Джон Ронсон - Психопат-тест
По правде говоря, придумывание несуществующего университетского студента со страницей на «Фэйсбуке» и совершенно невероятной истории с гаремом из очаровательных француженок выглядело слишком уж странным дополнением, но пытаться искать мотивы поступков такого гения, как Хофштадтер, было явно неблагодарным занятием.
Более того, Дебора решила, что ей удалось разгадать головоломку. Да, в ней действительно имелось отсутствующее звено, но не в форме невидимых чернил или значимых слов, вырезанных из страницы тринадцать. Оно, по ее мнению, заключалось в том, как книга раскрывала присущий каждому ее получателю нарциссизм.
— Его книга «Я — замкнутый круг» именно об этом, — сказала Дебора. — О том, как мы проводим свою жизнь, постоянно, снова и снова, замыкаясь на самих себе, словно в неком бесконечном замкнутом круге. И вот теперь многие люди задаются вопросом: «Почему именно мне прислали книгу?». Они ведь задумываются не столько о книге и ее смысле, сколько снова о самих себе. Значит, «Бытие или Ничто» создала некий круг людей и стала для них очередным инструментом замыкания на собственной личности. — Она помолчала. — Полагаю, что именно в этом и заключается идея Хофштадтера.
Теория Деборы поначалу показалась мне вполне убедительной: я поверил, что она может и в самом деле стать решением загадки, пока час спустя не побеседовал по скайпу с Леви Шандом, который, как очень быстро выяснилось, был самым что ни на есть реальным студентом из Университета Индианы.
Шанд оказался симпатичным черноволосым молодым человеком с меланхоличным взглядом. Он сидел в захламленной комнате студенческого общежития. Его было совсем нетрудно найти. Я послал письмо на его страницу на «Фэйсбуке». Леви мне сразу же ответил (в тот момент он сам был в сети), и через несколько секунд мы уже смогли взглянуть в лицо друг другу.
Шанд утверждал, что вся его история — совершенная правда. Он и в самом деле нашел книги в коробке под железнодорожным виадуком, а дома у Дугласа Хофштадтера действительно есть гарем из француженок.
— Скажите мне в точности, что произошло, когда вы к нему пришли, — попросил я.
— Я очень волновался, — ответил Леви, — ведь он же такая знаменитость в когнитивной науке… Дверь мне открыла очень привлекательная молодая француженка. Она попросила меня подождать. Я заглянул в соседнюю комнату: там было еще несколько очаровательных девушек.
— И сколько же их было в общей сложности?
— По крайней мере, шесть, — ответил Леви. — Брюнетки, блондинки… Все они стояли между кухней и столовой. И все были потрясающе красивы.
— Это в самом деле так было? — выпалил я, будучи не в состоянии поверить его словам.
— Ну, возможно, они были не француженки, а бельгийки, — ответил Леви.
— И что же произошло потом? — спросил я.
— Из кухни вышел профессор Хофштадтер. Он был очень худ, но выглядел вполне здоровым. Он действительно харизматическая личность… Профессор взял у меня книги, поблагодарил, и я ушел. Вот и все.
— То есть вы хотите сказать, что каждое ваше слово абсолютно правдиво?
— Абсолютно, — ответил Леви.
Однако что-то не состыковывалось. История Леви — да и теория Деборы — могли быть правдоподобны только в том случае, если бы Дуглас Хофштадтер являлся легкомысленным шутником-дилетантом, каковым он, по всем имевшимся у меня сведениям, не был ни с какой точки зрения. К примеру, в 2007 году корреспондент «Нью-Йорк таймс» Дебора Соломон задала ему несколько довольно провокационных вопросов, и в своих ответах он проявил себя как довольно серьезный, а в некоторых случаях даже раздражительный человек:
…
В.: Вы прославились, опубликовав в 1979 году книгу «Гёдель, Эшер, Бах», сразу ставшую культовым университетским бестселлером. В своей книге вы отыскивали параллели между интеллектом Баха, М. К. Эшера и математика Курта Гёделя. В новой книге «Я — замкнутый круг» вас, как мне кажется, прежде всего интересует ваш собственный интеллект.
О.: Эта книга более традиционна. Менее безумна. И возможно, в ней меньше смелости, чем в предыдущей.
В.: Вы хорошо знаете, как сделать книгу популярной?
О.: Нет. На самом деле — не знаю. Меня просто занимали и занимают вопросы сознания и души. Именно благодаря им и появилась моя новая книга.
