Ты ненадолго уснешь... - Головань Марина Владиславовна "Voloma"
Улыбчивая Люси, вызывающее поведения которой всегда балансировало на опасной грани, совершенно стушевалась. Впрочем, все было закономерно. Дружба с Хоуп не была попыткой выглядеть ярче на фоне неприметной внешности подруги. Наоборот, фокус срабатывал в противоположную сторону, что носило характер феномена и Бенедикт Купер не стал исключением.
Люси с горечью наблюдала знакомую перемену в поведении мужчины, который вполне годился для нее на роль идеального. С момента знакомства с Бенедиктом, она видела, что Хоуп доставался если не мимолетный, то взгляд пропитанный доброй насмешкой, а теперь на эти неприметный полтора метра с белокурыми волосами он смотрел проникновенно, без трепета, но с уважением, как смотрят на чудо, к которому стращно прикоснуться.
Только Бенедикт не замечал этих перемен. Он видел окружающий мир немного иначе и сколько раз, с отчаянием осознавал, что пора пронести в медицинский центр хотя бы «мыльницу» и тайком сделать несколько кадров, такие перспективы открывались его взору.
И не только доктор Ванмеер служила источником вдохновения, что само по себе коробило самолюбие достаточно гордого и своенравного мужчины. Обидное прозвище отпало от персоны Хоуп. Купер нашел альтернативу для выхода творчеству, которое не давало ему покоя.
Письменное разрешение на право фотосъемки было подписано мистером Хартлоу и Роуз Финдлоу без лишних вопросов. Обоюдно прозвучало только одно условие — не для печати.
Спустя неделю, Лулу к невероятной радости Сэма перевели обратно в их палату. Как и обещала Хоуп, состояние улыбчивой малышки заметно улучшилось.
Ну, как улучшилось...
Стабилизировалось настолько, что доктор Хантер наконец-то обозначила дату операции.
Шанс побороться за жизнь Луизы представлялся уже через неделю. О сложном случае девочке не судачили, разве что голуби за окнами.
Но общий настрой нельзя было назвать оптимистичным. Сэм, то и дело, невольно подслушивал мнение окружающий: мам, медсестер и санитаров. Женщины находили утешение в бесконечных обсуждениях чужих диагнозов и как раз Лулу была тем самым страшным примером, после которого говорили: «У нас, оказывается, не все так плохо...».
А, Хоуп окончательно оставила надежду на то, что Бенедикт хоть где-нибудь опростоволосится. Она думала, что его пребывание в отделении будет выглядеть, как минимум, жалким. Так было бы проще увязать размытый образ избалованного и жестокого мальчишки, со смешливыми, умными глазами, не в меру симпатичного и даже красивого мужчины. Полный провал! Так же , как и у самого Бенедикта, который искал и высматривал в миниатюрном теле необычной женщины-хирурга, которую в школьные годы он доводил до нервных срывов — забитую закомплексованную недотрогу.
Единственной отсылкой к тому образу, сформировавшемуся в пору юности, была странная и удивительная способность Хоуп смотреть свысока на людей, которые были выше нее ростом даже на две головы. Но тут была виновата далеко не гордость или высокомерие, а скорее осознание, что у нее мало с кем найдутся общие интересы, что было на самом деле правдой.
Интересы Хоуп и Бенедикта были диаметрально противоположными, как и образ жизни, хотя бы потому, что она давно нашла себя и практически ни в ком не нуждалась, а он до сих пор маялся со своим творчеством и потребностью нести этому миру пользу.
Темы разговоров доходила до Кэрол Хантер посредством старых добрых сплетен и это только усугубляло мрачное расположение духа заведующей, у которой уже вот несколько дней был жутко заложен нос из-за разбушевавшейся аллергии на пыльцу.
- То есть, это длится уже несколько дней и балагану не будет конца пока наша звезда, не соизволит снизойти до прощения?
