Апокалиптический реализм. Научная фантастика Аркадия и Бориса Стругацких - Ивонна Хауэлл
Рассказчик чередует отрывки из своего собственного дневника (датируемого серединой XXI века) с отрывками из таинственной рукописи, которую дал ему учитель. Предполагается, что сама рукопись – дневник астронома, работавшего 40 лет назад, в последнее десятилетие XX века, в Степной обсерватории. В дневнике астронома описывается посещение провинциального советского городка Ташлинска Демиургом и Вечным жидом. Вымышленное название города можно истолковать как соединение Ташкента и Минска, то есть как символический микрокосм Советского Союза, с севера на юг и с востока на запад. Дневник астронома относится к нашему (читателя) настоящему времени, но преподносится в качестве исторического документа.
Вечный жид предстает в романе под именем Агасфера Лукича, русифицированной версии его традиционного имени Ахашверош. О его присутствии предупреждает один из двух эпиграфов к роману, гласящий: «Симон же Петр, имея меч, извлек его, и ударил первосвященнического раба, и отсек ему правое ухо. Имя рабу было Малх. Евангелие от Иоанна».
Один из двух основополагающих мотивов легенды о Вечном жиде – это мотив оскорбления или обиды, нанесенных Спасителю неким служителем первосвященника (Ин. 18:22), которого стали отождествлять с его же рабом Малхом. Оскорбивший Христа в наказание обречен вечно странствовать. Мотив вечного странствования был взят из предания о святом Иоанне Богослове: согласно этому преданию, Иоанн никогда не умирал. Так, Христос сказал: «…если Я хочу, чтобы он пребыл, пока приду, что тебе до того?» (Ин. 21: 23), и в предании «ученик, которого любил Иисус» (Ин. 21: 20) не умер ни в Эфесе, ни в изгнании на острове Патмос. Поэтому его образ ожидающего (второго пришествия) странника (сквозь времена) сливается с легендой о Вечном жиде [Anderson 1965: 12–14].
Вечный жид конца XX века выступает на сатирико-фантастическом уровне текста Стругацких шутовским персонажем, любителем поесть и выпить, подобно Бегемоту в «Мастере и Маргарите». В Ташлинске он выдает себя за страхового агента и селится в номере той же гостиницы-общежития, где живет астроном. Истории, которыми он развлекает товарищей по общежитию – и которые астроном исправно записывает в дневнике, – это на самом деле пересказ легенды о святом Иоанне. Иными словами, рассказ Агасфера Лукича от первого лица (автобиографический) о своей деятельности в Эфесе и на острове Патмос превращается астрономом в записанную от третьего лица речь.
У последующих странствий Агасфера во времени имеются префигурации в виде других текстов. Удивительно, что один эпизод в жизни Агасфера (и в сюжете «Отягощенных злом») основывается на научной статье, впервые опубликованной в 1922 году выдающимся русским востоковедом В. В. Бартольдом [Бартольд 1966].
История о «лжепророке ислама» рассказывается в трех последовательных записях в рукописи астронома. На первый взгляд, появление в общежитии араба из VII века и последующий бой между ним и Агасфером не на жизнь, а на смерть не более чем еще один живописный эпизод в бесконечном пребывании Вечного жида на земле. Чтобы лучше понять историю «лжепророка ислама» и многочисленных заимствований из арабского языка, которые Стругацкие вставили в эту сцену, полезно взглянуть на необычный источник упомянутой литературной префигурации.
В статье «Мусейлима» Бартольд воссоздает на основе скудных доступных данных роль религиозно-политического лидера Йемамы в общей ридде, или «отпадении от ислама», охватившей Аравийский полуостров вскоре после смерти Мухаммеда. В течение нескольких лет перед объединением всей Аравии под знаменем ислама некоторые племена поддерживали других пророков, соперников Мухаммеда. Мусейлима был самым выдающимся из «лжепророков». Судя по всему, он стоял во главе оседлого племени бену-ханифа – части крупного племенного союза, противостоящего главным силам Мухаммеда. Мусейлима попытался заключить союз с «лжепророчицей» Саджах. Один «крайне подозрительный» источник описывает союз Мусейлимы и Саджах как распутную связь, а их предполагаемая свадьба завершается «сладострастной оргией». Именно эту версию использовали Стругацкие, хотя Бартольд, Д. Ф. Айкельман и «большинство европейских источников сходятся в том, что эта история была придумана позже, дабы скомпрометировать обоих» [Eickelman 1967: 45]. Все источники свидетельствуют о том, что Саджах не участвовала в решающей битве при Акрабе в 634 году, когда войска Мусейлимы были разгромлены, а сам он погиб.
Огромный авторитет Мусейлимы, по мнению Айкельмана, отчасти происходил из его особого владения языком:
В отличие от обычной речи, прозаической, откровения Мусейлимы принимают форму клятв с использованием необычных слов или образов, иначе саджей — короткой ритмической прозы с одиночными либо, реже, чередующимися рифмами. <…> Всякий претендующий на связь со сверхъестественным в Аравии VII века был должен, по крайней мере в начале своей карьеры, показать, что владеет традиционной узнаваемой формой связи со сверхъестественным. Все речи, происхождение которых относили к невидимым силам или как-то ассоциировали с этими силами, а именно проклятия, благословения, предсказания, заклинания, озарения и откровения, должны были выражаться саджами [Eickelman 1967: 36].
Бартольд вольно цитирует арабские саджи, или стихотворные откровения, в русских переводах. Стругацкие слово в слово заимствовали эти цитаты в своем тексте.
В «Отягощенных злом» в общежитии, где остановились Демиург и Вечный жид, появляется Муджжа ибн Мурара, который, по Бартольду, возглавлял крошечный отряд войск Мусейлимы в битве при Акрабе. Все люди Мусейлимы были убиты, кроме Муджжи, «что уже само по себе свидетельствует о его готовности быть полезным мусульманскому войску» [Бартольд 1966:569–570]. Иначе говоря, исторический Муджжа ибн Мурара предал «лжепророка» Мусейлиму, а потом вскорости вновь «сменил шкуру», обманув на сей раз и войска истинного пророка Мухаммеда.
Первая часть истории Стругацких начинается с пробуждения астронома посреди ночи из-за громкого крика, что «рабу не дано сражаться, его дело – доить верблюдиц и подвязывать им вымя» [Стругацкие 2000–2003, 9: 159]. Голос принадлежит посетителю, который обращается с этим странным заявлением к Агасферу Лукичу. Последнему явно пришлось подняться прямо с постели, чтобы преградить посетителю вход в приемную Демиурга. Вечный жид XX века, воплотившийся в образе провинциального советского страхового агента, предстал, по наблюдению рассказчика, в следующем виде: «…из-под рубашки торчал угол черного шерстяного платка, коим Агасфер Лукич оснащал на ночь поясницу в предчувствии приступающего радикулита, он даже накладное ухо свое не нацепил» [Стругацкие 2000–2003, 9: 159].
Само упоминание об искусственном ухе, а не более привычной искусственной челюсти приводит на ум тот факт, что Вечный жид также связан в некоторых вариантах легенды с рабом Малхом, чье ухо было отсечено Симоном-Петром. С тех пор
