Иван Блох - История проституции
Теперь она опускается на левое колено, правая нога вытянута, в лице все еще ясное отчаяние – форменное engouement…
Эта позиция имеет много преимуществ, если танцовщица хочет продолжать судорожные движения до экстаза… До чьего экстаза? Разумеется, до экстаза зрителей! Но и до своего собственного также! Она легко наклоняется назад, высоко держа руки, и из треугольника, образуемого складчатыми шароварами и обоими обрисовывающимися теперь бедрами, показывается, наконец, этот розово-красный укутанный живот… Все это похоже на эпилептический или истерический припадок в больничной палате – вздымающаяся морская волна, подбрасывающая нашу фантазию на седьмое небо… Святая Магдалина – я хочу сказать – та женщина из Магдалы, во чреве которой было семь чертей…
«Да-ра-ре-ре-ре-да»-«Да-ра-ре-ре-ре-да».
Ужасная музыка!.. Была ли такой и святая Магдалина? Продавала ли она себя таким же образом? Приводила ли она мужчин в такое же восхищение?
Но вот она еще больше откидывается назад. Всемогущий Боже! Эта надломленная фигура с высоко поднятыми к небу руками и вздымающимся животом похожа на пораженное животное – точно бешено скачущий внезапно опрокинутый зверь.
Пучина бунтует, пучина клокочет,Не море ль – из моря извергнуться хочет…
«Уелю-лю-лю-лю-лю-лю-лю-лю-лю-лю…» – внезапно врывается бурной трелью голос сидящей позади фигуры сфинкса в общую ноющую музыку, в общий экстаз.
Этого еще недоставало! Этого ужасного, потрясающего нервы полового призывного звука восточной женщины!..
Публика позади меня трепещет. Слышны отдельные глубокие вздохи.
«Да-ра-ре-ре-ре-да»-«Да-ра-ре-ре-ре-да».
Теперь она отдыхает, акт окончен. Верхняя часть тела снова перемещается вперед, руки в первый раз разжаты, она смотрит на публику. Это ржавшее чудовище, наконец, вышло из скрюченного положения. Все прошло, опасность миновала – теперь она стоит на обеих ногах.
«Да-ра-ре-ре-ре-да»…
И дрожит всем телом так, что бусы подскакивают и стеклянные цепи звенят.
«Да-ра-ре-ре-ре-да»…
Вот она быстрым движением живота отбрасывает на пол метра от себя висящие на ней тонкие цепи, так что подымается бряцание и трезвон, – сотрясает нижнюю часть тела ниже талии, как если бы она хотела сбросить с себя пушинку или ненужную шелуху – становится все свободнее и веселее и делает по направлению к середине сцены несколько твердых шагов, на которые смотришь, как на избавление – какое прекрасное тело! Что за бедра, какой скелет!..
Она делает движение верхней частью тела и далеко отбрасывает теперь шумящие нити бус грудями, как она прежде отбросила их животом. Она шумит, как молодой жеребенок, бросает в воздух свою гриву волос, несколькими движениями еще раз, смеясь, показывает громадную силу живота и – все кончено…
Да, несомненно! Здесь символически изображен в форме родовых болей и потуг родовой акт. Приседание на корточки для родов, обращение к богам с криком о помощи и стремление возбудить в неподготовленном мозгу зрителя представление о предшествующей родовому акту половой страсти, существенным фактором которой является он, зритель – все это выражено в действии и противодействии.
«Да-ра-ре-ре-ре-да»…
Все кончено! Жанелла кланяется – какое тело! Какие руки, какие ноги! Музыка сразу умолкает…
Публика тяжело подымается, точно очнувшись от глубокого сна… Серым и будничным кажется теперь балаган.
Все теснятся к выходу.
Там, на свежем воздухе только начинаешь чувствовать свое опьянение…
«О-ла-ла!» – говорит одна молодая девушка, отодвигая рукой волосы со лба».
