Грамматические вольности современной поэзии, 1950-2020 - Людмила Владимировна Зубова
Ночь вокруг него – как дура.
День вокруг него – как знамя.
Мария Степанова. «Будь гнездом моим заочным!..» [949].
Системная вариантность формообразования
Вариантность деепричастий одного и того же грамматического значения появилась в русском языке в результате образования деепричастий из древнерусских и церковнославянских причастий, которые изменялись по родам, падежам и числам. Так, например, бывшее причастие ходив было формой мужского рода, ходивши – женского, ходивше – формой множественного числа; бывшее причастие глядя – мужского рода, глядящи – женского (из церковнославянского языка), глядячи – тоже женского, но собственно восточнославянское, затем русское. Деепричастиями такие бывшие причастия стали тогда, когда перестали изменяться, застыв в какой-либо из форм.
Время преобразования причастий в деепричастия – вопрос спорный, поскольку этот процесс был постепенным. Начало изменений прослеживается уже в текстах XI–XII веков по нарушениям согласования причастий с существительными. Стадия формирования деепричастий, наиболее близкая к современной грамматической системе, по мнению ряда исследователей, – примерно XVII–XVIII века (см. обзор точек зрения лингвистов: Абдулхакова 2006: 25–28). А. А. Потебня указывал на переходные состояния преобразования причастий в деепричастие:
Между причастием, вполне согласуемым со своим определяемым, с одной стороны, и деепричастием, вовсе не согласуемым и не имеющим непосредственной связи с именем, которое им определялось, когда оно было причастием, – с другой, можно заметить среднюю ступень. На ней отпричастное слово не может быть названо причастием, потому что уже лишено рода, числа и падежа, но не есть деепричастие в вышеупомянутом смысле, потому что стоит не при глаголе, а при своем подлежащем (Потебня 1958: 200).
В современном русском языке вариантность деепричастий в значительной степени основана на противоречиях в системе их словообразования. Деепричастия настоящего времени с суффиксом -а/-я могут быть образованы от глаголов совершенного вида (типа увидя), а деепричастия прошедшего времени с суффиксом -в/-вши – от глаголов несовершенного вида (типа видев, видевши).
Л. Р. Абдулхакова пишет:
Формальная стабилизация деепричастия происходила в результате конкуренции различных синонимичных форм, каждая из которых непросто уступала свои позиции, находя для себя «ниши» в структуре стилистических и грамматических отношений, образуя новые синонимические ряды и давая тем самым импульс для дальнейшего развития.
В процессе выработки и закрепления единой формы наблюдалось не только постепенное освобождение от синонимичных образований, но и возврат к некогда существовавшим и на какое-то время забытым формам (Абдулхакова 2010: 417).
Становление категории деепричастий продолжается и в наше время:
Нестабильность и синонимичность деепричастных форм современного русского языка объясняется тем, что категория деепричастия сформировалась достаточно недавно или, скорее, находится в стадии формирования: на наших глазах завершается утрата у деепричастий признака «время» (Добрушина 2009).
Системная вариантность деепричастий, принятых и не принятых нормой (без ясной логики), становится предметом языковой рефлексии в таких, например, текстах:
Поэма из одних концов.
Как в эротическом кошмаре,
где стулья на одно лицо,
как пропуск на трибуну в мае.
Ну ладно бы – конец недели,
иль на худой конец – дождя;
а то прождав (или прождя?..
(или – прождав?)…), на самом деле
я все равно забыл о чем
хотел сказать. Переучет.
Павел Митюшёв. «Осенняя ода» [950] ;
С Уфляндом в Сан-Франциско
сижу в ресторане «Верфь».
Предо мной на тарелке червь,
розовый, как сосиска.
Я не знаю, как съесть червя.
Ему голову оторвя?
или, верней, оторвав?
засучив рукав?
с вилкой выскочив из‐за угла?
приговаривая: «Была
не была!»? посолив?
постным маслом полив? попéрчив?
Я растерян.
Уфлянд стыдлив.
Червь доверчив.
Лев Лосев. «Растерянность» [951] ;
И нынче, если родич поселково-хуторской,
решает на каникулах развлечь себя Москвой,
я в центре культпоходом не кружу с овощеводом.
Ему служу я гидом, но вожу не по Тверской-Ямской.
