Исайя Берлин - Философия свободы. Европа

127

См., например: I, 407; VIII, 91, 222–223, 268, 283, 311–312, 336, 345. 512–513.

128

В сноске де Местр цитирует Ювенала: «Graeculus esuriens in caelum jusseris, ibit» («Все с голоду знает этот маленький грек; велишь — залезет на небо» — Сатиры, кн. I, 3, 78; пер. Д. Недовича и Ф. Петровского), ошибочно приписывая этот стих Марциалу.

129

VIII, 299.

130

VIII, 305.

131

VIII, 297–298.

132

Вечера. С. 354.

133

Там же. С. 360.

134

I, 111.

135

Вечера. С. 453.

136

Там же. С. 61.

137

Там же. С. 62.

138

Там же.

139

И, 338; VIII, 280.

140

II, 338. Фаге, перефразируя де Местра, прибегает к блистательному афоризму — видимо, собственного изобретения: «Столь же верно было бы сказать: овцы рождаются плотоядными, но повсюду едят траву» (Faguet Emile. Ор. cit. P. 41).

141

I, 376.

142

V, 197.

143

«Кровь и почва» (нем.).

144

Главенствующая идея трактата, который он посвятил опровержению философии Бэкона, — мысль о том, что Бэкон не обладал метафизической силой, позволяющей понять неэмпирические элементы наук, им проповедуемых, и был самое большее барометром климатических изменений, а не их творцом, не столько «страстным любовником науки», сколько «влюбленным в нее евнухом» (VI, 533-.534). Возможно, это отчасти справедливо, хотя де Местр вряд ли осознавал это или имел в виду.

145

I, 246–247.

146

Sainte-Beuve. Oeuvres /Ed. Maxime Leroy. Paris, 1949–1951. P. 422.

147

Вечера. С. 352.

148

Не в поспешности (пребывает) Господь (лат.). См. в русском синодальном переводе: «но не в землетрясении Господь» (3 Цар 19:11).

149

VIII, 282.

150

I, 88. Равным образом он заблуждался относительно будущего Греческого королевства; мрачные и, как оказалось, безосновательные предостережения снискали ему в глазах его знакомца, греческого патриота Александра Ипсиланти, репутацию навязчивого и мешающегося не в свое дело сплетника. О его планах де Местру сообщала Роксандра Стурдза (впоследствии графиня Эдлинг и корреспондентка Сент-Бева), честолюбивая девица из семьи фанариотов; к ней де Местр обращал письма, полные светских сплетен и отеческих наставлений. Эта переписка прекратилась, когда положение самого де Местра в Петербурге стало шатким и графиня решила, что полезная дружба осложняется политическими обязательствами.

151

Вечера. С. 120.

152

Там же. С. 77–78.

153

Там же. С. 58.

154

VIII, 283–284.

155

См. его «Lettres a un gentilhomme russe sur l'inquisition espagnole» («Письма к русскому дворянину об испанской инквизиции») — III, 283–401.

156

VIII, 81.

157

VIII. 82.

158

III, 184.

159

VIII, 82.

160

VIII, 94.

161

«l'adversaire de tout son siècle» (France Anatole. Le Genie laun. Paris, 1913. P. 242).

162

IX, 78; ср. также III, 394.

163

Письмо к графине фон Зенфт от 8 октября 1834 см.: Lamennais Félicité de. Correspondance générale / Ed. Louis de Guillou. Paris, 1971–1981. Vol. 6, letter 2338. P. 307.

164

Вечера. С. 382.

165

Там же.

166

VIII, 294.

167

Вечера. С. 58.

168

Там же. С. 109.

169

Там же.

170

См.: Gianturco Elio. Joseph de Maistre and Giambattista. Vico: Italian Roots of Maistre's Political Culture. Columbia University Ph. D. thesis. Washington, 1937.

171

Вечера. С. 80.

172

«Как правят в Турции? Силой Корана ‹…› не будь его, трон султанов исчез бы в мгновение ока. Как правят в Китае? Посредством афоризмов, законов, конфуцианской религии, дух которой и есть подлинный государь, властвующий уже на протяжении двух с половиной тысяч лет…» (VIII, 290)).

