Исцеление духовных болезней - Жан-Клод Ларше
Он может также рассматривать ближнего как конкурента, как соперника в самоутверждении и поиске удовольствия, поэтому он направляет на него всю свою агрессивность. Именно себялюбие, по словам преподобного Максима, «через любовь к удовольствию заставляет нас обратить с одних на других силу нашего гнева, ставшую яростной»[913]. «Себялюбие, — продолжает преподобный Максим Исповедник, — сделало зверским кротчайшее естество и разделило сущностно единое человечество на многие и противоположные, а ничуть не хуже можно сказать, — разрушающие друг друга части»[914]. В этом также состоит разделение природы человека, упомянутое выше. По словам того же святого, «себялюбие людей… бросило одних против других… откуда и происходит разделение единой природы на множество частей»[915].
Где есть любовь Божия, там всё и во всем Христос (Кол. 3, 11) и нет ни еллина, ни иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, скифа, раба, свободного (Кол. 3, 11), нет мужеского пола, ни женского (Гал. 3, 28). Там же, где царствует себялюбие, видны лишь противостояния, разделения, соперничество, зависть, ревность, раздоры, вражда, ссоры, агрессия и подобные проявления, которые являются плодами этой страсти, — такие, как неуживчивость[916], несправедливость[917], эксплуатация одних другими[918] и даже убийства[919] и войны[920]. Таким образом, себялюбие предстает со всех сторон глубоко патогенным и расценивается святыми отцами по его природе и действиям как признак человека, ставшего безумным[921] (ибо само себялюбие безумно[922]) и глубоко безрассудным[923].
Болезнетворное воздействие себялюбия вызвано тем, что эта страсть сама является болезнью[924], которая заключается в извращении свойственного человеку стремления — добродетельной любви к себе[925], неразрывно связанной с любовью к Богу и любовью к ближнему. Так, преподобный Максим Исповедник пишет: «Через себялюбие… диавол решительно отделил нас от Бога и друг от друга: он исказил всё, что было верно, и таким образом разделил естество»[926].
ГЛАВА 3 ЧРЕВОУГОДИЕ
Чревоугодие (γαστριμαργία) можно определить как стремление к удовольствию от вкушения пищи, иными словами, как желание употреблять пищу с целью получения удовольствия или же, в отрицательном значении по отношению к добродетели, которой противопоставляет себя чревоугодие, как невоздержанность уст и чрева.
Эта страсть принимает две основные формы: она может быть обращена главным образом на качество продуктов, тогда это поиск пищи изысканной, тонкой, изощренной, это желание, чтобы пища была тщательно приготовлена. Также она может быть обращена на количество еды, что выражается в желании потреблять пищу в большом количестве[927]. В первом случае это прежде всего желаемое наслаждение уст, вкуса; во втором — это наслаждение чрева или пищеварительных органов в целом. В обоих случаях мы видим стремление к определенному виду телесного наслаждения, поэтому чревоугодие можно поместить среди «страстей тела».
Но хотя тело здесь и задействовано непосредственно, чревоугодие не проистекает прямо из его потребностей: доказательством служит то, что желание часто превосходит потребность, иногда даже слишком, особенно в случае булимии[928], что также позволяет рассматривать чревоугодие как страсть души. И Евагрий[929], и преподобный Максим Исповедник называют его страстным помыслом[930]. Тело выступает здесь именно как орудие для осуществления желаний души[931]. Евагрий пишет следующее: «Не к добру пространно питающие плоть свою… на себя самих после сего пусть жалуются, а не на нее»[932].
Речь в данном случае идет совсем не о том, что пища сама по себе является нечистой или дурной или что сама функция питания несет в себе нечто греховное, в силу чего чревоугодие может рассматриваться как страсть, ибо Христос сказал: Не то, что входит в уста, оскверняет человека (Мф. 15, 11), и апостол Павел учит: Всякое творение Божие хорошо и ничто не предосудительно, если принимается с благодарением (1 Тим. 4, 4). Ненависть к продуктам питания как таковым, восприятие их как зла было бы «мерзостью и чистым бесовством»[933], уточняет блаженный Диадох Фотикийский, прибавляя: «Вкушать пищу и пить, благодаря Бога за все то, что подают и смешивают, ни в коем случае не противоречит правилу учения, ибо всё… хорошо весьма (Быт. 1, 31)»[934].
Итак, страсть чревоугодия заключается не в пище как таковой, не в ее качестве, но в способе ее употребления, как указывает святитель Григорий Великий: «Порок не в пище, но в способе ее вкушения. Вот почему вполне возможно вкушать тонкие яства без какой-либо вины, в то время как потребление гораздо более грубых блюд может быть запятнано грехом»[935].
Страсть заключается не в самом акте вкушения пищи, а в намерении, которое руководит действием, и в цели, которую ставит перед собой человек, потребляя пищу. «Что же касается употребления пищи, то кушать по потребности и кушать для услаждения — дело одинаковое, а грех заключается в намерении»[936], — уточняет авва Дорофей. Итак, страсть состоит в некоем отношении человека к пище и питанию, а точнее, в отклонении от их естественного конечного предназначения. Бог дал людям пищу с определенной целью, и если извратить употребление этой пищи и пагубно ею пользоваться, то она будет служить другим целям. «То, что мы едим, создано с двойным намерением: питать и лечить нас[937]. Вкушать пищу для других целей значит пагубно использовать данное нам Богом ради нашей пользы»[938], — пишет преподобный Максим Исповедник. Человек уважает естественную конечную цель пищи и питания, когда он ест по необходимости, чтобы поддерживать и сохранять свою телесную жизнь, чтобы сберечь или приобрести телесное здоровье. Однако человек противоестественно использует пищу и присущую ей питательную функцию, если делает их средством наслаждения[939].
Итак, чревоугодие заключается не в хотении пищи как таковой, а в том желании, которое может возникнуть при ее употреблении. Вот почему злоупотребление, составляющее эту страсть, заключается не только в том, чтобы питать себя за пределами строго необходимого для телесных нужд, но и в том, чтобы стремиться к удовольствию в том же необходимом.
Посредством страсти чревоугодия человек совершает зло, ибо, стремясь к наслаждению в пище,