Книга о Зощенко - Цезарь Самойлович Вольпе
Всю «Голубую книгу» Зощенко разделил на пять отделов: «Деньги», «Любовь», «Коварство», «Неудачи» и «Удивительные события». Каждый отдел состоит из исторических новелл, из рассказов на современные темы и из введения и послесловия. От эпизода к эпизоду, от истории к современности и снова к истории ведет Зощенко читателя по темам своих отделов, предлагая разные ракурсы рассмотрения основной темы. Вводные и заключительные замечания к отделам напоминают читателю, для чего ему предлагается весь этот материал.
В первых четырех отделах Зощенко выступает как сатирик и разоблачитель темных и косных сторон человеческого быта. В пятой части («Удивительные события») он раскрывает положительную тему книги в рассказах о больших человеческих поступках, о душевном благородстве. Эта часть, по его словам, «должна быть самой замечательной… Этот отдел, по нашей мысли, должен зазвучать, как героическая симфония Бетховена». Эта положительная тема подхватывается и в послесловии ко всей книге, и она-то именно и заключает «Голубую книгу».
Таким образом, «Голубая книга» распадается на ряд эпизодов, которые в соединении и создают книгу в сложном единстве ее замысла.
Это построение не случайно выбрано Зощенко. В «Голубой книге» он стремился найти форму, которая органически вытекала бы из всей его предшествующей работы, которая открывала бы ему возможности расти изнутри собственной литературной манеры новеллиста, которая позволила бы соединить все линии его творчества в одну, более глубокую. «Возвращенная молодость», как мы знаем, решала эту задачу механически и его в этом смысле не удовлетворила.
На обсуждении «Голубой книги» 8 марта 1936 года Зощенко рассказал (ниже я пользуюсь своими записями этого выступления Зощенко):
«Я — новеллист и стремился найти движение новелл. Но я не мог дать движение новеллам по сюжету, как это сделано, например, у Боккаччо, где все новеллы вставлены в еще одну. Это уже использовано до отказа.
И я нашел метод движения новелл. Я двинул новеллы не по сюжету, а по теме. Одно неиспользованное место было в такой литературе — это вот это. По внутреннему содержанию книга — роман. Я нашел формулу движения новелл. Вместо сюжета я подставил движение внутреннего содержания… Мне говорят, не нужно вводных частей. Но если оставить в книге рассказы без вводных частей, то книга не нужна. Можно было бы печатать просто сборник новелл.
Или книга есть, или ее нет!
Книга движется не новеллами, а тем внутренним содержанием, которое движет эти новеллы. Сами по себе эти новеллы здесь не существуют».
Зощенко не устрашила кажущаяся рассыпанность книги. Эта кажущаяся несобранность — результат сознательной, уверенной в себе авторской воли. На том же обсуждении 8 марта Зощенко рассказал, что он за несколько дней до этого обсуждения, сидя дома и работая, вдруг прислушался к включенному радио. Пел какой-то певец в Англии. Пел он плохо, явно неумело. Но как только он кончил петь, начались дикие аплодисменты. Это заинтересовало Зощенко: в чем дело? Он стал прислушиваться. Оказалось, что пел замечательный певец, но пел нарочно так, как будто он вообще петь не умеет. И от этого вещь в его исполнении становилась еще замечательнее и лучше. Вот это, сказал Зощенко, и есть искусство. Оно состоит в том, чтобы работать так, чтобы пропадало мастерство. Только тогда искусство дает полный эффект, когда пропадает ощущение, что оно искусство.
Эту мысль подхватил в своем слове К. Федин, который сказал, что ее нужно применить именно к «Голубой книге». Только великий мастер может себе позволить со своим искусством играть, так что публике может казаться, что он сейчас упадет и разобьется. Писать так, будто книга написана неумело, может себе позволить только очень замечательный писатель, такой как Зощенко.
Ощущая глубокую важность и современность книги, Зощенко не хотел откладывать ее окончание. Многое из старой работы могло в нее органически войти. Видя, что писание всей книги отнимет у него еще несколько лет, Зощенко включил в нее в переработанном виде многие свои старые рассказы, считая, что оправданием этому послужит и то, что она рассчитана на широкого читателя, а многие читатели не знают его или не знают всей его работы. Зощенко не был, видимо, до конца уверен, что это следовало делать.
И действительно, у многих читателей, читавших эти рассказы раньше, остается некоторое чувство неудовлетворения, как будто эти новеллы что-то потеряли от того, что они перенесены в «Голубую книгу».
Чтобы проверить, что же произошло с такими новеллами, достаточно сличить одну из новелл «Голубой книги», например «Рассказ про няню, или Прибавочная ценность у этой профессии», с редакцией этого рассказа, печатавшейся в отдельных сборниках под заглавием «Няня». В «Голубой книге» новелла стала неизмеримо лучше. Почему же возникает такое столкновение впечатлений, вынесенных от чтения новеллы отдельно, с впечатлением от нее же в «Голубой книге»? Это происходит потому, что в «Голубой книге» старые новеллы приобрели новое качество. Они перестали быть самостоятельными произведениями, со своим замыслом, определяющим и величину рассказа и его содержательность. Они утратили свою автономность и приобрели необходимость переходить одна в другую. Простым перенесением их в «Голубую книгу» достичь этого, конечно, было невозможно. Зощенко должен был внести ряд исправлений в текст новелл и присоединить к ним мотивировки переходов. Эти новые начала и концы отодвинули превосходные старые окончания и начала этих новелл внутрь, на второй план. Так возникло столкновение старой жанровой формы с новой.
Мало того, в книге каждый рассказ оказался прикреплен к определенной теме своего отдела, то есть оказалось, что в рассказе, например, о няне выдвигается на первый план сюжетная сторона («Деньги»), в то время как читателю этот рассказ мог быть привлекателен и изображением картины быта и образом рассказчика и т. п. Кажется, что новый угол зрения суживает масштаб этой вещи, что он подчиняет рассказ еще какому-то одному рассказчику. Отношение рассказа к этому новому «автору» читателю не вполне ясно, и ему кажется поэтому, что оно навязывает истолкование, обедняющее рассказ (да, кроме того, и самое тематическое прикрепление не всегда выглядит обязательным).
Конечно, при внимательном рассмотрении можно установить, что самое движение новелл по темам «Голубой книги» также условно, а угол зрения подчинен общему замыслу, но читатель, не понимающий общего смысла «Голубой книги», этого неудовольствия, проистекающего от столкновения жанров, избежать не может.
Чувство
