Неоконченное путешествие Достоевского - Робин Фойер Миллер
Коллективные суждения, неизбежно выносимые любым обществом, оказываются невозможны. Людям в видении Раскольникова не хватает решающей способности выносить те обоснованные суждения, которые Нуссбаум назвала важной гражданской чертой: перефразируя исследовательницу, можно сказать, что они неспособны думать «ради целого, а не как сторонники какой-то определенной группы или фракции» и, несмотря на все свои тревоги и мучения, они не могут увидеть «в листьях травы равное достоинство всех граждан» [Nussbaum 1995: 120]. Является ли сон Раскольникова изображением некоей абсолютной идеологии, окутанной парализующей оболочкой относительности и непродуктивной симпатии? Или это пророческий сон о мире, лишенном убеждений, сочувствия и справедливости? Обе альтернативы ужасны. Подобные фрагменты убедительно говорят и о нашем современнике, и об омрачающем его сознание ощущении опасности – физической и этической.
Более того, хотя у романа есть эпилог, Достоевскому в финале все же удается, как почти во всех его произведениях, обмануть читательские ожидания. Здесь нет ничего от того «стука молотка», который можно различить в концовках большинства популярных произведений XIX века. (Э. М. Форстер в «Аспектах романа» (1927) замечал: «Позвольте бедолаге-писателю кое-как закончить свой труд, он ведь зарабатывает себе на хлеб, как и все люди, и потому неудивительно, что в финалах ничего не слышно, кроме стука молотка и скрежета завинчиваемых гаек» [Forster 1927: 95–96].) «Преступление и наказание», возможно, действительно включает в свою структуру что-то вроде пролога, пяти актов трагедии и эпилога, но, несмотря на присутствие этой внешней формы, в нем нет внутренней завершенности, нет ответа на самые важные вопросы: почему Раскольников совершил убийство? в какой момент он начал раскаиваться в совершенном преступлении? в чем в действительности состоит его признание? уверовал ли Раскольников? Все эти вопросы как бы «созрели» к обсуждению, но так и не получают полного ответа. Неужели их постановка, их «зрелость» – это все, к чему привел нас роман? Анализируя любое из произведений Достоевского, замечаешь: чем внимательнее исследователь относится к любому событию или мотивации, тем важнее ему кажутся предшествующие тексты.
Однако именно таких парадоксов и следует ожидать от наиболее интересной литературы. Так, Мейнард Мэк сказал о «Короле Лире», что эта пьеса «по своей природе тяготеет к мифу: она отвергает правдоподобие, чтобы узнать правду» [Маск 1965: 97]. То же можно было бы сказать и о «Преступлении и наказании»: этот роман отказывается от однозначных ответов на вопросы, чтобы обрести более глубокое понимание.
Влияние ненаписанного романа и отвергнутого повествования
Обратимся теперь к другим стратегиям преподавания «Преступления и наказания». Прежде чем начать обсуждать со студентами первую часть, имеет смысл затронуть вопрос о нескольких «ненаписанных романах» Достоевского, таких как «Отцы и дети», «Житие великого грешника» и – наиболее важного для нас – романа «Пьяненькие», оставившего след в «Преступлении и наказании». Возможно, из-за того, что многие люди представляют самих себя авторами ненаписанных романов, студенты легко вовлекаются в обсуждение вопроса о том, как нечто несозданное и, следовательно, не существующее в реальности повлияло на существующее.
В 1865 году Достоевский оставил в записной книжке несколько строк, относящихся к «Пьяненьким»:
– Оттого мы пьем, что дела нет.
– Врешь ты оттого что нравственности нет.
– Дай нравственности нет, оттого что дела долго (150 лет) не было [Неизданный Достоевский 1971: 183].
Большинство критиков, в том числе Франк, пришли к выводу, что этот ненаписанный роман имеет продолжение в сюжетной линии Мармеладова [Frank 1995: 60, 85]. Лично я в этом не уверена. «Пьяненькие» могут оказаться менее «ненаписанными», чем кажется. По существу, «разветвления пьянства» – а Достоевский употребил именно это выражение в письме к А. А. Краевскому о своем намерении написать «Пьяненьких» – пронизывают «Преступление и наказание» и не сводятся только к линии Мармеладова. В июне 1865 года Достоевский писал Краевскому о своем новом плане: «NB. Роман мой называется „Пьяненькие“ и будет в связи с теперешним вопросом о пьянстве. Разбирается не только вопрос, но представляются и все его разветвления, преимущественно картины семейств, воспитание детей в этой обстановке и проч, и проч.» [Достоевский 28-2: 127]. Поздней осенью 1865 года писатель переосмыслил эту идею и внедрил ее в «Преступление и наказание». Хотя мы склонны думать, что великий роман посвящен той теме, которая вынесена в его заглавие, он в равной степени является также и семейным романом: в нем присутствуют яркие «картины семейств» и «воспитания детей в этой обстановке». В центре повествования четыре семьи: убитая процентщица и ее сестра; семейства Раскольниковых, Мармеладовых и Свидригайловых. На периферии романа присутствует еще несколько семей[66].
Тема пьянства выходит далеко за рамки линии Мармеладова. Улицы Петербурга, по которым бродит Раскольников, кишат пьяницами обоего пола и всех возрастов. Герой видит сон: пьяные мужики забивают слабосильную лошаденку – эта сцена происходит уже не в городе, а в сельской местности. В одном из самых ранних набросков к роману мы узнаем, что Заметов, по словам Раскольникова, напоил его «как свинью» [Достоевский 7:81]. Еще интереснее то, что в романе пьет даже самый положительный из героев-мужчин – Разумихин, чья фамилия происходит от слова «разум». В набросках к роману неоднократно подчеркивается пристрастие Разумихина к выпивке. В самых обширных черновых фрагментах, где действует этот герой, также упоминается его пристрастие: так, например, он выпивает две бутылки пива в сцене, где пытается накормить Раскольникова супом с ложечки [Достоевский 7:48][67]. В какой-то момент Достоевский предполагает, что Разумихина «чрезвычайно озабочивает… что он вчера, спьяну, проболтался Раскольникову о подозрении его в убийстве» [Достоевский 7:173]. В самой обширной из черновых характеристик Разумихина (запись от 2 января 1866 года – одна из немногих, которую можно точно датировать) Достоевский пишет: «Разумихин очень сильная натура и, как часто случается с сильными натурами, весь подчиняется Авд(отье) Ром(ановне). (NB. Еще и та черта, которая часто встречается у людей, хоть и благороднейших и великодушных, но грубых буянов, много грязного видевших…» [Там же: 155–156]. Достоевский особо подчеркивает склонность Разумихина к выпивке, отмечая, что после ссоры с Дуней из-за Сони он «закутил»:
NB. Разумихин запил. Она к нему сама пришла, к пьяному…
– Экой ты славный! А не будешь пить?
– Буду!
– Экая ты злодейка, ведь ты у меня теперь 15 000 стоишь.
– Укушу пальчик. – Пребольно укусил [Там же: 156].
Таково было отношение автора к Разумихину в то время, когда роман только начал печататься в «Русском вестнике». Достоевский был готов сделать одного из своих наиболее положительных персонажей пьяницей. Учитывая это, читатель
