«С французской книжкою в руках…». Статьи об истории литературы и практике перевода - Вера Аркадьевна Мильчина
Тем не менее общение с г-жой Висконти и ее сестрой продолжалось, о чем свидетельствует письмо Николая Ивановича брату из Чельтенгама от 18 апреля 1830 года:
Мы сегодня собираемся за город. К<озловски>й сочинил эту party. С нами едет гр<аф> Висконти с женою (те самые, с которыми мы ездили в Бат), и адмирал, и Lady Гульд, тетка жены Висконти и моей красавицы. Мы поедем за шесть миль отсюда, взяв с собою обед и вино. Эта Madame Висконти очень добрая, умная и хорошая собою женщина; только годом старше моей квакерши (я называю ее так за ее скромность, доброту и пр.). Вчера мы были ввечеру на party, где и М-me V<isconti> была. Поутру, гуляя с леди Гульд, мы зашли в лавку, где я увидел эстамп, портрет женский, необычайно похожий на мою, купили его и отдали Mme V<isconti>. По вечеру она сказала мне: Я возвращу вам портрет и только скажу, что, если бы от меня зависело, то я дала бы вам от всего сердца и оригинал. Она едет с мужем на 2 года в Италию. Она ожидает сюда на несколько дней свою сестру из Бата, дабы вместе ехать в деревню к отцу и матери. Имя отца Ловель, старик – country-gentleman в Вальтшире… (№ 232. Л. 110 об.).
Описание приятных забав продолжается 20 апреля 1830 года:
Все были веселы. Старик адмирал Гульд (бывший с Нельсоном в сражении при Ниле) говорит, что никогда не встречал более приятного человека, как К<озловски>й. Вчера я был у них ввечеру на small-party. К<озловски>й хотел ходить, но болел в жару в комнате и там не был. Я играл в beauté[80] с милою и умною Mme Visconti (№ 232. Л. 111 об.).
И 24 апреля:
Вчера мы опять были на party вместе. А завтра, несмотря на неверную погоду, опять собираемся, с обедом, за город. К<озловски>й поедет в Лондон 4 или 5 мая. Висконти поедет в деревню к ее отцу и матери около 6. Я, может быть, съезжу туда к ней на день – это только 27 миль и увижу мою – т. е. мою только по моему желанию. К несчастию, моего одностороннего желания недостаточно (№ 232. Л. 114).
Одновременно обсуждается поездка Александра Ивановича из Парижа в Петербург для хлопот по поводу возможной явки Николая Ивановича в Петербург. 1 мая 1830 года Николай Иванович пишет брату из Чельтенгама:
Если (чего я не ожидаю, но на всякий случай) вы найдете, что мне не должно являться, то напишите (адресуя к Mrs Hague, 16, Warw. Street) следующее: «Я согласен на твою женитьбу». Но прежде подумайте, что эти слова навсегда остановят меня в Англии. Если же найдете, что явиться мне выгодно, то об этом можно говорить открыто, но, для большей очевидности, прибавьте: «Простись с Mrs Hague». Если не скажете ни того, ни другого, то я пойму, что вы сами ничего не знаете и явлюсь при первом порыве (№ 232. Л. 116 об.).
10 мая 1830 года Николай Иванович рисует брату чельтенгамскую идиллию:
Вчера мы провели вечер у Висконти, приятно. Моя красавица была ласкова по обыкновению своему; но не более. Впрочем, и мудрено было бы им иметь какое-нибудь позитивное мнение обо мне. Они знают, что я еду в Россию для суда и пр. Но истинного положения и моего дела и меня лично они не знают, и растолковать этого им невозможно; ибо ничего не поняли бы (№ 232. Л. 119 об.).
Тем не менее Тургенев явно связывает свои матримониальные планы с планами «пересуда» в России. Это же сформулировал Козловский в недатированном письме к Александру Ивановичу:
Из него <Николая Тургенева> ни тебя, ни меня не сделаешь; ему нужен по его мнению только семейственный уголок; по-моему, и государственная деятельность: и для того, и для другого очищение или прощение необходимо (№ 232. Л. 138–138 об.).
Больше того, Николай Иванович надеется совместить поездку в Россию с женитьбой в Англии; 15 мая 1830 года из Чельтенгама он наставляет брата, который должен поскорее отправиться «разведать» обстановку:
Вы можете также им <в Петербурге> сказать, что я уверен, что Государь не только меня оправдает, но позволит возвратиться, хотя и на время, в Англию, для дела сериозного для меня лично, т. е. для женитьбы (или для попытки женитьбы) (№ 232. Л. 120).
Меж тем ухаживание за Гарриет продолжается. 18 мая 1830 года Тургенев рисует брату очередные идиллические картины:
Я возил семейство Висконти и ее сестру в Gloster обедать. День был прекрасный, и я провел его самым приятным образом. Вчера был у них ввечеру. Сегодня везу их обедать в Swip-Cottages, миль в семи отсюда. Обед везу с собою. В четверг везу их в Мальберг, 25 миль, где пробудем дня два. Если б вы видели, как добра и притом как хороша (хотя и не в моем вкусе) сестра В<искон>ти, то не подивились бы, что мне с ними приятно. Если б мое дело кончилось хорошо, то я начинаю думать, что и здесь был бы успех. Но еще третьего дни говорила, как ей трудно было даже в Чельтенгам выпроситься у отца, она говорила между прочим, что он ничего иностранного не любит, на континенте и т. п. Ее, как видно, отец любит особенно. Да и мудрено не любить (№ 232. Л. 121).
Одно «дело» (женитьба) прочно увязывается в уме Николая Ивановича с другим – оправданием в России.
Однако внезапно ситуация меняется коренным образом. 19 мая 1830 года