Как обычно, со скоростью света поглощая нехитрый обед в виде лапши быстрого приготовления, при этом, одной рукой набирая какой-то текст на компьютере, доктор Хантер почти с пристрастием допрашивала Энди Шуст, которой надоел всеобщий затянувшийся праздник, переросший в марафон принципиальности со стороны Бенедикта Купера. Параллельно, заведующая разбирала кипу документов, из-под которой ее стола почти не было видно. Ее рука вдруг повисла в воздухе, бегающий взгляд застыл, когда она увидела ходатайство Хоуп Ванмеер о выделении средств из больничного фонда на проведение операции Сэму Хартлоу.
- Она номинально его извинила за сказанное, но Купер вбил себе в голову, что пока Хоуп не согласится с ним поужинать, то прощение не считается чистосердечным, - продолжала щебетать Энди не обращая внимания на ступор заведующей.
В этот момент Кэрол громко чихнула и с шумом высморкалась в салфетку, после чего она решительно поставила отказную резолюцию на прошение и отложила лист в сторону.
- И что? - широкая бровь выгнулась.
- В ход пошли сладости, дорогое вино, недели в спа-центрах, шоппинг-туры в лучшие бутики, не говоря уже о каждодневных наборах сладостей, парфюма и деликатесов.
- А она что?
- Все раздает. Детское отделение онкологии шикует уже неделю.
С каждым ответом Энди, доктор Хантер мрачнела все больше, а красный цвет кончика ее носа грозил превратиться в бордовый, в унисон настроению, действуя, словно, индикатор ухудшения.
Причин для радости у Кэрол была невероятно мало, и все они, в последние дни касались только сомнительной возможности наслаждаться плодами своих трудов. Кроме того, у сына бизнес вероятно прогорит, не поможет даже кредит в который влезла Кэрол, диссертация, тема которой было заболевание Луизы Финдлоу, была отложена в долгий ящик, а сама девочка, не смотря на спасенную печень, с каждым днем, медленно, но уверенно хоронила надежду на положительный исход операции. Но больше всего, доктора Хантер бесил сын их основного спонсора, с которым придется мириться еще несколько дней и отчитать не представлялось возможным, даже приватный сдержанный разговор был исключен, чтобы ненароком не обрушить на себя последствия от самых невинных фраз в адрес избалованных богачей.
К тому же, Купер стал неприкасаемым из-за его обаяния. Дети его обожали, а мамы ожили на глазах, превратившись из ходячих теней обратно в живых женщин. Этот тип умудрился получить разрешение на фотосъемку. Будучи мастером фотошопа, он, превращал детей в героев их любимых фильмов и сказок. Стены многих палат были украшены невероятными постерами, которые Купер печатал в типографии на свои средства. Идея была далеко не новой, но факт оставался фактом - показатели анализов многих детей немного, но улучшались. Общий положительный настрой делал свое дело.
- А теперь последний вопрос, доктор Шуст...
Энди выпрямила спину и собралась, словно была на экзамене и сейчас решалась ее судьба. Крайне редко Кэрол Хантер вызывала ее на подобные беседы, не хотелось признавать очевидного, но столь доверительная беседа льстила Энди. И если бы молодая женщина не стремилась с таким рвением проявить себя и сделать карьеру в медицине, то отринув глупость, она давно бы поняла, что стала жертвой собственной наивности, если не глупости.
- Да, доктор Хантер
- Насколько я помню, ты никогда не находилась в группе поклонников Хоуп Ванмеер, я не наблюдала тебя и среди лентяев, которые так и толпятся по углам в перерывах, ты достаточно молчалива и почти заслуживаешь доверия...
Тон заведующей радовал Энди все меньше и меньше.
- Что Вы хотите этим сказать? - слишком поздно она поняла, к чему клонила доктор Хантер.
- Какого черта, тогда ты наравне со всеми в курсе всех событий этого цирка?! - почти приглушенный вопль было бы слышно и за толстой дверью кабинета заведующей, если бы не раздался трезвон телефона.
Завебующая сорвала трубку и рявкнула:
- Хантер!
Выслушав явно короткое сообщение, она с силой ткнула пальцем на кнопку факса. Она замерла перед медлительной техникой, нависая своим коротким, плотным телом, уперев руки в бока, и по привычке сдувая с лица вечно выпадающую из прически прядь волос.
- Да ладно! Вы, что все сговорились?
