Американа - Пётр Львович Вайль
Праздник — это всегда таинственное ожидание чуда, всегда предвкушение сказки, возвращение в детство.
Ярче всего это таинственное мироощущение разгорается на Рождество. Рождественская мифология в эти дни отражается на всем строе жизни. Говорят, что в Америке в декабре даже никого не увольняют, оставляя эту неприятную процедуру на другие, менее добродушные месяцы.
По телевизору в предрождественские дни никогда не показывают ни триллеры, ни вестерны, ни боевики — только старые добрые комедии, где все кончается хорошо, да и начинается неплохо.
Конечно, в таких картинах есть и сентиментальность, и наивность, и слащавость, но есть и другое — чистая и простая эмоциональность, готовность принять мелодраматическую условность как данность, без задней мысли, без всепонимающей усмешки.
Может, оттого наше время так увлекается китчем, что ему недостает старомодной чувствительности? Не скрываем ли мы под иронией тоску по простому и ясному миру, тоску по детской вере в сказку, в добро, всегда побеждающее зло?
Как бы быстро ни менялась Америка, как бы ни тянул ее вперед прогресс, ни одна из праздничных традиций не потерялась по дороге.
Рождество Связано с числом и месяцем, а не с годом или даже столетием, поэтому и праздники всегда проходят одинаково: на улицах звучат рождественские гимны, трясут колокольчиками Санта-Клаусы из Армии спасения, собирая пожертвования для бедных, и те же венки из остролиста каждый декабрь — от колониальных времен до нынешних — украшают дверь любого дома.
В эти дни все американцы, независимо от политических убеждений, становятся консерваторами. В Рождество они консервативны, как календарь, как круговорот природы, в который праздники помогают нам вписывать свою жизнь.
О ПОЕЗДКЕ НА РОДИНУ
В любой эмигрантской компании обсуждается знакомый по прошлой жизни вопрос: что везти? Только на этот раз не на чужбину» а на родину. И опять» как тогда» на поверхность всплывают странные предметы. Помнится, раньше знатоки утверждали: лучше всего на римской барахолке «Американо» идут деревянные шахматы, дешевые будильники и нитки мулине. Самые доверчивые тащили на продажу слесарные наборы из чугуна — багаж с максимальным удельным весом.
Теперь в ходу другие, но похожие истории. Советуют запастись гонконгскими телефонами, тайваньскими зажигалками, корейскими колечками для ключей, отзывающимися, как пес, на свист хозяина.
Пересечение советской границы в любом направлении связано с возвратом к доденежным экономическим отношениям. В формуле «товар — деньги — товар» средняя часть безнадежно отсутствует. Эмигранты — что по дороге «туда», что «обратно» — пользуются другими эквивалентами. На островах Полинезии в ходу ракушечная валюта. У нас — еще более странные предметы: зубная паста «Буратино» или часы из пластмассы.
Причуды экономики превращают каждого эмигранта, приехавшего навестить родные пенаты, в Миклухо-Маклая. А шалости неконвертируемого рубля, которые позволяют нам устанавливать обменный курс без вмешательства Госбанка, делают из нас еще и Ротшильдов. Кто же мог поверить в такое счастье?
Много лет назад мы прощались с Россией навсегда — обстоятельно и мелодраматично. Попрощавшись, мы ныряли в плавильный котел Нового Света без оглядки на Старый. Некоторые, особенно решительные, первым делом старались забыть русский язык и перейти на коктейли. Что-то они будут делать теперь, перед лицом неизбежного визита домой? Брать с собой русско-английский разговорник?
Вообще-то возможность навестить родные места — довольно неожиданная выходка перестройки. Оттого, что граница оказалась преодолимой, третья волна пришла в некую растерянность. До сих пор мы пребывали в постоянном эмоциональном комфорте, замешанном на умеренной ностальгии и неумеренной ненависти к режиму, отнявшему у нас дом.
Но одно дело вспоминать березки, Черное море, пельмени из пачки, а совсем другое — сесть в самолет и оказаться рядом со всеми этими вожделенными предметами. Пограничный либерализм нарушил чистоту жанра.
Россия выплыла из ностальгического тумана и стала вмешиваться в нашу жизнь как раз тогда, когда мы уже привыкли обходиться без нее.
Однако третья волна, со свойственным ей напором, стремительно овладела новой ситуацией. Началась эра возвращений — не насовсем, что было бы рискованно, а на время, что безопасно.
Тут-то наши эмигранты и сделали сенсационное открытие: перестройка, разрешившая контакты, — грандиозный подарок.
Многие считают, что СПИД появился только для того, чтобы очистить Америку — этакий бич
Божий с узкой избирательностью. Вот и поездки в Россию вроде бы придуманы специально для третьей волны.
Нормальный иностранец едет в Россию, как в любую другую страну. Ничем особенным она иностранца не радует — стоит не дешевле, за гостиницу дерут, в ресторанах все жирное, по-английски никто толком не говорит, перестройку им не с чем сравнивать. Короче — экзотический отпуск для тех, кому уже надоела не только Флорида, но и цивилизованная часть Европы.
Зато наш эмигрант возвращается на родину так, как мечтал Деникин, — на белом коне. Благодаря вышеописанным экономическим кунштюкам, благодаря трансформации рядового эмигранта в гибрид Миклухо-Маклая с Ротшильдом, «бывший» (под этим эвфемизмом мы известны в отечестве) становится героем.
Все воспоминания посетивших Россию строятся по одному и тому же образцу. Прежде всего, это рассказ не о стране, а о том, как рассказчик себя вёл там. В центре — встреча с потрясенными близкими.
Эмигрант приезжает домой как Санта-Клаус: для всех у него подарок. Причем то, что здесь обходится в доллар, там обменивается на безграничную благодарность. Наверное, никогда еще благотворительность не стоила так дешево. Каждый эмигрант, независимо от доходов и социального положения, вступает на территорию Советского Союза богатым американским дядюшкой.
В Америке эмигранты живут по-разному, и относятся они к ней по-разному,
