Достоевский и динамика религиозного опыта - Малкольм Джонс

ясной причина их разлуки, заключающаяся в силе центрального принципа философии Зосимы. Алеша говорит, что у человечества осталось еще много любви Христовой. Иван же считает, что нельзя любить ближнего, только абстрактно. Можно любить невинных маленьких детей. Если они и страдают, то за грехи своих отцов, потому что сами они невиновны. Ни одно животное не может быть так жестоко, как человек. Если дьявола нет, то человек создал его по своему образу и подобию. Иван вспоминает историю, рассказанную в брошюре, разосланной «высокосветскими лютеранами-меценатами»[66], о том, как в Швейцарии некий Ричард раскаялся в тюрьме и испытал милость Господню, после чего уже в ином статусе был казнен. В каждом прячется зверь. Некоторым особенно нравится мучить беззащитных детей. Когда Алеша слышит рассказ о генерале, который натравил собак на ребенка, он соглашается, что его надо расстрелять. Иван взял случай детей только для того, чтобы сделать свой пример более очевидным; он намеренно сузил свою тему. Жизнь абсурдна. Он не может согласиться жить с этим. Ему нужно возмездие. Иначе он уничтожит себя. Он хочет своими глазами увидеть, как лань ляжет со львом, а убитый встанет и обнимет своего убийцу. Ему не нужна небесная гармония. Цена слишком высока. Он возвращает входной билет. Дело не в том, что он не принимает Бога; дело в том, что он возвращает ему билет. Алеша говорит, что это бунт. Иван отвечает, что ему жаль это слышать, потому что бунтом жить нельзя. Алеша соглашается, что если бы его попросили спроектировать мир с целью осчастливить людей в финале и платой за это были бы безответные слезы всего одного маленького ребенка, он бы этого не сделал. Он также согласен с тем, что люди не могут вечно оставаться счастливыми, зная, что своим счастьем они обязаны крови измученного ребенка. Но есть существо, а именно Христос, который имеет право все прощать, потому что он отдал свою невинную кровь за всех и за все. Именно на нем построена структура, а не на страданиях замученного ребенка. Иван говорит, что не забыл об этом. Он хотел бы рассказать брату свою поэму.

V

Хронотоп пустыни

Легенда о Великом инквизиторе, как ее обычно называют в критической литературе, пересказывалась столько раз, что, может быть, было бы излишне повторять ее здесь. Однако я делаю это не только для удобства читателя, не знакомого с этой литературой, но и для того, чтобы подчеркнуть, каким образом модель Эпштейна предвосхищается в этой и последующих главах. Иван начинает свой рассказ со ссылки на средневековые поэмы и пьесы, европейские и русские, в которых на земле появляются святые, ангелы и все силы небесные. В его поэме тоже появится Христос, хотя он не проронит ни слова. Прошло пятнадцать столетий с тех пор, как он дал обещание прийти в свое Царство. Иисус молча проходит среди собравшейся толпы. Непреодолимая сила влечет к нему людей. Он смотрит на них с улыбкой бесконечного сострадания; одно лишь прикосновение к нему исцеляет. В ответ на мольбы он дарует зрение слепому от рождения человеку и воскрешает мертвую девушку, как и в Евангелиях. Но когда появляется Великий инквизитор, его земная сила оказывается так велика, что люди мгновенно расступаются перед ним и позволяют арестовать Иисуса. Он посещает Иисуса в его камере и велит ему продолжать молчать, потому что, по его мнению, он больше ничего не может и не должен добавлять[67], так как все уже было передано Иисусом папе. Великий инквизитор добавляет, что Иисус даже не имеет права открывать ни одной из тайн того мира, из которого он пришел, чтобы не прибавить ничего к уже сказанному и не лишить людей той свободы, за которую он выступал так твердо. Люди теперь убеждены, что они совершенно свободны, но свою свободу они положили к ногам Церкви, которая победила свободу, чтобы осчастливить их. Человек был бунтовщиком, а бунтовщики не могут быть счастливы. Иисуса много раз предупреждали об этом, когда он был на земле. «Страшный и умный дух, дух самоуничтожения и небытия» говорил с ним в пустыне. Три его вопроса были не искушением, а настоящим чудом. По сути, первым было положение о том, что нужно обратить камни в хлеб и накормить им людей, тогда они последовали бы за Иисусом, как овцы. Следует сначала накормить их, а потом просить у них добродетели. Некоторые могут последовать за небесным хлебом, но будут миллионы, которые не будут достаточно сильны, чтобы отказаться от земного хлеба ради небесного. Они поймут, что свобода и изобилие хлеба земного для всех немыслимы. Люди ищут нечто неоспоримое, перед чем можно преклониться, то, перед чем все согласятся преклониться и служить. Этим стал хлеб земной. Люди создали богов и призывали других людей прийти и поклоняться им, отказаться от собственных богов или претерпеть смерть. Так будет до скончания века. Даже когда боги исчезнут с лица земли, люди все равно будут падать ниц перед своими идолами. Ошибочно, по мнению Великого инквизитора, Иисус отверг земной хлеб во имя свободы и небесного хлеба.

Но тайна бытия человека не только в существовании, а в том, ради чего он живет. Без твердого представления об этом человек не согласится жить и скорее погубит себя. Иисус как будто забыл, что спокойствие и даже смерть людям дороже, чем свободный выбор в познании добра и зла. Вместо неизменного древнего закона человечество отныне должно было само решать этот вопрос, имея перед собой только образ Иисуса в качестве проводника. Это бремя было слишком велико. И Иисусу должно было прийти в голову, что человечество, угнетаемое столь великим бременем, в конце концов отвергнет этот образ и эту истину. Это было неизбежным, раз она была отдана на откуп стольким тревогам и неразрешимым проблемам. Сам Иисус заложил основу для разрушения своего царства. Есть только три силы на земле, способные победить и навсегда пленить совесть этих слабых бунтовщиков: чудо, тайна и авторитет. Иисус не бросился с вершины Храма, потому что знал, что тотчас же искусил бы Господа и потерял бы всякую веру в Него. Он отверг чудо. Но человечество ищет не столько Бога, сколько чудес. Человечество пойдет и создаст себе собственных чудес и поклонится уже и знахарскому чуду, и бабьему колдовству. Но Иисус хотел свободной любви, а не людей, порабощенных чудесами. Он вел себя так, как будто перестал быть сострадательным, потому что требовал от них слишком многого. Люди будут разрушать храмы и окроплять землю кровью, но