Выгуливаю я его по цыбинским местам,
Калужская – Беляево – Коньково – Тёплый Стан,
где мнится временами, будто Цыбин снова с нами,
и губы прямо сами шепчут: «Цыбин, ты в архив не сдан!
Ты компас наш земной, а также посох и праща,
Ты знаешь, как отчизну обустроить сообща.
Откликнись, невидимка!» Но асфальтовая дымка
молчит, за нашу косность нам отмщая, мстя и даже мща.
Конечно, мща.
Михаил Щербаков. «Цыбин» [952].
Эти примеры показывают, что затрудненность в выборе правильного деепричастия становится помехой коммуникации.
Если в языке появляются варианты, они стремятся прежде всего к стилистической дифференциации и затем к семантической.
В русском языке сложилась такая закономерность:
1) в парах типа сказав – сказавши стилистически маркированы деепричастия на -вши, сейчас они считаются признаком социального просторечия, но в классической литературе XIX века широко употреблялись;
2) в парах типа спросив – спрося; пришед – придя обнаруживается лексическая обусловленность стилистически нормативных вариантов деепричастий на а/-я;
3) в парах типа гуляя – гуляючи деепричастия на -учи/-ючи и -ачи/-ячи считаются народно-поэтическими.
Рассмотрим стилистику деепричастий в современной поэзии, предваряя подборки материала и анализ некоторыми историко-филологическими сведениями.
Л. А. Булаховский приводит такие сведения о противоречивом отношении писателей к деепричастиям с суффиксом -вш-:
А. И. Тургенев писал Вяземскому: «Посвятившись переменил я для того, что вши не должно впускать в слова; да и не нужно, ибо посвятив и чище, и короче; обогативши – также. С души прет от таких слогов» (12 июня 1822 г.) – Остроумно на несостоятельность этого аргумента Вяземский указал в своём ответе (18 июня 1822 г., Остаф. Арх., II) (Булаховский 1954: 132).
Ответ П. А. Вяземского:
Вшей не должно впускать въ слова.* У меня не вши, а вшись: это учтивѣе. Что за брезгливость смѣшная! <…> У французовъ слово pouvoir, хотя и тутъ есть вошь, не поражено проклятіемъ. Что мы за царевны недотроги, что отъ всего краснѣемъ и отъ всего морщимся!, да и нѣтъ, потому что слогъ ся на то и сдѣланъ, чтобъ замѣнить себя (Вяземский 1822: 264).
В книге В. И. Чернышева «Правильность и чистота русской речи. Опыт русской стилистической грамматики», изданной в 1911 г. (4 издание), написано:
Мы почти не чувствуем различiя между формами дѣепричастiй прошедшаго времени на въ и вши: прочитавъ и прочитавши, узнавъ и узнавши, смѣрявъ и смѣрявши, созрѣвъ и созрѣвши, вымывъ и вымывши, разбивъ и разбивши, растрепавъ и растрепавши, отвязавъ и отвязавши, посѣявъ и посеѣявши, отдавъ и отдавши, создавъ и создавши, отколовъ и отколовши, завоевавъ и завоевавши, вырвавъ и вырвавши, призвавъ и призвавши, избравъ и избравши, отплывъ и отплывши, застывъ и застывши, сжавъ и сжавши, увидѣвъ и увидѣвши, услышавъ и услышавши, оцѣнивъ и оцѣнивши, закрутивъ и закрутивши и т. п. после гласных. Но после согласных умѣстно только ши: уведши, расплетши, прочетши (устарѣлое), выросши, разгрызши, вытерши, остригши, зажегши, испекши и др. <…> Дѣепричастiя на въ болѣе свойственны рѣчи книжной и старой. Карамзинъ и Пушкинъ почти исключительно употребляют ихъ; даже у Тургенева преимущественно находим эти формы (Чернышев 2010[953]: 176).
Описанная В. И. Чернышевым стилистика деепричастий значительно отличается от современной. Сейчас разница между вариантами типа прочитав и прочитавши очень заметна. И если в начале ХХ века деепричастия на -въ были свойственны речи «книжной и старой», то во второй половине ХХ века именно они стилистически нейтральны, а «старыми» или просторечными оказались деепричастия на -вши. Деепричастия уведши, расплетши вытеснены вариантами уведя, расплетя, а на месте деепричастий разгрызши,
