Сергей Беляков - Тень Мазепы. Украинская нация в эпоху Гоголя
Взгляд на Мазепу как на изменника не был вовсе чужд и украинскому народу. Алексей Левшин писал, будто бы нет для украинских крестьян «ничего ужаснее, как имя Мазепы. Они забывают себя от ярости при сем ругательстве»[1310]. Можно предположить, что украинцы не стали откровенничать с молодым русским и утаили от него свое истинное отношение к Мазепе. Но не утаили же они от него свою русофобию, ненависть к «москалям», которую упоминает автор «Писем из Малороссии». Выражение «Проклятая Мазепа» было хорошо известно и украинским этнографам[1311]. Н. П. Трушковский, племянник Н. В. Гоголя, около 1851 года записал в Диканьке у одной крестьянки легенду о приезде царя Петра в Диканьку и о его встрече со вдовой Василия Леонтьевича Кочубея: «…проклятый Мазепа, чтоб ему на том свете Царствия Небесного <…> не было»[1312], – так отзывалась крестьянка о гетмане.
Правда, многие точно не знали, за что же Мазепе досталось проклятие, и объясняли это по-своему. В одной легенде говорится, будто бы крестным отцом Мазепы был сам царь «Петро Первый»[1313]. Во время войны шведский король подговаривал Мазепу воевать против царя, но Мазепа сначала отказывался, боялся греха: «…якъ-же я пiднiмусь на ёго, то вiнъ менi хрещений батько?» Тогда король посоветовал Мазепе прийти в церковь и растоптать в царских вратах Евангелие. После такого деяния грех Мазепе уже и грехом не будет. Мазепа так и сделал, потоптал Евангелие, и с тех пор проклят и зовут его «проклятым»[1314].
«Ой боюся, проклятый Мазепо, // Щобъ ты мене не зрадив[1315]», – говорится в народной песне[1316] о Семене Палие.
Борьба Мазепы и Семена Палия – вообще один из любимых народом сюжетов, причем народ брал сторону фастовского (хвастовского) полковника.
В народной думе, опубликованной «Московским телеграфом» в марте 1831 года, читаем о предательстве проклятого Мазепы, оболгавшего Семена Палия перед царем Петром.
Эй, обызвався Палiенко Семенъ, та в темной темници,Ой, бреше, бреше прокляты Мазепа предъ Царемъ в столици[1317].
Вспомним, что на Мазепу при жизни смотрели как на «ляха» и друга «москалей». Мазепа погубил полтавского полковника Искру и Василия Кочубея, отца своей возлюбленной. Мазепа пообещал тысячу рублей тому, кто убьет Петрика, и желающий нашелся. Именно Мазепа желал погубить Семена Палия, народного героя, настоящего «лыцаря», воспетого в думах. Гетман предательски взял его в плен, оклеветал его перед царем Петром, после чего Палия отправили в Сибирь.
Ой як крикнув вельможний МазепаГей на свої сердюки:«Ой, визьмить, визьмить Палїя СеменаТа закуйте йому руки[1318].
Легенды о Палие и Мазепе, собранные Кулишем, показывают Мазепу, правда, не злодеем, а могущественным колдуном-характерником, великим воином, против которого ничего не может поделать даже царь Петр. «Был когда-то гетман Мазепа, которого и царь называл батюшкой»[1319]. И только Палий способен победить Мазепу, потому что сам будто бы учил Мазепу воевать. По другой легенде, когда у Мазепы родился сын – Мазепенко, то сам царь Петр стал ему кумом[1320].
Видимо, украинский взгляд на Мазепу начал меняться только после ликвидации Гетманщины. Когда малороссийский народ лишился своей государственности, то образованные люди вольно или невольно начали смотреть на историческое прошлое своей родины другими глазами.
Не зря же Дмитрий Прокофьевич Трощинский любил слушать трогательную песню о чайке (Малороссии), свившей гнездо на опасном месте (авторство песни приписывалось Мазепе). Сам Трощинский, блестящий российский вельможа, статс-секретарь и министр, и не подумал бы выступить против России, но погрустить о славном прошлом, погоревать о бедах несчастного отечества – дело другое. Тут и вспомнили, что не было на Украине гетмана, который правил бы дольше Мазепы – двадцать один год! При Мазепе окончательно ушла в прошлое Руина. Власть гетмана Войска Запорожского была немногим меньше, чем власть независимого правителя. Мазепа вел даже переговоры с другими державами, и не только тайные, как с Карлом XII и Станиславом Лещинским, но и вполне открытые. Царь Петр до ноября 1708 года отличал и награждал Мазепу и, вопреки опасениям старши́ны, почти не вмешивался в управление Гетманщиной, не считая случаев, связанных с интересами обороны: строительство Печерской крепости, участие малороссийских полков в Северной войне… После ликвидации Гетманщины иначе представилась и сама измена Мазепы.
