью, сквозь которую просматривалось чистое умытое небо. И это не ностальгия по прошедшим временам, когда и воздух был чище, и вода мокрее. В середине 70-х годов мне в руки попалась научная книжица о лесах России, изданная не где-нибудь в Урюпинске, а в Москве (названия ее, к сожалению, не помню), где зеленое рукотворное кольцо вокруг Элисты, места весьма засушливого, называлось настоящим чудом.

Это потом, спустя несколько лет, во время Ельцинско-Гайдаровских «экономических реформ», после прекращения финансирования почил в бозе и сам Элистинский мехлесхоз и подведомственное ему уникальное хозяйство, то есть многочисленные лесополосы, которые требовали постоянного ремонта: вырубки и удаления сушняка, межрядной пропашки, подсадки молодняка и т. д.

Так вот, природа и погода в тот день составляли идиллическую гармонию, а мы занимались гробокопательством, точнее, извлечением из земли мертвого тела. И не просто трупа, а трупа маленькой девочки, над которой надругались, а затем зверски убили.

Лица у всех участников этой следственной процедуры были какими-то напряженно-суровыми. Не слышалось скабрезных шуточек, обычно сопровождающих подобные дела. Шуточки при таких обстоятельствах — не проявление крайней распущенности, как многие могут посчитать, а естественная реакция обычных людей, помогающая им держать себя в руках в непростой ситуации и продолжать работу.

Технический персонал, закончивший свое дело, находился с наветренной стороны метрах в 10-15-ти от импровизированной могилы. Нам с А. С. Ольдеевым, фотографу-криминалисту и работнику уголовного розыска, к запястью которого был прикован наручниками Городничий, деваться было некуда, и мы приступили к описанию места происшествия. Понятые предприняли неуклюжую попытку удалиться на почтительное расстояние, но Ольдеев сразу пресек эти вольности, заставив их вернуться в сектор обзора.

На стоящего чуть поодаль и сзади, закованного в наручники Городничего, я не смотрел, так как был поглощен делом — недосуг. Но, со слов глазастого Антона Санджиевича, которому по роду его деятельности надлежало все замечать, будто какая-то тень пробежала по лицу подозреваемого, а зрачки глубоко посаженных глаз заметались в разные стороны.

В продолговатой ямке глубиной 30 см лежал труп девочки, в судорожно стиснутых пальцах левой кисти была зажата прядь волос русого цвета. Глазные впадины, носовые проходы и рот плотно забиты землей. Одежда на трупе находилась в беспорядке. Трусики и колготки были натянуты наспех, кое-как. Подол синего платьица с красной аппликацией на груди завернут вверх, само платье в области воротничка и груди сбилось в поперечные складки. На правой ноге обувь отсутствовала, синяя туфелька-«мыльница» лежала рядом со стопой. Почему-то в память врезалась совсем не существенная, но щемящая подробность: след от штопки на правом колене трикотажных колготок.

На левой ушной раковине имелся след от старой травмы — укуса зубами собаки, небольшой фрагмент хрящевой части уха отсутствовал. При осмотре одежды на ластовице трусиков было обнаружено расплывшееся бурое кровяное пятно, пропитывающее ткань. Мы с Антоном Ольдеевым тщательно описали все повреждения, обнаруженные на трупе, после чего он, предварительно изъяв одежду, прядь волос, зажатую в руке погибшей, образцы волос с головы трупа, отправил тело в морг для опознания и предстоящей экспертизы, которую мы условились провести на следующий день, 21 апреля.

Вид лежащего на секционном столе морга трупа маленькой девочки без одежды (ее накануне изъял следователь) не мог оставить равнодушным никого из работников морга. Даже не занятые в этой экспертизе сотрудники заходили в секционную, подолгу стояли у прозекторского стола и задумчиво качали головами; у многих имелись свои малые дети, так что поразмышлять было о чем.

Я не имел права на сантименты, так как от качества выполненной мной работы мог зависеть весь дальнейший ход расследования.

