Амир Хисамутдинов - Русская Япония
В полдень 24 октября 1858 г. (по старому русскому стилю) или 30 сентября 5 года Ансэй (по старому японскому стилю) «Нахимов» бросил якорь на рейде Хакодате, доставив в Японию первую постоянную российскую дипломатическую миссию. Суровый климат и недостаток земли, удобной для занятий сельским хозяйством, делали Хакодате сравнительно малозаселенным местом. Здесь проживали около шести тысяч человек, большинство семей занимались торговлей.
Основные городские постройки тянулись вдоль гористого берега бухты на трех террасах, но больших домов в Хакодате не было совсем. Город и гавань защищала каменная восьмигранная крепость, поставленная на северо-западном мысу полуострова. Кроме того, со стороны города имелся глубокий ров, наполненный водой, который с двух сторон соединялся с заливом. Японцы полагали, что таким образом они могут обезопасить вход в порт.
Несмотря на капризы природы, здесь все же выращивали рис, пшеницу, гречиху, просо, кукурузу, бобовые и овощи, но все это в таком небольшом количестве, что многое приходилось завозить из других частей Японии. Хотя пролив зимой не замерзал, с ноября до конца марта плавание джонок между Хонсю и Хоккайдо прекращалось: мореплаванию препятствовали сильные и холодные ветры.
Почти в каждом доме имелась лавка или складское помещение. Основными предметами вывоза служили морская капуста, сушеная рыба и другие морепродукты (каракатицы-ирико и ракушка-аваби). В небольших количествах вывозили также табак, сырец местного чая, женьшень, серу и панты, а также строевой лес. Еще совсем недавно эта торговля шла через город Мацмай. С открытием же порта Хакодате для иностранной торговли все рыбо- и морепродукты стали доставлять сюда, а затем на английских судах они перевозились в Китай, основной торговый партнер Японии.
В Хакодате имелось только три лавки, которым разрешили торговать с иностранцами. Несмотря на трактаты, местное начальство было настроено против чужеземцев, в отличие от простого народа, который, как писали очевидцы, «вследствие существенных выгод, приобретаемых от сношений с иностранцами и приветливого с ним обхождения, не питает к нам глупого предубеждения японского чиновничества; напротив, всегда встречает нас с добродушными и улыбающимися лицами, а в поездках за город в японских гостиницах нас всегда ожидает самый радушный прием. Но служащее сословие под влиянием японской политики не оказывает нам много сочувствия, и косо смотрят на нас как на непрошеных гостей, оскверняющих своим присутствием святую почву Японии».
Первым на борт русского корабля поднялся японец-лоцман, предъявивший свидетельство на английском языке о том, что он имеет право на проводку. Чуть позже Гошкевич выдал ему такой же документ и на русском языке. За проводку нужно было заплатить пять мексиканских долларов.
На борт вместе с лоцманом поднялись представитель губернатора, офицер, таможенник и переводчик. Они сразу же узнали Иосифа Антоновича, и начался доброжелательный разговор, который шел на английском языке. Японские собеседники пообещали в ближайшее время выучить русский язык.
Гошкевич попросил организовать ему аудиенцию у губернатора в тот же день. Японцы стали отнекиваться, но русский консул все же настоял на том, чтобы его просьба была передана японскому начальству незамедлительно, а уж там, как получится. Ответ не замедлил себя ждать: губернатор попросил русских прибыть к нему. Все быстро собрались, надев парадные мундиры. Когда катер отвалил от борта, то на «Джигите» раздался салют в семь залпов.
Как только русские сошли на берег, их окружила огромная толпа жителей Хакодате. Двум офицерам даже пришлось раздвигать зевак, чтобы русские смогли пройти в губернаторский дом. На подходе к дому русских предупредили, что у японцев принято снимать обувь, заходя в помещение. Они об этом уже знали и у входа сняли… галоши, надетые на сапоги. Конечно, японцы не могли предполагать, что офицерская обувь является неотъемлемой частью формы.
Вопросы губернатора, как показалось русским, не отличались оригинальностью. Он спросил, например, сколько домов и жителей в Петропавловске-на-Камчатке. Гошкевич не знал точных цифр и хотел было оставить вопрос без ответа, но японцы настаивали, желая получить конкретные сведения. Дипломату пришлось отвечать наугад.
Пока шла беседа, перед каждым русским установили поднос, на котором находились чай без сахара, два блюдца — с грушей и вареным пуговичным крабом, две трубки, табак, маленькая жаровня, пепельница и чашка с саке. После того как губернатор закурил, японцы предложили покурить и русским, а также попробовать японскую еду. Особенно им не понравился краб, у которого был резкий вкус. Груша и виноград помогли избавиться от неприятных ощущений.