Это превосходное описание ясно изображает нам первоначальное значение этого восточного танца, как средства для дионисьевского экстаза, для восторженности и полного перенесения в сферу необузданной половой жизни. Поэтому сообщения путешественников, что танцы эти в высшей степени возбуждают чувственность и необузданность восточного человека и оказывают на него неотразимое сладострастное действие, вполне понятны. Хардин знал многих разумных мужчин, которые до такой степени были преданы той или иной танцовщице, что даже сами считали невозможным освободиться от ее оков. Они оправдывали себя тем, что околдованы своими возлюбленными. Тесная связь такой экстатической страсти с мазохистскими ощущениями самоотречения и самоуничижения видна из того, что на теле, особенно на руках и боках, этих рабов своей любви к танцовщицам можно было заметить следы ожогов от каленого железа. Чем более они влюблены и чем более хотят убедить в этом своих повелительниц, тем многочисленнее и глубже ожоги, которые они велят наносить себе. Сила и очарование танца этих проституток и сила возбуждаемых ими бурных желаний поразительны.[383] Наиболее очевидным образом это обнаруживается во время больших празднеств. Так, к большому празднику вне Каиро, к празднику Mulad в городе Танта, кроме пилигримов, стекаются все танцовщицы и проститутки, и порок здесь разыгрывается в совершенно невероятных по своей необузданности формах. Разврат, господствующий на этом празднике, несомненно, происходит из языческих времен, а ислам только не в силах был воспрепятствовать его дальнейшему существованию.[384] Уже во времена фараонов ежегодно сотни тысяч людей (около 700 тысяч) отправлялись к знаменитой святыне богини Sechmet в Bubastis и там, принося жертвы богине оплодотворяющей любви, предавались диким пирушкам, выпивая в те дни больше вина, чем в течение всего остального года. Праздник этот продолжался от 30 сентября до 15 октября.[385]
Объездивший весь свет путешественник Макс Даутендей,[386] как очевидец, описал в стихах своеобразное восторженное сладострастие, вызываемое танцовщицей в восточном человеке, и всю соответствующую обстановку.
In kleinen Cafés, hinter farbigen Scheiben, ist ein Treiben von Kastagnetten und Tamburinengeklingel,Und vom Getingel der Silber-und Glasperlenketten an fetten, üppigen Frauen,Die sich aufgestellt, wie fleischige Pflanzen; die sich im Blauen aufbauen,Und sorglos und ohne Gedanken für die vier Winde tanzen.Von ihren Gesichtern fiel Schleier und Binde, und doch sind sie nur wie lächelnde BlindeUnd stehen da zur irdischen Feier fürs Blut und sind der Wollust Leier…Wie den Hengsten die Nüstern zittern, wenn sie die Stuten wittern,So drangen sich unter Flüstern, zwischen roten, düstern Feuern, zwischen Hauserschatten und Mond,Die Männer, in Massen, hin in den Gassen und zwischen Gemäuern…Ich kaufte Ambrazigaretten in der Nah’ und machte Rauch, sah Bauchtanz durch den Nebel im Cafe,Hörte auf Handeklatschen und Gesang, wohl viele dunkle Stunden lang;Quecksilberkugeln hingen bunt, von allen Decken, rund in rauchigen Sälen,Und waren wie Planeten und wie Weltenkörper, als durfte, bei Musik und Tanz, das Spharenleben auch nicht fehlen.
(В небольших кофейнях за цветными оконными стеклами слышен стук кастаньет и звон тамбурина, бряцанье серебряных цепей и стеклянных бус на жирных, дородных женщинах, которые выстроились в ряд точно мясистые растения на голубом фоне, и беспечно, ни о чем не думая, танцуют. С их лиц упала вуаль и повязка, но они все же похожи на улыбающихся слепых и стоят здесь для празднования крови на земле, для воспевания сладострастия… Как у жеребцов дрожат ноздри, когда они чуют приближение кобыл, так с трепетом теснятся толпами мужчины между красными, мрачными огнями, между тенью домов и луной, пробираясь па улицам… Я купил поблизости папиросы с амброй и закурил. Сквозь дым кофейни смотрел я на танец живота и слушал рукоплескания и пенье в течение многих часов ночи. В накуренных залах висели пестрые ртутные шарики, напоминая собой планеты и мировые тела, как будто затем, чтобы во время музыки и пляски не отсутствовала также жизнь сфер).
Чтобы вызвать опьянение, экстаз и самозабвение, наряду с музыкой и танцами употребляются также некоторые материальные средства, как папиросы с амброй, о которых упоминает Даутендей, и прежде всего – гашиш, восточное средство опьянения par excellence. Это измельченная в порошок трава индийской конопли (cannabis indica) с примесью резины и сахара,[387] или же чаще всего – смолистый продукт, просачивающийся из женского растения индийской конопли. Траву жуют, а смолу курят – наиболее частый способ потребления гашиша.[388] Действие его сказывается в выраженном возбуждении головного мозга, сопровождающемся своеобразными галлюцинациями и фантазиями,[389] и в несомненном возбуждении половой системы,[390] причем курильщики любят, по словам Клиппеля,[391] одновременно ублажать себя пользующимися дурной славой двусмысленными восточными рассказами, по сравнению с которыми анекдоты «Pester Caviar» – детская забава» Гашишные оргии мы встречаем на Востоке в связи с гетеросексуальной и гомосексуальной проституцией, как это наглядно описал Поль де Регла (Les basfonds de Constantinole, Париж, 1892, стр. 323–347). На связь курения гашиша с проституцией указывает также Альфред фон Кремер («Aegypten», Лейпциг, 1863, т. I, стр. 65).
