Александр Жолковский - Осторожно, треножник!
– Да-да, я знаю все, что вы можете сказать, – говорил тот. – Я уже написал ей о ваших инсинуациях и, кстати, напомнил ей письмо Александра Сергеевича к Наталье Николаевне насчет корыта и свиней, которые всегда найдутся. Она пишет, что свиней навалом, но корыто в целости и сохранности. Она даже показала мое письмо нашему американскому другу, и они вместе смеялись.
За этими разговорами семестр подошел к концу, и к Рождеству блудная жена вернулась под домашний кров.
Глава восьмая
Заговорив о блудной жене, я забежал вперед, но не очень далеко, ибо, хотя сначала отношения между ней и ее спонсором держались в строго коллегиальных рамках, довольно быстро они из этих рамок вышли. Впрочем, обо всем этом я узнал много позже.
Как это произошло, доподлинно не известно. Возможно, она почувствовала, что свою благодарность ей следует выразить в более ощутимых формах, и тонко, но и достаточно внятно, как умеют только женщины, выказала готовность, а он, со своей стороны, почувствовал эту готовность и подумал, что для полноценной акклиматизации и аккультурации гостья нуждается в более интимной поддержке, но так или иначе случилось то, что, как написал бы автор «Анны Карениной», не могло не случиться.
Случилось раз, и два, и, может быть, еще несколько раз, но вскоре перестало случаться (совершенно озадачив гостью, а заботливого спонсора заставив смущенно избегать ее взгляда), начало постепенно забываться и к концу семестра практически забылось. Точнее, было основательно забыто спонсором, хотя, быть может, и не совсем угасло в душе его гостьи. Так что ее реляции о неприкосновенности корыта были во многом, хотя и не на сто процентов, достоверны.
Наш приятель ни о чем таком, однако, не догадывался. Жена же, вернувшись к домашнему очагу, решила выкинуть всю эту амурную гиль из головы, полагая, что поводов вспоминать о ней больше не представится.
Увы, ее надеждам не суждено было сбыться.
Глава девятая
Видимо, чувство некоторой неловкости все-таки не целиком изгладилось из памяти американского слависта и продолжало неистребимо тлеть, побуждая к искуплению вины. В любом случае, он не оставлял мысли представить своим студентам знаменитого русского друга и через год или два именно с этим предложением в один прекрасный вечер в начале июня, с цветами и бутылкой вдовы Клико в руках, возник на пороге знакомого дома. Предложение было тем более естественным, что за истекшее время его научные интересы претерпели обратную метаморфозу: от пушкиноведения он опять обратился к народной струе в русской литературе и рад был бы передоверить свой пушкинский курс кому-нибудь другому.
Начал он, разумеется, издалека, с общих приятных воспоминаний, после чего признался в своей измене Пушкину – с Грибоедовым, которого лишь недавно открыл для себя и сразу же беззаветно полюбил как мастера русской афористики. Наш приятель отнесся к этому с истинным великодушием, однако позволил себе напомнить о необходимости соблюдать разумные пропорции. Грибоедов так Грибоедов; в конце концов, Пушкин любил его комедию и по первом же ознакомлении предрек, что половина ее стихов войдет в пословицу. Более того, встретив гроб с телом Грибоеда на Кавказе, он отдал ему дань уважения и упрекнул русское общество в лени и нелюбопытстве. Однако он видел и просчеты «Горя от ума». В январе 1825 года Александр Сергеевич писал своим друзьям Вяземскому и Бестужеву, что Чацкий не умен, ибо «первый признак умного человека – с первого взгляду знать, с кем имеешь дело». Недаром вслед за Александром Сергеевичем многие критики упрекали Чацкого в том, что со своими речами он обращается к Фамусову и Скалозубу, а своей любовью дарит недостойную ее Софью.
Тут гость не вытерпел и с горячностью, которой, видимо, заразился от московского друга, вступился за своего нового кумира, в волнении перескакивая с русского на английский и обратно.
– Что? Чацкий не умен, потому что любит глупую женщину! Your Aleksandr Sergeich should talk! Как это будет по-русски? Чья бы свинья мычала! Из жениных пажей!! Смеялся Лидин, их сосед!!! If he is so fucking smart, how come he is so fucking dead?! [337] Помните, в «Prizzi’s Honor», как это, «Честь Прицци»?..
Но закончить свою мысль, богато уснащенную паремиями, ему не довелось. К несчастью, как раз на словах о мычащей свинье из кухни в гостиную вошла хозяйка салона с чайным подносом. Услыхав эту реплику, она бросила на гостя негодующий взгляд и, сильно покраснев, со звоном брякнула поднос на стол. Хозяин по своему обычаю, кажется, не обратил на это внимания, что, впрочем, нисколько не умерило его гнева. Он страшно оскорбился за Пушкина и накинулся на американца. Все потонуло в хоре голосов: «Как ты мог?!» (хозяйка) – «А что я такое сказал?» (гость) – «Как у вас повернулся язык?!» (хозяин) – «Ну, про вашего Александра Сергеевича и слова не скажи!» (гость) – «Если на то пошло, ваш Александр Сергеич с персами насчет женщин тоже не очень разобрался!..» (хозяин) – «Ну, знаете!..» (гость) – и так далее.