173

Ср. замечание Вико по поводу определения государства у Спинозы: «общество лавочников» (The New Science of Giambattista Vico, trans. Thomas Goddard Bergin and Max Harold Fisch, revised ed. New York, 1968. P. 33.5. P. 98). Ср. также у Бональ да: «как будто общество заключается лишь в стенах наших домов или городов; как будто, где бы ни родился человек, нет ни отца, ни матери, ни ребенка, ни языка, ни небес, ни земли, ни Бога, ни общества» (Bonald[L. G. A.] de. Du divorce… 2nd ed. Paris, 1805. P. 13).

174

IX, 77.

175

Отношение де Местра к Наполеону было поразительно и характерно двойственным. С одной стороны, Наполеон — пошлый выскочка, грубо разрушивший старинные ценности, гонитель Папы и законных государей, дерзкий осквернитель священного таинства коронования, превративший его в кошмарную пародию, моральный выродок, враг человечества. С другой стороны, он отчетливо понимал возможности власти, не скрывал презрения к демократам, либералам, интеллектуалам и прочим членам ненавистной секты, а главное, никчемность и слабость Бурбонов очень уж оттеняла военный и административный гений человека, вновь поднявшего Францию к высотам славы. Всего этого проповедник реализма и власти не мог не видеть. Де Местр, официальный представитель Сардинского королевства, а на деле жертва французского императора, претерпевал ежедневные унижения хотя бы потому, что в Петербурге был французский посланник (это автоматически препятствовало официальному признанию его собственного дипломатического статуса), однако жаждал встретиться с Наполеоном. Наполеон, со своей стороны, ценил его блистательные сочинения, находя в них, по ряду свидетельств, близость к собственным политическим взглядам. Де Местр считал свое положение на редкость тягостным. Он писал в Кальяри донесения, в которых подробно развивал свои мысли. Наполеон, конечно, узурпатор, но разве не в той же степени, что и Вильгельм Оранский, чью династию признали все европейские монархи? Наполеон — бездушный убийца, но разве он погубил стольких невинных, скольких умертвила английская королева Елизавета I? В конце концов, всякая власть — и законная, и незаконная — от Бога, а Бонапарт укрепил и расширил границы великого Французского королевства, что не удалось бы ему, не будь он в некотором смысле орудием Провидения. Официальные лица Сардинского королевства были просто скандализованы этой казуистикой. Король Виктор-Эммануил, глубоко ею шокированный, в строгой форме воспретил своему полномочному представителю вступать в какие бы то ни было отношения с корсиканским чудовищем. Это чрезвычайно огорчило де Местра. Однако власть он ставил превыше всех достоинств; даже самому жалкому воплощению законной королевской власти следовало неукоснительно повиноваться, чтобы принцип нерассуждающей покорности государю мог и впредь сиять столь же ярко. Тон его дипломатических отчетов становился все более желчным и ироничным. Ему поставили на вид «удивительную странность» его просьб (IX, 104–105). Де Местр заверил своего августейшего господина в том, что будет исполнять все его приказания буквально, но не может обещать, что никогда не удивит его. Наполеона он так и не увидел.

176

Письмо к графу де Валезу (сардинскому министру иностранных дел) от 24 апреля/4 мая 1816 г. //Correspondance diplomatique. Vol. 2. P. 205.

177

«la batonocratie» (IX, 59).

178

Письмо к кавалеру де Росси (сардинскому государственному секретарю) от 22 июля/3 августа 1804 г., хранящееся в государственном архиве Турина, цит. по: Mandoul J, Joseph de Maistre et la politique de la maison de Savoie. Paris, 1899. P. 311.

179

IX, 58; ср. также: «Да будут тысячекратно благословенны государи, позволяющие нам хотя несколько призабыть военное искусство» (VII, 134); о правлении императоров-полководцев на закате Римской империи он отзывался как о «бесконечной чуме» (I, 511). На этот предмет см. работу Франсуа Вермаля «Notes sur Joseph de Maistre inconnu» (Chambéry, 1921), прежде всего гл. 3 («Жозеф де Местр против пьемонтского милитаризма», с. 47–61) и особенно с. 48–49. И все же он заявлял, что если бы государем был издан указ, провозглашающий военную диктатуру, то он, хотя и неохотно, смирился бы с этим.