История античной литературы - Наталия Александровна Чистякова
Песнь эолийскую на италийский лад.
Будь же мною горда, о, Мельпомена, взяв
Лавр дельфийский, увей с лаской чело мое!
(Пер. И. В. Вулих)
Книга I начинается целым каскадом стихотворений, написанных различными размерами: сапфическая и алкеева строфа, Асплепиадов стих и др.
Тщательно отбирая образцы и мотивы из стихотворений древнегреческих поэтов, Гораций окрашивает их своими настроениями, вкладывает в них свою «житейскую мудрость», как бы примиряя между собой мотивы радости жизни перед лицом грядущей смерти, постоянные у греческих поэтов, с эпикурейской «теорией наслаждения».
Он использует пиршественные и политические мотивы лирики Алкея для своеобразной стилизации современной политической темы (Октавиан и Клеопатра, битва при Акции), а весь круг образов греческой лирики для известной поэтизации материала, всегда как бы приподнятого над будничной повседневностью.
Оды разнообразны по темам. Среди них есть дружеские послания, гимны богам, отклики на политические события, любовная лирика, лирика размышления. Каждое стихотворение — плод тщательной, почти ювелирной работы. Каждое слово взвешено и обдумано, в каждом описании, в экономно употребляемых определениях и эпитетах даны самые существенные, важные для поэта особенности героя, пейзажа, настроения.
Роскошь персов мне ненавистна, мальчик.
Не люблю венков из цветов садовых,
Не ищи, прошу, в уголках укромных
Розы осенней. Мирт простой ничем украшать не надо,
Он хорош и так. Мирт идет и слугам.
Он и мне пристал, когда пью под сенью
Лоз виноградных.
(Пер. П. В. Вулих)
Гораций всегда обращается к какому-нибудь адресату, он побуждает его принять решение, помогает обрести мудрую позицию в жизненных невзгодах:
Хранить старайся духа спокойствие
В тяжелом горе, в дни же счастливые
Не опьяняйся ликованьем
Смерти подвластный как все мы, Деллий.
(Пер. Н. В. Вулих)
Часто, как и в сатирах, поэт раскрывает в одах свой идеал жизни. И здесь он выступает в защиту тихой, созерцательной жизни вдали от суеты шумного города, в окружении празднично-приподнятой природы, населенной прекрасными божествами (фавнами, нимфами, сатирами):
Тот, кто золотой середине верен,
Верь мне, избежит и убогой кровли,
Избежит дворцов, что питают зависть
Пышным убранством.
Чаще вихри гнут великаны-сосны,
С высоты быстрей низвергают башни,
Молнии легко поражают в бурю
Горные выси.
Вот пасут пастухи жирных овец стада;
Лежа в мягкой траве, тешат свирелью слух
Богу Пану, ведь он бдительно скот хранит
В темных рощах Аркадских гор.
(Пер. Н. В. Вулих)
Пейзажи, рисуемые им, напоминают стенную живопись этой эпохи, живопись, которая, как и занятия другими видами искусств (поэзией, музыкой), служила украшением римского быта и призвана была окружать обитателей дома элементами поэтического «бытия», как бы приближавшего человека к сфере муз и царству богов.
Да и самый образ лирического поэта, даваемый в одах, — этого наделенного высокой восприимчивостью любимого божествами певца, занимающего среди людей особое избранное положение, отличается от того автопортрета, который давался в сатирах.
«Горацианская мудрость», излагавшаяся в «Беседах», переводится здесь в иной регистр, приобретает высокий поэтический характер и должна быть как бы увековечена приобщением к благородному искусству лирики.
Любовные стихотворения Горация лишены серьезного чувства. Приверженец эпикурейской философии, он избегает серьезных и волнующих увлечений. Он смотрит как бы со стороны на своих многочисленных героинь, всех этих лидий, хлой, левконой, барин и т. п., с изяществом, а иногда и с легкой иронией рисуя их непостоянство, легкомыслие, их преходящие увлечения и мимолетные печали.
В сборнике стихотворений, изданных в 23 г. до н. э., Гораций проявляет еще известную сдержанность по отношению к Октавиану, хотя в ряде стихотворений III книги (ст. 1—6) и затрагивает моральные темы, пытаясь примирить республиканские представления о долге, чести, воздержанности с теми реформами, которые предлагает провести Август, чтобы возродить прежнюю религию и утраченные нравственные добродетели. В одном из стихотворений он возлагает надежды на кротость и миролюбие Августа.
Гораций вспоминает героя древности Регула, который попал в плен к карфагенянам и был послан ими в Рим с предложением выкупить своих пленных и заключить мир с Карфагеном. Суровый и мужественный Регул убеждает римлян не делать ни того, ни другого и возвращается в Карфаген на мучительную смерть. В другом стихотворении поэт приводит миф о троянском происхождении римлян. Однако и в этих парадных стихотворениях он по-прежнему отстаивает право человека на свободу внутреннего мира и дает образ поэта, живущего вдали от суетной толпы.
В 17 г. до н. э. в Риме торжественно праздновалось «обновление века» (так называемые «секулярные игры»), которое приурочивалось к окончанию гражданских войн и должно было знаменовать «начало новой счастливой эры под эгидой Августа». Горацию как крупнейшему поэту (Вергилий умер в 19 г. до н. э. было поручено составление праздничного гимна. В этом официальном гимне поэт прославляет Октавиана Августа и его реформы, возвеличивает римское государство, воспевает «начало нового века». Гимн написан в торжественном стиле культовой песни. Раньше Октавиан Август, как это видно по сохранившимся отрывкам его писем, был недоволен тем, что Гораций недостаточно часто упоминал о нем в своих произведениях.
Около 13 г. до н. э. Гораций пишет свою IV книгу од. Это был период, когда многим казалось, что наступила пора особого могущества и величия Рима. Октавиан только что вернулся в Рим после трехлетнего пребывания на Рейнской границе, были усмирены германцы и даки, окончены походы против венделиков и альпийских народов. В IV книге Гораций торжественно воспевает Августа, возвеличивает его пасынков Тиберия и Друза и фактически становится «певцом рода Юлиев».
Однако основным жанром творчества Горация последних лет являются послания — письма в стихотворной форме. Античные теоретики литературы всегда считали письма тем жанром, который давал особые возможности для описания интимной жизни автора. Послания Горация составлены, как и сатиры, в форме непринужденной беседы, но в отличие от сатир в них нет язвительных насмешек и «горацианская мудрость» изложена здесь в виде советов умудренного жизнью собеседника своим адресатам, среди которых были и видные деятели эпохи: сам Август, Меценат, секретарь Тиберия Флор и др. В интимной беседе с друзьями поэт дает описания своего каждодневного времяпрепровождения, добродушно шутит и иронизирует над самим собой и другими.
Как и Вергилий, мечтавший посвятить старость занятиям философией, Гораций хочет, оставив свою прежнюю поэтическую деятельность, заняться на склоне жизни мудрым самонаблюдением
