Книга о Зощенко - Цезарь Самойлович Вольпе
Напрасно вы раздражаетесь и спешите, дорогой читатель! Сейчас мы постараемся ответить на все оставшиеся неясными для вас вопросы.
Во-первых, вы предъявляете к произведению нереальные требования. Ни один советский писатель, на данной стадии развития науки, не возьмется вам выдать универсальный секрет возвращения молодости. Ведь Зощенко действительно не Калиостро и не средневековый алхимик — искатель философского камня.
Во-вторых, комментарии рассказывают, отчего умирали Лев Толстой, Моцарт, Маяковский, Пушкин.
Ваши недовольства проистекают от того, что вы ждали, что вам дадут советы, как возвратить здоровье современным Моцартам. Да, действительно, автор не дает советов современным Моцартам, как им лучше организовать свое здоровье. Ибо здесь ему пришлось бы говорить о сложных и частных вещах, связанных со спецификой творческой работы каждого такого Моцарта в отдельности.
Да вообще разве можно предвидеть те индивидуальные случаи, которые могут прекратить работу того или иного будущего Моцарта?
И автор совершенно правильно, вместо того чтоб сводить биографии Моцартов только к вопросам физиологического состояния моцартовских тел и нервных систем, поставил себе другую задачу: рассказать о том, как возвратить вкус к жизни среднему человеку и какие первоначальные меры для этого необходимы. Поэтому он и рассказал о жизни профессора-обывателя Волосатова.
Да, изменение плана существует. Повесть содержит более общую, а следовательно, и более «упрощенную» трактовку проблемы, она решает задачу, поставленную крупным планом во введении, но решает ее не для Моцартов, а для Коленкоровых и Волосатовых. И говорится это не для того, чтоб упрекнуть автора в подмене темы, в изменении «перспективы», а для того, чтобы подчеркнуть, что именно это автор и должен был сделать. В таком раскрытии темы выразилось подлинное художественное чутье автора, позволившее ему создать произведение на тему, которую решить сейчас было для него невозможно.
Во вступительном слове к диспуту ученых и писателей о «Возвращенной молодости» Зощенко именно это объяснял всем своим прямодушным и серьезным читателям:
«Если возникнет сомнение, что моя книга элементарно дискуссионна для столь квалифицированной аудитории, то я в этом не виноват. Я эту книгу писал не для людей науки, а для своих читателей, для которых я знаю, что нужно»[54].
— Так, значит, меня все-таки обманули? — скажет прямодушный читатель.
— Да, вас обманули. Или нет: вас не обманули; просто вы получили от писателя больше, чем в состоянии воспринять.
Однако не думайте, что теперь вопрос окончательно разъяснен.
Не забывайте, что ответ вам только что подсказан автором, что до сих пор мы говорили о субъективном смысле конструкции, о конструкции как реализации замысла.
Но разве возможно только то понимание произведения, которое подсказывает автор? А каково объективное содержание этой конструкции?
О двух противоположных смыслах «Возвращенной молодости» и о поисках большой формы
Я уже указывал, что в теоретических частях «Возвращенной молодости» автор выступает как мыслитель, в повести же он выступает как писатель.
«Автор» повести о профессоре Волосатове есть личность, наделенная определенной речевой характеристикой. И эта речевая характеристика делает и всю его философию некоторым видом саморазоблачения. Конечно, это не то прямое провирание, которое характеризует «грубоватого материалиста» «Дамы с цветами», но все же и в «Возвращенной молодости» повесть начинает приобретать явно саркастический смысл там, где речь идет о положительных выводах, вытекавших из всех происшествий с профессором Волосатовым.
Смотри, например, в предпоследней главе «Возвращенной молодости»:
«Профессорша тоже подтянулась. Гимнастикой она не пожелала заниматься, говоря, что у нее почему-то не гнутся ноги, но зато она понемногу гуляла по саду с кошкой на руках.
А вечером, надев желтый капот, энергично ходила по комнатам, желая спокойной ночи обитателям дома — мужу и Лиде и ее супругу, когда тот, раз в шестидневку, приезжал к ним».
И в заключительной главке «Эпилог»:
«Эта, как ее, жена профессора, сагитированная Лидиным мужем, детально изучает стенографию и надеется с нового года начать работать. Но выйдет ли из этого толк, автор не берется судить».
Так в повести все признаки созданной Зощенко литературной системы, которые проступали в комментариях как родимые пятна, приобретает полную отчетливость, становится законами строения. Здесь чувствуется зрелая сила системы, созданной Зощенко-писателем, подчинившимся найденному им видению материала. То есть Зощенко написал сатирическую повесть, в которой объектом сатиры, как обычно у него, является весь материал вещи, создал рядом с серьезным (в комментариях) и сатирическое разрешение темы.
Потому что в повести вступает в свои права система, созданная писателем Зощенко, — смысл повествовательного тона в повести отличен от смысла тона теоретических частей, и языковая маска отлична от авторского голоса в теоретических частях. Оказалось, что в «Возвращенной молодости» Зощенко, стремясь соединить в одном произведении весь опыт своей предшествующей работы, найти единство для разных линий своей прозы, решил эту задачу механическим соединением разных частей произведения. 8 марта 1936 года на обсуждении «Голубой книги» писателями Ленинграда Зощенко сказал, что он считает, что «Возвращенная молодость» не решила задачи построения нового типа единого целостного произведения: «Я просто приложил материалы к повести. А сами разбирайтесь!»
И тем не менее хотя и механически, но «Возвращенная молодость» все же решала именно новую задачу соединения всех предшествующих линий зощенковской прозы. Вот почему система в повести не осталась неподвижной. Повесть продолжает эволюцию писателя. И прежде всего она свидетельствует об изменении отношения Зощенко к своему мещанскому герою.
На путях углубления своей сатиры Зощенко расширил понятие мещанства, открепил его от того социального слоя, который может быть назван собственно мещанством, и превратил это понятие в культурно-психологическую категорию, характеризующую разные слои населения, в обозначение определенной духовной культуры, отличающей современного человека разных социальных групп.
В «Возвращенной молодости» Зощенко пишет:
«Я пишу о мещанстве. Да, у нас нет мещанства как класса, но я по большей части делаю собирательный тип. В каждом из нас имеются те или иные черты и мещанина, и собственника, и стяжателя. Я соединяю эти характерные, часто затушеванные черты в одном герое, и тогда этот герой становится нам знакомым и где-то виденным».
Потому-то в «Воспоминаниях о М.П. Синягине» М. Зощенко показывает нам мещанское содержание эстетической культуры и бытия мелкобуржуазной гуманистической интеллигенции, потому-то он показывает мещанское содержание бытия и трагедии профессора Волосатова.
Параллельно с этим процессом углубления критики мещанской культуры