Достаточно длительное время с момента смерти ребенка и до начала вскрытия (7 суток) привнесло свои нежелательные коррективы, в характерных местах появилось зеленоватая окраска кожных покровов, на фоне которых явственно проступала гнилостная венозная сеть. На коже по всей поверхности тела виднелись слегка втянутые, рассеянные желтовато-серые участки пергаментной плотности — посмертные явления, обусловленные длительным контактом тела с частицами грунта. Головка ребенка была деформирована, уплощена с правой стороны, где в проекции теменной и височной костей определялись их патологическая подвижность и хруст (так называемая крепитация) за счет сцепления краев фрагментов костей. Кости в этом отделе напоминали раздавленную яичную скорлупу. Здесь же, в правой височно-теменной области с захватом ушной раковины и правой щеки имелось обширное кровоизлияние, пронизывающее всю толщу мягких тканей. Светло-русые волосы девочки были обильно испачканы кровью и землей.

Лобную область волосистой части головы в продольном направлении пересекала зияющая щелевидная рана с относительно ровными, слегка осадненными краями, длиной 7,5 см. В просвете раны хорошо просматривался линейный перелом лобной кости, расположенный в том же направлении. Твердая мозговая оболочка в проекции линейной раны и перелома была повреждена.

При исследовании головного мозга была выявлена обширная подоболочечная гематома объемом до 140 мл, обширный участок ушиба головного мозга в левой лобной доле с размозжением его вещества и прорывом крови в желудочковую систему головного мозга.

На костях черепа просматривались признаки минимум двух травматических воздействий: в лобную область волосистой части головы, где имелся линейный перелом, и в правую половину головы, где на обширном участке располагался оскольчато-фрагментарный перелом правой теменной и височной костей. Оба перелома соединялись между собой дополнительными переломами, часть из которых переходили на кости основания черепа. Голова несчастной девочки действительно походила на раздавленное яйцо.

Причина смерти — открытая черепно-мозговая травма — не вызывала ни малейших сомнений. Но, кто знает, какой еще фортель выкинет Городничий, поэтому было решено изъять раздробленные кости свода черепа для решения вопросов о точном количестве ударов, установления очередности их причинения, определения орудия травмы и для исключения (или подтверждения) версии наезда колесом трактора на голову ребенка при его выпадении из кабины.

При исследовании трупа было достоверно установлено, что после засыпания ее тела землей Оля еще совершала дыхательные движения (возможно, в агональном периоде); на слизистой оболочке бронхов были обнаружены мелкие частицы почвы, которые никак не могли попасть в разветвленное бронхиальное дерево механическим путем.

На половых органах трупа девочки имелись грубые, обширные, прижизненного характера разрывы, как девственной плевы, так и слизистой оболочки влагалища, переходящие на кожу промежности.

Естественно, с разрезов влагалища были взяты тампоны и мазки в отделение по исследованию вещественных доказательств или проще — в судебно-биологическое отделение (заведующая Светлана Борисовна Савченко, эксперт Элиза Пюрвеновна Гулевская). И здесь нас ждала удача. Шансов обнаружить сперму в половых путях загнивающего трупа, пробывшего несколько дней в земле, ничтожно мало, но она была обнаружена. А наличие спермы во влагалище потерпевшей является абсолютным и стопроцентным подтверждением произведенного полового акта.

Таким образом, следствие получило неоспоримое доказательство, что с А. Олей был совершен половой акт. Немного опережая события, я должен сказать, что и на колготках потерпевшей экспертом Элизой Гулевской была выявлена сперма одногруппная с кровью подозреваемого А. Городничего.

Теперь мне предстояло изготовить фрактограмму переломов костей черепа и провести векторно-графический анализ.

Впервые я познакомился с этим методом исследования в ноябре 1986 года на представительном зональном недельном семинаре-совещании в городе Ростове-на-Дону, который проводился под патронажем специалистов Главного бюро судебно-медицинской экспертизы при Минздраве РСФСР и был посвящен вопросам судебно-медицинской травматологии. Там выступали с докладами наши новые шефы, 40-летние молодые, энергичные люди, некоторые из которых еще не были обременены степенями, званиями и регалиями, но были полны решимости донести до широкой экспертной аудитории многочисленные наработки и методики, появившиеся или зародившиеся на кафедре профессора судебной медицины Алтайского медицинского института В. И. Крюкова.