Ольга Власова - Феноменологическая психиатрия и экзистенциальный анализ. История, мыслители, проблемы
Заброшенность Хайдеггера очень хорошо накладывается на наличное тогда в психиатрии положение дел с трактовкой психического расстройства. В отношении причин эндогенных психических расстройств (шизофрении, маниакально-депрессивного психоза) психиатрия лишь разводила руками. Какой-либо устойчивой гипотезы их происхождения не существовало. Расстройство возникало и захватывало человека, психиатрам оставалось только попытаться вылечить его. Именно поэтому концепт заброшенности и должен был очень хорошо прижиться в психиатрии: человек заброшен в расстройство, и не имеет смысла спрашивать «почему». Касаясь экзистенциального анализа Бинсвангера, А. ХольцхиКунц пишет об этом: «Отдельный человек всегда „заброшен“ в свой горизонт мира [Welthorizont], он всегда обнаруживает себя в его границах, и его об этом не спрашивают. Поэтому здесь герменевтическое исследование подходит к своему концу. Нельзя задаваться вопросом, по какой причине и с какой целью миро-проект все же подчинен категории непрерывности. Неотъемлемые особенности миро-проекта можно схватить лишь в сравнении с другими миро-проектами. То, что может сравниваться, так это различные структуры, поскольку каждый миро-проект отражает определенную структуру со свойственными ей структурными элементами. На место понимания приходит структурный анализ»[1343].
Именно здесь, в философской психиатрии, возникает деление на нормальные и патологические структуры. Последние при этом понимаются в сопоставлении с нормальными как дефицитарные, что при использовании герменевтического метода было бы невозможно. Таким образом, само понятие патологии появляется в феноменологической психиатрии и экзистенциальном анализе в методологическом плане в точке перехода герменевтики в структурный анализ.
Но здесь значимым оказывается и еще один момент. Как исследовательский подход экзистенциально-феноменологическая традиция от феноменологической психиатрии к экзистенциальному анализу эволюционирует. Феноменологическая психиатрия представляет своеобразный этап эмпирического накопления материала и его философско-клинического описания. С появлением экзистенциального анализа эта традиция начинает осознавать себя как проект и, несмотря на наличие противоборства, обретает единство.
§ 4. Центральная проблематика: патологический опыт и априоризм
Основной проблемой метаонического пространства феноменологической психиатрии и экзистенциального анализа является проблема патологического опыта. Само ее конституирование, выделение ее как основополагающей отражает онтологически-онтическую направленность традиции. Проблема патологического опыта служит пунктом схождения двух проблемных линий: с одной стороны, онтологических по своей сути вопросов о способах трансформации существования, априорных структурах бытия, основных его конституэнтах, наконец, о самом бытии как таковом, а с другой стороны, онтических вопросов о сущности и структуре патологии, вариантах патологических трансформаций, переживаниях психически больного человека. Эта метаонтическая проблематизация с основополагающей для нее проблемой опыта станет, как отмечалось выше, исходным моментом историко-философского влияния феноменологической психиатрии и экзистенциального анализа.
О чем же идет речь, когда мы говорим о патологическом опыте? Справедливости ради необходимо отметить, что само понятие опыта как таковое встречается в работах феноменологических психиатров и экзистенциальных аналитиков крайне редко. Но тем не менее все они, словно в унисон, говорят об одних и тех же вещах.
Уже Ясперс, стремясь найти наиболее адекватный подход к психически больному человеку и предлагая в качестве такового понимание, говорит о субъективных переживаниях, об упорядоченной бесконечности нередуцируемых душевных качеств. В более поздней редакции своей «Общей психопатологии» он ведет речь уже об аномальных феноменах человеческого существования и относит к ним как осознание объективной действительности и собственного тела, так и переживание пространства и времени, осознание реальности и «я». Эти же феномены впоследствии описывают его коллеги.
Гебзаттель направляет свой интерес на мир, в котором живет психически больной человек. Способ существования, которым формируется специфический мир бытия и жизнь больного, а также сама болезнь выстраиваются, на его взгляд, вокруг единого вектора «человек – мир». Именно здесь мы видим отмечаемые Гебзаттелем изменения становления и темпоральности. Особую роль при этом играет исследование физиогномии мира и его ничтожения, предстающих в какой-то мере как гипер-позитивный и гипер-негативный полюс существования больного.
