Девять работ - Вальтер Беньямин
Как спать в таких жилищах? Кроватей там стоит столько, сколько может поместиться. Но даже если их в комнате шесть или семь, обитателей часто вдвое больше. Поэтому детей можно увидеть на улице ночью, в двенадцать, а то и в два часа. Днем они после этого спят позади прилавков, а то и на лестничной ступеньке. Этот сон, как и сон взрослых, которые пристраиваются где-нибудь в уголке, чтобы наверстать упущенное, совсем не то, что размеренное отдохновение жителей Севера. Так что и здесь происходит взаимопроникновение дня и ночи, шума и тишины, светлого простора и темного внутреннего пространства, улицы и жилища.
Это же видно даже на игрушках. Оплывающую, покрытую бледными красками вроде мюнхенских кукол киндль мадонну можно увидеть у стен домов. Малыш, которого она держит, вытянув перед собой, словно скипетр, в такой же застывшей позе, запеленутый, без рук и ног, встречается в самых дешевых лавочках Санта Лючии, где он продается как деревянная кукла. Непоседы могут устраиваться с этими фигурками где придется. И в их кулачках скипетр и волшебная палочка, так и сегодня византийский спаситель продолжает свое существование. Задняя часть фигурок – необработанное дерево, покрашены они только спереди. Голубое платье с белыми пятнышками, красная кайма и красные щеки.
Но в некоторые из этих кукол, лежащих в витринах среди дешевой почтовой бумаги, деревянных защипок и жестяных овечек, вселился демон беспутства. В переполненных квартирах дети рано понимают, что такое отношение между полами. Однако если прибавление семейства происходит ужасающими темпами, если вдруг умирает отец семейства или хворает мать, нет надобности в близких или дальних родственниках. Соседка возьмет ребенка на время – а то и надолго – к себе, так что между семьями устанавливаются отношения, подобные появлению приемных детей. Кафе – подлинные лаборатории этой великой взаимопроницаемости. Жизнь в них не может находить успокоения, застоя не бывает. Это простые открытые пространства, вроде политических народных клубов, прямая противоположность венским бюргерски-ограниченным литературным заведениям. Неаполитанское кафе лаконично. Задерживаться здесь надолго не получается. Чашечка раскаленного caffe espresso – в горячих напитках этот город столь же непревзойден, как и в том, что касается сорбета, спумоне и джелато, – и посетитель уже направляется на улицу. Столики отливают медным блеском, они маленькие и круглые, простоватая публика застывает уже на пороге и поворачивает. Немногие располагаются внутри, чтобы ненадолго присесть. Три быстрых движения руки, и заказ сделан.
Язык жестов здесь простирается далее, чем где-либо еще в Италии. Понять его постороннему невозможно. Уши, нос, глаза, грудь и плечи – сигнальные точки, к которым тянутся пальцы. Те же приемы работают и в их изысканноизощренной эротике. Незамедлительно приходящие на помощь жесты и нетерпеливые прикосновения привлекают к себе внимание регулярностью, исключающей случайность. Да, здесь чужестранцу нетрудно вконец запутаться, но неаполитанец добродушно отправляет его куда подальше. Впрочем, не очень далеко, всего на несколько километров, до Мори. «Vedere Napoli e poi Mori», – поминает он старую шутку. «Увидеть Неаполь и умереть», – эхом откликается немец[14].
Путь к успеху: тринадцать тезисов
Опубликовано во frankfurter Zeitung в 1928 году. По форме и духу текст сходен с теми, которые составили вышедшую тогда же книжечку «Улица с односторонним движением».
1. Не бывает большого успеха без подлинных достижений. Было бы, однако, ошибкой полагать, будто эти достижения лежат в его основе. Достижения являются его следствием. Следствием окрепшей уверенности в себе и возросшей радости свершений у того, кто видит свое признание. Поэтому основу большого успеха закладывают высокие притязания, меткая реплика, удачная транзакция.
2. Удовлетворение от вознаграждения парализует успех, удовлетворение от достижений окрыляет его. Награда и достижение находятся на разных чашах одних и тех же весов. Вся масса самоуважения должна быть брошена на чашу достижений, и тогда чаша вознаграждения взлетит вверх.
3. Длительный успех сопутствует только тем, кто в своей деятельности, как кажется, руководствуется простыми, прозрачными мотивами, или же действительно ими руководствуется. Масса сокрушит любой успех, если он представляется ей непрозрачным, лишенным назидательной, подающей пример ценности. Само собой разумеется: быть прозрачным в интеллектуальном смысле этому успеху не обязательно. Доказательством тому служит любая жреческая власть. Достаточно, чтобы он соответствовал некоторому представлению, вернее, некоторому образу, будь то образ иерархии, милитаризма, плутократии или чего другого. Потому священнику положена исповедальня, полководцу – орден, финансисту – дворец. Кто не платит положенной дани в казну образов, которой владеет масса, того ждет провал.
4. Оценить по достоинству ту жажду однозначности, которая составляет высший аффект всякой публики. Один центр, один wovf один лозунг. Чем однозначнее, тем больше радиус воздействия духовной энергии, тем больше публики она привлекает. Возникает «интерес» к автору – это значит идет поиск формулы для него и самых примитивных, однозначных средств ее выражения. С этого момента каждое его новое произведение становится материалом, на котором читатель стремится проверить, уточнить, подтвердить ту самую формулу. В сущности, публика готова услышать от любого автора только одно – то послание, которое он будет еще в силах и успеет произнести слабеющим голосом на смертном одре.
5. Пишущим трудно по-настоящему осознать, насколько новообретенным является обращение к «потомкам». Оно возникло в эпоху появления свободного писателя и объясняется ненадежностью его положения в обществе. Жупел посмертной славы был средством давления на общество. Еще в семнадцатом веке никому из авторов не пришло бы в голову, обращаясь к современникам, ссылаться на потомков. Все ранние эпохи были едины в убеждении, что ключи, которым отпираются ворота посмертной славы, хранятся у современников. И еще вернее это стало сегодня, когда каждое следующее поколение тем меньше способно найти желание и время на ревизию прошлого, чем более отчаянные формы принимает необходимая оборона от нарастающей лавины доставшегося ему наследия.
6. Слава, вернее, успешность, стала сегодня необходимостью и не относится, как прежде, к разряду приятных добавок. В эпоху, когда любой жалкий писака распространяется в сотнях тысяч экземпляров, успешность становится агрегатным состоянием письменной продукции. Чем меньше успех какого-либо автора, какого-либо произведения, тем меньше они просто-напросто существуют.
7. Условие победы: радость от внешних проявлений успеха как такового. Чистая, незаинтересованная радость, лучше всего проявляющаяся в том, что человек получает наслаждение от успеха, даже если это чужой успех, и особенно если он «незаслуженный». Фарисейское чувство справедливости – одно из величайших препятствий на продвижении вперед.
8. Многое дается от рождения, но многое и приобретается трудом. Потому не видать удачи тому, кто бережет себя, выкладываясь
