Достоевский в ХХ веке. Неизвестные документы и материалы - Петр Александрович Дружинин
Можно совершенно не быть знатоком писателя, а только внимательным читателем и сказать: «Не помню». Он этого нигде не писал. Зачем же говорить по этому поводу об «исключительном знатоке» (стр. 113–114).
Считаю совершенно не обязательно единственную ссылку на современную исследовательскую литературу, причем непонятно, согласен Л. П. Гроссман с приводимым мнением А. С. Долинина, или это дается лишь для сведения читателя (стр. 121).
Остальные замечания см. на полях.
Из «Дневника писателя»
В короткой преамбуле содержится весьма спорное утверждение, а именно, что форма романа, установленная в «Преступлении и наказании», «во второй половине семидесятых годов утрачивает свои прежние композиционные каноны» и «в этот критический период» развертывается мастерство Достоевского-новеллиста. Значит «Идиот» и следующие романы – это уже результат какой-то утраты формы? Бросать такие положения, не развивая и не доказывая их, нельзя.
Ни к одному из рассказов в примечаниях нет указания: по какому тексту он печатается, а в объяснении к «Кроткой» даже точно не сказано, где и когда рассказ был напечатан.
«Бобок». Сопоставление рассказа с легендой Ж. П. Рихтера в изложении, данном в примечании, кажется чрезвычайно натянутым (стр. 3).
До сих пор я понимала план «Поэмы Сороковины» как план о людях 40‑х годов.
Что же писал бы Достоевский о сороковом дне со дня (чьей?) смерти, кот. отмечает православная церковь? (стр. 4)
О художнике, «написавшем бородавки», – это никак не мог быть Перов – нельзя это утверждать так категорично. Менее всего Перов был натуралист, а портрет Достоевского глубоко реалистический и идейный портрет (стр. 5). Достоевский очень высоко ценил автора и его произведение.
Марья Федоровна была для Марея не «хозяйкой», а помещицей – «барыней» (стр. 7).
Почему по поводу «Столетней» говорится об иллюстрациях к ней (и к «Кроткой»). Но ведь иллюстрировались (и тем же <В.> Рейнке) и «Мальчик у Христа на елке», и «Мужик Марей», и «Верующие бабы» (из «Братьев Карамазовых») и т. д. Зачем же эти случайные указания? Мне кажется, лучше эту область не затрагивать, так же как и «народные издания». Ряд отрывков романов Достоевского печатались таким образом.
Для «Кроткой» необходимо говорить о рукописях и их публикации. Мне кажется, что «дело Данилова» ничего не имеет общего с «Кроткой», кроме того, что там и тут ростовщик (стр. 13).
В примечании к «Кроткой» приводятся советские иллюстрации А. Сурикова. Но ведь есть еще Алексеева и другие. А к «Братьям Карамазовым» Кардовского, С. Герасимова и т. д. Зачем эти случайные, неполные сведения?
Что такое «перекусочные подвалы» (стр. 16).
Остальные замечания – на полях.
Речь о Пушкине
Комментарий к «Речи» содержит 18 страниц, то есть ¾ листа. Это скорее статья «Достоевский и Пушкин», чем примечания к произведению. В этой статье свод высказываний Достоевского о Пушкине, изложение тезисов «Речи» и свод высказывания критики о «Речи». Мне казалось бы, что можно очень сильно сократить первую часть, совсем изъять «тезисы» – зачем разжевывать читателю содержание читаемого – текст перед ним, пусть сам его изучает! И снять некоторые отклики, которые повторяют друг друга.
Я не могу согласиться, что «Речь» явилась итогом полувековых изучений Пушкина русской критикой. Я думаю, что для Достоевского это действительно итог, но с русской критикой он скорее спорит, чем подводит итоги ее достижениям (стр. 20).
Если уж перечислять, что и когда «знал» Достоевский из сочинений Пушкина (а по-моему, это не надо!), то нельзя не упомянуть, что Варенька покупала Покровскому посмертное, 11-томное собрание сочинений Пушкина (стр. 21).
Непременно надо указать на рукописи к «Речи» и место публикации первой редакции («Московские Ведомости»). Надо рассказать, как родился «единственный выпуск» «Дневника писателя» 1880 года, из чего он состоял, и остановиться на полемике с Градовским.