В.: В «Википедии» сказано, что ваши книги вдохновили многих студентов на выбор профессий, связанных с кибернетикой, компьютерами и искусственным интеллектом.
О.: Меня не интересуют компьютеры. В упомянутой статье масса неточностей, что меня крайне огорчает.
И так далее. Как мне удалось установить, работы Хофштадтера появились в результате двух трагедий, имевших неврологические причины. Когда ему было двенадцать лет, стало ясно, что его младшая сестра Молли не сможет ни говорить, ни понимать обращенную к ней речь. «Меня уже тогда очень интересовал вопрос, как работает мой ум, — сказал он в интервью журналу «Тайм» в 2007 году, — и когда болезнь Молли стала очевидной, у моего теоретического интереса появился выход в реальный мир. Обстоятельства заставили меня еще больше задуматься о работе мозга, о человеческом «я» и о том, как функционирование мозга определяет особенности человеческой личности».
Затем, в 1993 году, его жена внезапно умирает от опухоли головного мозга. На руках у профессора остались двое детей, двух и пяти лет. Он был буквально убит случившимся. В книге «Я — замкнутый круг» Хофштадтер утешает себя мыслью, что жена продолжает жить в его сознании. «Мне кажется, что какие-то проявления ее «я», ее внутреннего мира, душевного света, как бы мы это ни называли, остаются внутри меня, — говорил он в интервью «Сайентифик америкэн» в 2007 году, — и я имею в виду сущностные проявления ее «я», ее душу, если хотите. Вынужден, конечно, подчеркнуть, что из-за печального свойства материи то, что сохраняется во мне, есть всего лишь очень слабая копия. Некий уменьшенный снимок с низким разрешением, и очень размытый… Конечно, ему не удается победить жало смерти. Я не могу сказать: «Ладно, пусть она умерла, зато продолжает жить у меня в мозгу». Однако даже в таком варианте это хоть какое-то утешение».
Ничто в собранных мною материалах не свидетельствовало о Хофштадтере как о человеке, способном завести гарем из француженок, да к тому же имеющем склонность участвовать в запутанном тайном предприятии с анонимной рассылкой десятков странных книг различным ученым по всему миру.
Я направил Хофштадтеру электронное письмо, в котором напрямую задал вопрос — есть ли хоть крупица истины в истории Леви Шанда о коробке под мостом и о гареме француженок, и отправился на прогулку. Когда я вернулся, меня уже ожидал ответ.
…
«Дорогой м-р Ронсон,
я не имею никакого отношения к «Бытию и Ничто» и не знаю, почему в работе упоминается мое имя. Я всего лишь «невинная жертва» проекта.
Действительно, м-р Шанд приходил ко мне домой и оставил несколько экземпляров этой странной книги, но все остальное в его рассказе — совершенная выдумка. В гостиной моя дочь занималась французским со своим преподавателем. Возможно, м-р Шанд заметил их и услышал беседу на этом языке. Кроме того, дома я говорю с детьми по-итальянски, и вполне возможно, что м-р Шанд принял итальянский за французский. Суть, однако, в том, что никакого «гарема из очаровательных француженок» у меня нет. Все это абсолютная чушь. Он просто хотел, чтобы его история выглядела более таинственной и щекотала нервы. Приходится только сожалеть, что некоторые люди занимаются такими вещами и размещают подобный бред в сети.
Искренне Ваш,
Дуглас Хофштадтер».
Я послал Хофштадтеру ответ, написав, что многое в истории Леви Шанда выглядело крайне сомнительным — и не только связанное с гаремом, но и та часть рассказа, где говорится о том, как он обнаружил коробку под железнодорожным виадуком. Не логично ли предположить, что Леви Шанд и является автором «Бытия или Ничто»?
Хофштадтер ответил:
…
«Леви Шанд совершенно точно не является автором маленькой белой книжки. Мне прислал около восьмидесяти экземпляров (70 на английском, 10 на шведском) сам ее автор. Они лежат у меня в кабинете нетронутые. Еще до появления книги я получил несколько весьма загадочных почтовых открыток на шведском языке (я их прочел, хотя, признаюсь, и не очень внимательно: все они показались мне одним сплошным абсурдом). Нормальные люди (то есть разумные, здравомыслящие) не начинают общение с другими, совершенно им незнакомыми людьми с написания нескольких бессвязных, диковинных, зашифрованных посланий.
