Игорь Гриньков - Хроники судебного медика — 2

ИГОРЬ ГРИНЬКОВ

ХРОНИКИ СУДЕБНОГО МЕДИКА - 2

«Я грязен, я тощ, моя шея тонка,

Свернуть эту шею не дрогнет рука

у тебя…

Я самый плохой, я хуже тебя,

Я самый ненужный, я гадость,

я дрянь —

ЗАТО Я УМЕЮ ЛЕТАТЬ!!!» —

«Серый голубь».

Петр Мамонов и группа «Звуки Му»

О СУДМЕДЭКСПЕРТЕ ЗАМОЛВЛЕНО СЛОВО!

Всех одержимых людей, испытывающих потребность излагать свои мысли на бумаге и предлагающих эти изложения на суд читателя, литератор Сергей Давлатов поделил на две категории — писатели и повествователи, отнеся себя к последней. Давлатов был большим мастером повествования, честным мастером.

И главным определяющим словом, которое пришло ко мне после прочитанной книги Игоря Гринькова, было слово честность.

В своих произведениях, которые автор именует очерками и хрониками, он добросовестно и честно рассказывает о людях, судьбах, о профессии судебного медика и о своем месте в этой профессии.

Артист во время репетиций может услышать от режиссера банальное «не верю», мало того, он получит разъяснения и советы, которые помогут ему добиться правды в образе. Писатель, который существует один на один с листом бумаги и авторучкой, в поисках этой правды может положиться только на себя. Умение рассказать о былом, о наболевшем, отделив зерна от плевел, рассказать правдиво и одновременно высокохудожественно, так чтобы было интересно читателю — это и есть то мастерство, которое я назвал бы талантом. А талантливо написанная книга, уверен, найдет своего читателя.

Чиновник, однажды задавший мне вопрос: «Зачем нужен литературный журнал?» — признаться, сильно меня озадачил. Впрочем, ответа он не ждал, продолжив коротко: «Вообще не нужен!».

А. С. Пушкин советовал в таких случаях: «…и не оспаривай…»

Однако эпизод этот заставил меня задуматься о том, зачем нужны писатели вообще. Все уже написано и описано. Чтобы перечесть громадье мировой литературы жизни не хватит. Может быть, для знания истории достаточно будет и учебников. Мысли эти заставили меня перелистать книги калмыцких писателей, я укрепился в том, что писатель нужен всегда, мало того, писатель необходим для сохранения общества и народа в большей степени, чем кто-либо иной.

Сухие строки истории никогда не смогут заменить литературу, несущую дух народа, дух времени, формирующих самосознание и менталитет. Написанное калмыцкими писателями о гражданской и Великой Отечественной войнах, о депортации уже не позволит кому-либо сделать ревизию прошедшего в угоду любой идеологии.

Это время ушедшее, но совсем недавнее, живы еще очевидцы… Когда их не будет, останется литература. Игорь Гриньков описывает время уходящее, не успеем оглянуться, как его назовут ушедшим. Описывает то, что совершенно скрыто от глаз большинства читателей и, казалось бы, не для всех интересно. На самом деле не заинтересовать книга сможет лишь совершенно очерствевшего человека.

Написанные добротным слогом «Хроники» повествуют нам о том, как ответственен, нелегок, а порой и самоотвержен труд судебных медиков, следователей, прокуроров. И, самое главное, герои книги — не абстрактные фигуры, у них есть имена, фамилии, они жили рядом с нами, а большинство из них продолжают работать. Написанное заставляет проникнуться чувством глубокого уважения к работникам правоохранительных органов. Думаю, что прочитавший «Хроники», выбросит из своего лексикона антагонистическое слово «мент», прижившееся в обществе не без помощи средств массовой информации. Полагаю, что подобные произведения будут формировать настоящее гражданское общество в нашей стране. И это главное достоинство книги.

В процессе литературного труда автор зачастую сталкивается с тем, что в силу конъюнктурных, либо каких-нибудь других соображений нужно что-то заретушировать, что-то опустить, а что-то приукрасить. Подобные атавизмы преследуют нас из прошлого, и избавиться мы от них до конца не можем.

Игорь Николаевич сумел избежать этого греха. Он предельно объективен, я бы даже сказал, прозрачен в своем повествовании о времени, коллегах и о себе, порою книгу можно сравнить с исповедью; что ж, тем она ценней!

