Андрей Ломачинский - Вынос мозга
Он решил проверить, где же уретра, простым нажатием пальца на середину щели. Палец вошел на пару сантиметров и уперся в нечто мягкое, завлекая за собой по пути волосы больших половых губ. Полторак спросил Маринку, больно ли ей. Ей больно не было. «Маринка, ты отсюда ссышь?» — для верности уточнил Полторак. «Да тута, тута, там дырка писать есть», — ответила Маринка. Полторак пошевелил пальцем, и тот вдруг провалился в глубь Маринки, уйдя ей между ног на всю длину. Ага, значит, это и есть уретра, женский мочеиспускательный канал. Ниже должно быть влагалище. Полторак вытянул остро пахнущий палец и пошёл тщательно его отмывать под навесным рукомойником холодной колодезной водой с мылом. Никаких сомнений не оставалось — вон та круглая маленькая дырочка с многочисленными радиальными складочками кожи, разбегающимися лучиками во все стороны от отверстия чуть ниже этой непонятной щели, и есть влагалище. А о том, что у людей бывает ещё и анус, Полторак как-то не вспомнил. Не смеха ради все эти описания — такой ход Вячеславовых мыслей из протокола допроса следовал.
После первичного обследования пациентки Вячеслав налил себе и ей по последней рюмке водки и сказал, что, наверное, минуты за три он управится. Только до операции чуть надо будет подождать, пока уколы подействуют. Закусив огурцом и быстренько выкурив «беломорину» перед делом, Полторак стал наполнять шприц новокаином. Ветеринарный шприц для крупного рогатого скота напоминал стаканчик с двумя колечками-ручками и поршнем с широкой рюмочкой-толкателем. Цилиндр большой, лекарства входит много. Ну и тем лучше, не зря Алексеич, тот самый коровий доктор, что отбывал с запоя в ЛТП, постоянно говорил, что сельский ветеринар завсегда умнее и сноровистей любого городского врача. Вячеслав стал тщательно обкалывать ткани, окружающие анус. Местная анестезия оказалась минутным делом, пол-литровая бутыль уместилась в четыре укола... Потом посидели, покурили. Через полчаса у Маринки занемела вся промежность. «Слышь, деда Сява, я уж табуретки под задницей не чувствую! Вроде пора...»
«Доктор» густо обмазал заднепроходное отверстие йодом и смело ввёл туда коровью кюретку. Куски слизистой и самой стенки кишки выскакивали из ануса споро и в большом количестве. Поработав кюреткой для верности ещё минуты две и убедившись, что больше из дырки ничего, кроме крови, не идёт, Полторак, довольный, закончил операцию. Маринка лежала бледная и слегка стонала.
«Вставай, Маринка, одевай трусы и иди домой — аборт тебе сделан, вон сколько гадости из тебя вышкреб. Эти красные ошмётки и есть твой недоделанный детёныш. Да ты не расстраивайся, всё хорошо, а я никому не скажу!»
Полторак был доволен честно выполненной работой. Маринка кое-как встала и надела трусы, которые тут же напитались кровью, только почему-то больше сзади. Шатаясь и оставляя за собой частый дождик красных капель, она вышла во двор, кое-как доковыляла до калитки и медленно побрела вдоль забора по тёмной улице. Но, как вы знаете, до дома не дошла, свалилась через пару сотен метров и умерла.
А как вы хотели, если у нее ближний к анусу участок прямой кишки через задний проход так варварски поотдирали, а сплетение геморроидальных вен превратили в рваные лохмотья? Такая травма в обычных условиях с жизнью несовместима.
Конечно, полувековая мужская девственность сама по себе тяжёлый случай, но от элементарного знания анатомии никак не освобождает. И уж тем более — от уголовной ответственности...
Горячая ванна
Нет, она не была утопленницей. В лёгких ни капельки воды, никаких признаков асфиксии (удушения). Нет и патологии — здоровый организм беременной женщины. Беременность трёхмесячная, тоже здоровая. Была. Правда, в момент смерти там начался аборт, но не он стал её причиной. Эта молодая женщина (а по своему незамужнему семейному статусу — девушка) получила крайний перегрев и скончалась от банального теплового удара — сварилась в горячей ванне.
Трупешник был гэбэшный, по их делу, и не со стороны, а непосредственно из их системы. Тело молодой начинающей кагэбистки. Поэтому и рассказали нам больше обычного, им самим потрепаться было приятно, перемыть косточки своей системе и её славным порядкам, в угоду которым молодые бабы по собственному желанию в ваннах заживо варятся.
