Нескучная классика. Еще не всё - Сати Зарэевна Спивакова
С. С. Не могу не задать этот вопрос. Почему ты все-таки ушел из балета чуть раньше срока?
С. Ф. Главное, что меня подтолкнуло, – в 2008 году я получил приглашение от генерального директора театра Станиславского и Немировича-Данченко Владимира Георгиевича Урина стать художественным руководителем балета этого театра. В то время я еще танцевал, как раз вернулся с гастролей Большого театра в Италии, где мы со Светланой Лунькиной показывали балет “Жизель”. И тут мне было сделано это предложение… Да, наверное, я ушел рано. Несколько лет назад я не готов был сам себе признаться, но сейчас могу сказать, что это действительно была ошибка. Да, можно было еще танцевать, я обязан был танцевать, я был не прав. Однако я редко возвращаюсь назад: ну какой теперь в этом смысл? В тот момент решение нужно было принимать. Я понимал, что если расставание с Большим затянется, то уйти я не смогу. И, проснувшись однажды утром, я твердо для себя определил, что с большой сцены ухожу. Сначала я планировал не танцевать в Большом театре, не танцевать в больших спектаклях. Уверен был, что смогу использовать время правильно, например, поехать куда-то на гастроли. Но скажу честно: как только началась другая жизнь, другая работа, времени для какой-либо дополнительной деятельности уже не осталось.
С. С. Сережа, я помню свои ощущения, когда мы с тобой беседовали здесь, в студии, в первый раз. Мне казалось, что решение уйти из балета – это непростительно перед талантом, перед поклонниками. А сегодня я думаю, что твой уход – своеобразный акт мужества. К тому же никто никогда не видел тебя плохо танцующим.
С. Ф. Ну почему же…
С. С. Я имею в виду не какие-то неудачные спектакли, а то, что никто и никогда не смог бы сказать: “Ну, Филин уже не тот. Вот три года назад – это было что-то! А сейчас…” Этого в твоей жизни не случилось. Так что во всем есть свои плюсы и минусы.
Итак, двигаемся дальше. 2008 год. Директор театра Станиславского и Немировича-Данченко приглашает тебя возглавить балет. Начинается как бы вторая жизнь.
С. Ф. Для меня этот театр всегда был особенным, и я по возможности интересовался тем, что там происходит. Мне очень нравилась атмосфера этого театра. Когда я, совсем маленьким – только начал учиться в хореографическом училище, – принимал участие в спектаклях театра, там шел замечательный спектакль “Золушка”. Дети-актеры передвигались по сцене на роликах, в костюмах вроде колонн со специальными окошками. И я, счастливый ребенок, тоже смотрел из такой колонны через маленькое отверстие на то, что происходило на сцене, наблюдал за артистами. Это было колоссальное впечатление, уже тогда у меня появилось желание попасть в Музыкальный театр.
Еще один интересный эпизод. В антракте “Золушки” мама как-то дала мне задание придумать свою подпись, автограф. В гримуборной, где переодевались все дети, стоял огромный черный рояль под чехлом. Именно на этом рояле в театре Станиславского и Немировича-Данченко я и изобрел свою подпись, которую впоследствии ставил на всех документах, на всех-всех афишах уже когда стал руководителем театра. Видишь, какая тесная историческая связь!
С. С. С твоим появлением в театре за эти три года расцвел балет.
С. Ф. Я не давал никому покоя. Сам не спал и не давал спать никому. Делал все возможное для того, чтобы людей заинтересовать. Настаивал, что нужно больше репетировать, работать и работать. Все делал для этого: привозил хореографов, чтобы ребята репетировали с педагогами столько времени, сколько возможно. Пока однажды вечером не понял, что ребята готовы. Было довольно поздно, в это время уже практически все покидают театр, а я поднялся на балетный этаж, где находится большой репетиционный зал. И вдруг услышал музыку – мы как раз делали программу Иржи Килиана на музыку Моцарта. Я понял, что в зале что-то происходит. Подошел, открыл дверь и увидел, что это танцуют артисты второго состава. Спрашиваю: “Ребята, что вы здесь делаете?” Мне отвечают: “Сергей Юрьевич, вы извините, что так получилось, но мы репетируем”. Я недоумеваю: “А зачем? Уже ночь на дворе”. А они объясняют: “Вы же знаете, сегодня был прогон. Мы посмотрели, как первый состав танцует, и не хотим танцевать хуже. Хотим, чтобы у нас получалось если не лучше, то хотя бы так же!..” И я понял, что мне удалось сделать главное – заразить и заинтересовать коллектив, артистов. Мне это кажется одной из самых важных и самых главных заслуг.
С. С. Но история продолжается. Наступает 2011 год, и тебя приглашают возглавить балет Большого театра. Какая была первая реакция? Ты сразу согласился или были сомнения?
С. Ф. Сомнения были, конечно. Хотя бы потому, что, как я сейчас говорил, удалось уже многое создать в театре Станиславского. И я абсолютно искренне полюбил все, что меня там окружало.
С. С. К тому же ты, извини за прямоту, знал ситуацию в Большом: еще ремонт не закончен, атмосфера человеческая и творческая не самая благоприятная. Как любой живой организм, театр подвержен периодам тяжелой затяжной болезни. Однако потом все обычно как-то выравнивается.
С. Ф. Да, с одной стороны, это был повод для сомнений, но с другой – как раз эта ситуация в результате и подтолкнула меня ответить согласием. Всё, что я читал и знал, все сплетни, которые доходили из, так сказать, анонимных источников в Большом или от лиц, приближенных к нему, – всё это было очень странно и больно слышать. И я тогда подумал: почему бы, зная механизм, зная людей, которые работают в Большом театре, не попробовать каким-то образом все исправить? Почему не использовать возможность объединить этих людей, сделать все для того, чтобы повернуть ситуацию в другую сторону? Признаюсь, это решение было не из легких, далось оно мне с большим трудом. Не скрываю сейчас и тогда не