Валерий Хотлин,

Заслуженный работник культуры Республики Калмыкия,

Член Союза российских писателей.

ОТ АВТОРА

В целом благосклонный прием читателем первой книги «Очерки судебного медика (опыты эксгумаций)», положительные отзывы людей, мнение которых мне не безразлично, а, главное, неисчерпаемость самой темы подвигли меня на создание второй книжки. Жанр тот же, традиционный — очерки о следователях и судебно-медицинских экспертах и об их участии в расследовании преступлений против жизни граждан, в основном, умышленных убийств, часть которых сопряжена с сексуальным насилием. Вторая половина новой книги заметно отличается от первой. В главе «Сюжеты» собраны анекдоты (по С. И. Ожегову, очень короткие рассказы с забавным, смешным содержанием и острым концом), но не придуманные истории, а курьезные случаи, взятые из жизни сотрудников нашего Бюро судебно-медицинской экспертизы и прокурорских работников Калмыкии. «День в жизни» (я даже не знаю, к какому жанру его отнести, но пусть этим занимаются другие) — такая же реальная история, которой я попробовал придать более художественную форму эссе. Ее криминальная составляющая — то, что действительно было на самом деле, остальное можно считать (а можно не считать) вымыслом автора. Видно, в жанре чистого очерка мне становится тесновато; пиджачок начинает жать в плечах.

«Прошлое и настоящее» не означает окончательную точку в жизнеописании наших следователей и экспертов, хотя, не исключено, что это переход к другому этапу.

При написании второй книжки я старался избежать тех недостатков, огрех и просчетов сугубо литературного характера, которые, несомненно, имелись в первой и о которых прекрасно осведомлен; некоторые абзацы я сейчас написал бы по-другому. Я полностью отдаю отчет в том, что не являюсь профессиональным литератором, и добиться художественного совершенства и гармонии очень трудно, но, с другой стороны, и не ставил перед собой задачи приблизиться к «бессмертным». Так что, «небожители» могут спокойно отдыхать.

Мои амбиции не простирались дальше стремления к честному, добротному изложению материала, который должен был по замыслу превышать уровень среднестатистического, то бишь макулатурного детективного чтива, убойного по сюжету, но убогого по смыслу. Я пытался писать свои очерки простым, нормальным, понятным русским языком, без всяческих модных изысков, строго придерживаясь фактов, дат и хронологии излагаемых событий.

При этом старался следовать совету «красного» графа Алексея Толстого, автора романов «Хождения по мукам» и «Петр Первый», большого сибарита и замечательного писателя:

«Не стоит забывать, что книга пишется для читателя, поэтому она должна быть интересной и увлекательной».

Что верно, то верно, тяжеловесный слог далеко не всегда означает глубину проникновения в материал и мудрость автора. Но и легкость изложения не должна переходить в легковесность. Найти нужный баланс достаточно сложно.

Я даже в мыслях не провожу кощунственных аналогий, но ведь ни Антон Чехов, ни Михаил Булгаков, ни Виктор Вересаев (Смидович), то есть, писатели из врачей, не заканчивали литературного института имени Горького, которого, к счастью, тогда не существовало. Таким образом, они формально не получили специального литературного образования, что не помешало им стать настоящими Мастерами. А Эрнст Хемингуэй учился писательскому ремеслу, посещая в Париже богемно-литературный салон Гертруды Стайн, и усердно читая Джойса, Льва Толстого и Федора Достоевского.

Когда кому-то даровано нечто свыше, то это рано или поздно проявится в той или иной степени. Модильяни и Ван Гог тоже не учились в Академии художеств. Этим я вовсе не хочу сказать, что основы писательского дела не следует постигать (графомания бездарного дилетанта ужасна!), но если в человеке нет «искры Божьей», то в лучшем случае он будет писать внятные, довольно грамотные, но безликие тексты. Но это не есть художественная или документальная литература. Стилю не научишь, шарму не научишь; они внутри того, кто берется за перо. У настоящих авторов буквально с первой страницы мы чувствуем особую ауру, аромат и атмосферу, присущие только одному ему, позволяющие безошибочно определить: это проза Ивана Куприна, это — Жоржи Амаду, это — Акутагавы Рюноске, это — Франсуазы Саган и т. д.