В центре внимания Минковски – проживаемая, живая реальность больного, т. е. сама жизнь и определяющие ее конституэнты: темпоральность, пространственность, личный порыв. Изменяясь и взаимодействуя друг с другом, они создают различные миры со светлым или темным пространством, стремительным, замедленным или разорванным на фрагменты временем, близкой или далекой дистанцией. В этой реальности и живет больной, и именно ее он проживает.
Вектор «человек – мир» является основополагающим и в работах Штрауса с его исследованиями жизненного мира и непосредственного опыта ощущений. Возможно, именно поэтому он направляет свое внимание не на темпоральность, как большинство представителей феноменологической психиатрии и экзистенциального анализа, а на пространственность. Опытная реальность, ее переживание, сенсорный опыт – вот, что стоит в центре его исследований. В феноменологической психиатрии Штраус – единственный, кто обозначает предмет своего исследования как «опыт» как таковой.
Бинсвангер уже в своем раннем реферате о феноменологии, обозначая особенно актуальные для психиатрии исследования, говорит об изучении переживания больными реального мира, а также отношения этих переживаний к самой реальности. Следуя за фундаментальной онтологией Хайдеггера и переосмысливая ее, он начинает говорить о шизофренических, маниакальных, депрессивных модусах бытия-в-мире и стоящей за ними специфической структуре Dasein, априорно-экзистенциальных структурах. Но особое значение в свете описываемого пространства опыта играет его последняя работа, где он отграничивает опыт от существования, определяя его как естественный опыт, дорефлексивную непосредственную последовательную связность и стремясь выявить его структуру.
Практически у всех представителей феноменологической психиатрии и экзистенциального анализа опыт понимается в смысле, обозначенном Л. Бинсвангером как непосредственное взаимодействие и связность с миром, а также проживание этого взаимодействия человеком. Стоящую за такой трактовкой ориентацию можно определить как феноменологический эмпиризм, где основным предметом исследования выступает непосредственный опыт взаимодействия с реальностью. Кроме того, отправным моментом развития феноменологической психиатрии и экзистенциального анализа явилось изначальное отождествление опыта сознания и проживаемого опыта, именно поэтому концепты Гуссерля были так легко приспособлены к клинике, оставалось лишь несколько изменить их направленность.
Рассмотрение психического заболевания как опыта приводит к необходимости привлечения нескольких концептов, которые, явно или неявно, используют феноменологические психиатры и экзистенциальные аналитики. Основными из них являются: смысл, стиль, структура и a priori.
Смысл (как сущность и содержание) патологического опыта. В отношении этого момента важнейшим является вопрос: бывает ли смысл опыта патологическим? Если мы признаем, что в патологии изменяется смысл опыта, то мы вынуждены будем признать, что использование феноменологии Гуссерля и фундаментальной онтологии Хайдеггера в феноменологической психиатрии и экзистенциальном анализе совершенно неоправданно, как и использование любой философской теории в психиатрии, поскольку постулирование изменения смысла приводит к разрыву и к необходимости построения принципиально иной философской теории.
Если понимать опыт как непосредственную живую связь с миром, то сущностью, содержанием опыта и будет эта проживаемая человеком связность, которая, разумеется, патологической быть не может. Патологическими могут быть формы этого проживания, формы самой связности, но не связность как таковая, поэтому здесь скорее уместен вопрос не о смысле, а о стиле. Единство смысла является основанием для утверждения за психически больным человеком статуса человека и для признания лишь его относительной инаковости.
Стиль патологического опыта представляет формы артикуляции смысла. Этот стиль опыта в феноменологическом анализе патологии является приоритетным. И феноменологическая психиатрия, и экзистенциальный анализ стремятся прояснить способ переживания, разделения, акцентирования – характер того невидимого упорядочивания, который отмечает опыт патологии. Стиль тогда предстает как способ реализации существования, способ связности с миром, совокупность приемов взаимодействия с ним.