Аня была одной из самых успешных студенток Пятигорского иняза. Вела активную комсомольскую работу, весьма общительная, но не болтушка, вполне здраво подходила к перспективам на будущее. Никаких особых планов не строила: четвертый курс, через год распределение учительницей иностранных языков, скорее где-нибудь по Кавказу или югу России. Ей очень нравилось Ставрополье, особенно район ставших родными Кавминвод, поэтому максимум, чего она желала, — это местное распределение где-нибудь поближе к курортам. К срочному вызову в деканат отнеслась без особого волнения: опять что-нибудь попросят сделать по общественной линии.
Однако её удивлению не было предела, когда в кабинете у декана она застала двух человек, приехавших из самой Москвы с единственной очевидной целью с нею побеседовать. Дяденьки в неприметных серых пиджачках представились обтекаемыми Иван Сергеичем да Сергей Петровичем. Долго ходили вокруг да около, говоря на ерундовые темы. Стали спрашивать о студенческой жизни, об учёбе, потом о её семье — как там мать-отец, есть ли кто ещё, а-а-а, младший братишка... Спрашивали профессионально, логически никаких выводов не сделать. Только Аня девушка умная, поняла, что всё им о ней и так прекрасно известно.
Договорились быстро. Официально она распределяется в село Троицкое, что в Калмыкии, а на самом деле едет учиться в Москву. О будущей работе ни слова. Мы, мол, сами не знаем, разведка или «контора». Подписываем стандартную «ПОНку» (подписку о неразглашении) — и всего хорошего. Приятного вам завершения института — и до встреч в Первопрестольной.
Недействительно взяли. Взяли в «контору», отучили в Дзержинке на спецкурсах, а потом направили работать среди экскурсоводов и гидов, водивших иностранные группы в Ленинграде. Задача номер один — выявление потенциальных кандидатов на вербовку среди иностранцев. Задача номер два — обеспечение мероприятий, направленных на выявление нежелательных контактов иностранцев и советских людей. И задача номер три — контроль и наблюдение за персоналом, работающим в контакте с иностранцами. Никакого тебе самопожертвования в виде долгих лет служения бойцом невидимого фронта где-то за кордоном от неё не потребовалось. Перспективы дальнейшей жизни оказались радужными и весьма денежными по советским понятиям.
Как и все сотрудники КГБ, в очереди на квартиру она не стояла — сразу по приезде в Ленинград вселилась пусть в ведомственную, но отдельную однокомнатную квартиру. А необходимость развивать неформальные контакты с потенциальными объектами разработки позволяла порой недурно прифарцовывать. При этом о всех своих деяниях Анна честно писала отчеты, а начальство весьма снисходительно смотрело на прибыль в виде оставшейся у сотрудницы модной шмотки или иного забугорного барахла. Зато «прикрышка» и внедрение были полными. Приоделась, кое-чем разжилась, да и без «левизны» зарплата штатного сотрудника «Интуриста» накладывалась на денежное довольствие офицера КГБ. Плюс всегда давались деньги на задания, а если не наглеть, то ими можно было распоряжаться с умом и кое-какой личной выгодой. Анна не наглела, Анна была профессионалом высокого класса, пусть молодой, но очень любящей свою работу сотрудницей, а главное, не какой-то там шкурой, а офицером, искренне преданным делу государственной безопасности и служению Родине. Командование об этом знало и было довольно, хотя глаз со своих сотрудников не спускало.
Только вот с личной жизнью у Анны как-то не заладилось. Служебные интересы предполагали определённую скрытность от окружающих, когда откровенные разговоры запросто идут по накатанным и отработанным схемам «интерактивного выведывания информации с параллельными контрвербовочными мероприятиями и сохранением легендированного прикрытия». А в таких случаях взаимность какая-то липовая получается. Говорили же преподы в Дзержинке: бабы, не будьте дурами, хватайте офицеров из системы, пока те рядом ошиваются, потом трудно будет. Не послушалась, не схватила. Училась, старалась, а искать толком не искала. А теперь вот и результат — с мужиками, которым можно доверять, с её мужиками, с коллегами из гэбухи, остались лишь встречи на конспиративных квартирах с отчётами под магнитофон, там тебе ни имён, ни фамилий, ни фривольностей каких. Все чётко и сухо. Доклад, задание, метод, обеспечение, материалы, техника. Говорим по делу, сидим рядом, но между нами стена. Ну как тут роман завести?
А со связями на стороне совсем плохо. Сотрудник с любовником — ха! — это уже не сотрудник. Нет, ну можно откровенно познакомиться с каким-нибудь там честным инженером, добиться признания в любви, при этом избежав с ним постели, потом написать рапорт (а перед тем тысячу объяснительных), парня год будут «просвечивать» (на этот период, конечно, от оперативной работы отстранят), потом дадут разрешение — и выходи себе замуж! Только потом, разумеется, на ту же линию уже не попадёшь. У мужа-то никаких допусков, а необходимость срочных вечерних поездок куда-то без объяснения причины понравиться ему никак не может. Поэтому обычно оперативной работе с цивильным замужеством не по пути.