В. Нечаева
Отзыв А. С. Долинина об очерке Л. П. Гроссмана «Жизнь Достоевского», 28 ноября 1957 г. [848]
Об очерке Л. П. Гроссмана «Жизнь Достоевского»
Я полностью разделяю положительный отзыв В. С. Нечаевой на эту прекрасную статью Л. П. Гроссмана о жизни Ф. М. Достоевского, тоже считаю ее высокоталантливой; видимо, он писал ее, как все, что пишет, «самозабвенно и вдохновенно»; она отнюдь не хуже и не бледнее даже самых известных в наши дни писаний о Достоевском В. В. Ермилова. Скажу мимоходом: у Гроссмана и Ермилова вообще очень много общего – в самой основе их высокочтимого мною «творчества», в основе их таланта, который я бы определил как лиро-романтический по обилию ярко-красочных слов, выражений, образов, порою очень-очень эффектных, нередко поражающих своей неожиданностью, явно рассчитанных на то, чтобы возбудить в читателе определенные эмоции, произвести впечатление не только от ума, а порою даже не столько от ума, сколько от чувства, – впечатление именно эстетическое. О них обоих можно бы сказать словами, однажды приведенными Достоевским о Ламартине: «Это не человек, а лира». Лира, лирика по самому свойству своему позволяет быть субъективным, капризно-непостоянным – и оба они, как лирики, не очень страдают, когда им нужно по тем или иным причинам или соображениям менять свои взгляды. Они умны, эластичны прежде всего для самих себя, и выходит это у них всегда очень мило. Всеми этими качествами и отличается этот прекрасный очерк Л. П. Гроссмана: читатель прочтет его не только с пользой для себя, но и с большим удовольствием. Мои замечания, касающиеся частностей, преследуют одну только цель: способствовать тому, чтобы очерк был доведен до совершенства, указать, насколько это будет в моих силах, незамеченные автором ошибки, неудачные формулировки и т. д. Делаю свои замечания – постранично.
На 1‑й странице есть цитата, откуда-то взятая, о няне Алене Флоровне в подтверждение того, что няньки: Даря и другие рассказами о богатырях «открывали творческую биографию Достоевского». Откуда цитата? Чьи слова? У читателя может создаться впечатление, что это слова Ф. М. Так ли? Скажу сейчас же, что это замечание мое очень элементарное, касается почти всего очерка, как и комментария к «Братьям Карамазовым». Отсутствие точных источников, откуда взята та или иная цитата, кому она принадлежит, в каком контексте, когда она была написана, если в письме, то к кому письмо, – с моей точки зрения не допустимо. Среди 300 000 подписчиков есть немало таких читателей, которые имеют полное право на то, чтобы проверять автора, – самому удостовериться в правильности истолкования смысла приведенных им откуда-то слов: вольно или невольно, не исказил ли он их? В том, что автор так не поступает, мне видится – да простят мне самовлюбленность, употребляю ходячее слово – проявление своего культа личности, разумеется, своей собственной: я настолько авторитетен, что не подлежу проверке. Надо бросить это старое, пренебрежительно-аристократическое отношение к популярным изданиям. Источники должны быть указано точно. Редколлегия обязана на этом настаивать.
Стр. 2. В доказательство того, что ряд памятников старины навсегда запечатлен в отроческом сознании Достоевского, приводится тот факт, что в одной из своих статей 1847 года он «называет и московский Архангельский собор, и редкости Грановитой палаты и могилу Бориса Годунова». Но как называет? В каком контексте? И для чего? И каков основной тон в его отношении к этой старине. Да простит мне дорогой Л. П. – у него явная подтасовка фактов – разумеется, конечно, бессознательная. Смысл статьи – резкая полемика со славянофилами, противопоставление Москве со «всеми ее отжившими почтенными предметами, имеющими антикварное значение», Петербурга, в котором «что ни шаг, то видится, слышится и чувствуется современный момент и идея настоящего момента» (т. 13, стр. 22–29). Все эти памятники старины московские – это – цитирую – «мертвая буква, отжившая идея, куча камней, будто бы напоминающих древнюю Русь. Бесспорно, Кремль весьма почтенный памятник давно минувшего времени. Его антикварная редкость, на которую смотришь с особенным любопытством и с большим увлечением; но чем он совершенно национален – этого мы не можем понять! Есть такие национальные памятники, которые переживают свое время и перестают быть национальными». Конечно, нет основания утверждать, что такое антиславянофильское отношение к старине характерно – надолго, тем более навсегда – для Достоевского, во всяком случае оно должно настораживать, чтобы не оказаться по меньшей