Инициатива в пересмотре принадлежала, очевидно, не простому народу, а просвещенным малороссийским панам, читателям «Истории русов». В этом источнике образ Мазепы как будто двоится. Вот на странице 199 первого издания «Истории русов» говорится про «гнусный умысел» Мазепы, вызванный его «адской злобой», обидой на царя Петра, который будто бы на пиру обидел гетмана. Мазепой, следовательно, руководили мелочные желания: личная обида, желание отомстить царю. Но всего лишь спустя пару страниц тон повествования меняется. Автор «Истории русов», патриот своей родины, но в то же время лояльный династии Романовых, как бы отводит от себя возможное обвинение. О «гнусном умысле» Мазепы сказано от автора, а защиту Мазепы автор поручил… самому Мазепе.
Мазепа: речи и литературные размышления
Древнегреческий историк Фукидид использовал прием, считавшийся в V веке до нашей эры вполне научным. Он вкладывал в уста политиков и полководцев речи. Речей этих Фукидид не слышал, но, хорошо зная эпоху (Фукидид писал о современности и недавнем прошлом), зная характер и способности ее героев – Перикла, Никия, Алкивиада, реконструировал их выступления перед воинами или собравшимся народом.
Автор «Истории русов» был человеком образованным, знавшим историю античности. Этот метод Фукидида он, скорее всего, знал и охотно взял на вооружение.
Фукидид – строгий и объективный исследователь; к тому же он описывал события, происходившие буквально на его глазах. Между изменой Мазепы и созданием «Истории русов» прошло не менее шестидесяти лет, а скорее всего – больше столетия[1321], и автор «Истории русов» написал не столько историческое, сколько публицистическое сочинение. Поэтому в уста Мазепы он вкладывал собственные мысли, собственный взгляд на историческое прошлое Украины.
«Мы стоим, братия, при двух пропастях, готовых нас пожрать. <…> Воюющие между собой монархи, приближавшие театр войны к границам нашим, столь ожесточены один на другого, что подвластные им народы терпят уже, и еще претерпят, бездну зол неизмеримых…»[1322] Следовательно, идет чужая, ненужная малороссийскому народу война. И Карл XII, и царь Петр равно чужды и опасны. Их Мазепа из «Истории русов» называет двумя самыми страшными деспотами, «каковых вся Азия и Африка едва ли когда произвели»[1323]. Свой выбор в пользу шведов Мазепа обосновал просто: выбрал меньшее зло. Потому что если «король шведский, всегда победоносный, победит царя российского и разрушит царство его», то малороссиянам придется плохо: их снова отдадут «в рабство полякам». Ничего доброго не сулит и победа России, потому что царь российский известен своим деспотизмом, он «истребил многочисленныя семейства самыми варварскими казнями за вины, возведенные ябедою»[1324].
Этот ход мысли не противоречит всему, что известно об историческом Мазепе. Но далее автор «Истории русов» оставляет историческую реальность в стороне. Его Мазепа будто бы не присоединяется к шведскому войску и не желает разорения Великороссии, «нам единоверной и единоплеменной». Мазепа только встает на защиту Гетманщины: «…не должны мы воевать ни со шведами, ни с поляками, ни с великороссиянами, а должны, собравшись с воинскими силами нашими, стоять в приличных местах и защищать собственное отечество свое, отражая того, кто нападет на него войною…»[1325]
Таким образом, менялось всё. Мазепа из предателя, изменника становился патриотом и защитником своего украинского отечества, истинным национальным героем. Таким он предстает и у читателя «Истории русов» Николая Васильевича Гоголя. В архиве писателя сохранился набросок, который принято (по содержанию) называть «Размышления Мазепы».
Из наброска Н. В. Гоголя [«Размышления Мазепы»]: «Такая власть, такая гигантская сила и могущество навели уныние на самобытное государство, бывшее только под покровительством России. Народ, собственно принадлежавший Петру издавна, [униженный] рабством и [деспотизмом], покорялся, хотя с ропотом. <…> Но чего можно было ждать народу, так отличному от русских, дышавшему вольностью и лихим козачеством, хотевшему пожить своею жизнью? Ему угрожала <у>трата национальности, большее или мень<шее> уравнение прав с собственным народом русского самодержца»[1326].