Японцы спросили о назначении артиллерийских выстрелов, сопровождавших сход русской делегации на берer. Им ответили, что российский консул является важным государственным лицом, и положено не только самим салютовать в некоторых случаях, но и в ответ получать соответствующее количество выстрелов. Такой же порядок будет, когда японский консул приедет в Россию. Японцы удивились и попросили в дальнейшем воздержаться от таких салютов.
Губернатор рассказал гостям о городских и рейдовых правилах, попросив русских не съезжать на берег. Он сослался на то, что этот обычай строго соблюдался до открытия Японии иностранцам. На это русские с твердостью ответили, что они будут обязательно сходить на берег, как это делается, например, в Нагасаки.
Наибольшую проблему вызвало размещение Российского консульства. Губернатор приказал двум офицерам показать уже подготовленное помещение в храме Дзицу-гёдзи. Увы, оно совершенно не соответствовало ни по количеству комнат, ни по условиям проживания. На возражения Гошкевича японцы пообещали подумать, но, как уже заметили русские, они не были склонны торопиться с ответом. «Нахимов», на котором до сих пор жили русские дипломаты, уже не мог ждать, и консульским служащим ничего не оставалось, как переехать. Недостатки этого помещения выявились сразу же. В храме было очень шумно: по случаю окончания уборки урожая служба была весьма многолюдной и сопровождалась громкими ударами барабанов. Раздражало сотрудников консульства и то, что верующие не столько молились, сколько глазели на русских.
Консул и врач с женами заняли две отдельные комнаты. Секретарь и Назимов остались на клипере «Джигит», что представляло значительное неудобство. Гошкевич предложил Назимову вновь напроситься на прием к губернатору, и вскоре такой визит состоялся. К удивлению офицера, весь протокол, еда и состав присутствующих были точно такими же, как и во время первого официального визита. После обычных приветствий японцы забросали Назимова вопросами. Их заинтересовало, в частности, расстояние между Петербургом и Хакодате по суше и по морю. Для этого они разложили на полу огромную карту. Также японцы расспрашивали об условиях судоходства по Амуру. Только после этих расспросов губернатор распорядился выделить помещение и для Назимова. Оно располагалось в храме Корюдзи и вначале предназначалось под рынок для торговли с иностранцами.
Русские вскоре выяснили, что основная власть на острове находится в руках двух губернаторов. Один живет в течение года, с мая по май, в Хакодате. Другой отправляется в это время по Хоккайдо, затем осматривает японские поселения на Сахалине, Кунашире и Итурупе. В ноябре возвращается и сообщает губернатору о виденном. Потом едет в Эдо, где в качестве представителя Хоккайдо участвует в правительственных комитетах. В мае он возвращается в Хакодате на замену. Семьи обоих губернаторов все это время живут в Эдо.
Два чиновника, которых русские называли вицегубернаторами, постоянно жили со своими семьями в Хакодате. Общение с иностранцами возлагалось главным образом на одного из вице-губернаторов, другой, хотя и присутствовал при встречах, почти не говорил. К первому русские обращались всякий раз, когда возникали проблемы. Если он не мог дать конкретный ответ, то шли на прием к губернатору. При этом ни одно серьезное дело не решалось без утверждения в столице. Следом за вицегубернаторами по иерархической лестнице шли восемь чиновников. Различить их по чинам русские затруднялись. Они лишь заметили, что один из них всегда стенографировал беседы.
Отношение с японцами было дружественным, хотя чувствовалось культурное различие. «Правды японец иностранцу никогда не скажет, один лжет по убеждению, другой по привычке, а третий просто из страха что-либо выболтать», — замечали русские. Гошкевич считал, что он как консул не, должен оставаться в стороне от общественной активности. При нем в Хакодате часто проводились — по поводу, а иногда и без всяких причин — балы и вечеринки. Российское консульство поистине стало центром общественной жизни в городе. Именно здесь японцы знакомились с европейскими обычаями и русской культурой. Особенно старательно консульство готовилось к празднованию первого Нового года на японской земле. Для детей Гошкевич устроил рождественскую елку, на которую пригласил и местных чиновников. Губернатор Хакодате, правда, на празднике не появился, хотя подарок передал. Комнату украсили русским оружием, российским и японским флагами. Все выглядело очень эффектно. Японским чиновникам обстановка так понравилась, что они прислали художника, который зарисовал комнату во всех деталях.