Чтобы взять себя в руки, хозяин решил прибегнуть к помощи магического талисмана, но так дрожал от волнения, что неосторожно ухватился за кончик бронзового пера. Больно уколовшись, он с визгом отдернул руку, и уникальный экспонат полетел на пол.
Чуя, что дело принимает крутой оборот, мы с другим гостем – сексологом, покусившимся некогда на донжуанский ореол Пушкина, – немедленно выскользнули из комнаты и без шума, что называется по-английски, ретировались.
Глава десятая
Лишь отойдя от дома на приличное расстояние, мы позволили себе расхохотаться и приступить к обсуждению случившегося.
– Как же он мог, – спросил я, – ткнуть хозяина носом в свой роман с его женой?!
– По-моему, – отвечал сексолог, – он просто запутался в пословицах: вместо коровы у него замычала свинья из письма про корыто. Да муж ничего и не заметил – даже того, что с пустого вы она перешла с американцем на сердечное ты.
– Перешла потому, что приняла его слова на свой счет.
– Тогда как о ней он, конечно, думал в этот момент меньше всего, имея в виду семейные проблемы исключительно Пушкина, а не хозяев.
– Вам-то откуда все так хорошо известно? – полюбопытствовал я.
– У меня есть знакомые на том кампусе, они мне все давно расписали в красках. В общем, пренеприятное происшествие, но оно служит доказательством одной великой истины.
– По-моему, даже двух или трех, хотя и не особенно оригинальных.
– Каких же, по-вашему?
– Во-первых, что иностранные пословицы надо знать наизусть; во-вторых, что в доме повешенного не говорят о веревке.
– А в-третьих?
– А в-третьих, что Пушкин прав: надо понимать, с кем имеешь дело. Недаром ведь основой этого брака с самого начала было понимание.
– И все не то. Подтверждается моя любимая мысль: берегись коровы спереди, кобылы сзади, а женщины со всех сторон.
На этом мы расстались, гадая, чем же кончится развернувшаяся перед нашими глазами трагикомедия.
Глава одиннадцатая
Я на всякий случай прервал свои посещения потревоженного пушкинского гнезда и некоторое время не видал никого из его завсегдатаев. Но однажды на симфоническом концерте повстречал все того же сексолога.
– Что-то мы перестали видеться, – сказал он.
– Да и негде: я остерегаюсь ходить в этот милый дом, по крайней мере, пока что.
– Ну, туда нам ходить не придется еще очень долго.
– Почему же?
– Будто вы не знаете?
– Нет, а что?
– А то, что разразился настоящий скандал, хозяйка билась в истерике, муж горько оплакивал судьбу своего талисмана, а американец, не зная, что подумать, во всем винил себя и бегал от одного к другому, умоляя простить его.
– Так что же, полный развод?
– А вот и нет. Десничка упала на коврик и чудесным образом уцелела, отбился только кусок подставки, который удалось подклеить. Вообще, все постепенно улеглось и вернулось в прежнюю колею, и не далее как неделю назад все семейство по приглашению неверного пушкиниста, а ныне завзятого грибоедоведа, на три года укатило на работу в Штаты. Так что пожар, как мог бы, ничем уже не рискуя, выразиться наш заокеанский друг, способствовал им много к украшенью.
– Вопреки вашей idée fixe о вредоносности женщин.
– Я же говорю: чудо, да и только.
Выбранные места
Центон
[338]
[339]
Дорогой друг мой,
я рад, что здоровье твое лучше; мое же здоровье… но в сторону наши здоровья: мы должны позабыть о них, так же, как и о себе. Меня тут сильно встряхнули, после чего обнаружилось, что больше всего на свете мне хочется (и давно уже) умереть. В прошлом письме я написал: плакать хочется; нет, неправда, не хочется, глаза сухие и ум сухой.
Ты напрасно начинаешь думать, что твое присутствие совершенно бесполезно, что общество испорчено в корне. Я уже писал, чтобы ты не смела грызть себя за то, что ничего не сделала. Думай не о том, что не сделано, а о том, что еще придется делать. Ты устала – вот и все! Устала оттого, что принялась слишком сгоряча, слишком понадеялась на собственные силы, женская прыть тебя увлекла. Если ты только собственные твои дела станешь обделывать хорошо, то заставишь других заняться получше собственными делами. Поэтому, пожалуйста, исправь одну свою главную мысль: что ты ничего не сделала, что ты делала что-то не то и не так.
