Сергей Беляков - Тень Мазепы. Украинская нация в эпоху Гоголя
Но вспомним и адресата Залеского. Франтишек (Франциск) Духинский родился на Западной Украине, одно время жил в Киеве и, даже поселившись в Париже, подписывался: «Духинский из Киева». В Париже выходили и его сочинения (на польском и французском). Духинский как раз и считается автором мифа о финском происхождении русских. Его «заслуги» несколько преувеличены. Гоголь, Залеский и Мицкевич говорят о финском происхождении «москалей», как о вещи достаточно известной, уже не раз обсуждавшейся польскими интеллектуалами. Духинский не то чтобы изобрел нечто новое, а лишь попытался подвести под миф «научную» платформу.
Особенным знатоком финно-угорских народов Духинский не был. Он совершенно не разбирался в сравнительном языкознании и славянской филологии и тем более филологии уральской, всерьез считал финнов кочевым туранским народом[1068]. Впрочем, к туранским народам он относил и китайцев, и африканских негров, и семитов. Он вообще признавал в мире только две «расы»: туранскую, или уральскую, враждебную Европе, кочевническую, и расу арийскую – европейскую, земледельческую. Читатель, которому посчастливится найти сочинения Духинского, сможет вполне оценить уровень научно-исследовательской подготовки. Он полагал, что китайцы – природные кочевники, которых с большим трудом удалось привязать к земле. О евреях и москалях/московитах (да-да, они родственники китайцев!) и говорить нечего. Московитов удалось сделать оседлыми только при помощи крепостного права. На необъятных пространствах Московии растворились и десять потерянных колен Израилевых. Они тоже стали частью народа московитов! Москали для Духинского – туранцы, а именно – финны. Правда, они выучили славянский язык и присвоили русское имя. Точнее, его присвоила императрица Екатерина, которая повелела москалям называться россиянами, то есть русскими. А настоящие русские – это малороссияне, белорусы и новгородцы (республиканские традиции Великого Новгорода доказывают его европейскую природу). Они будто бы не имеют никакого отношения к москалям. Духинский желал бы дать им вообще новое имя – «восточные поляки», ведь старое имя – «русины», «русские» – москали уже успели скомпрометировать. Историческое призвание арийцев-поляков, в том числе и «восточных», – воевать с москалями, с уральскими народами.
Но идеи Духинского отвечали духу времени. Прежде всего, импонировали полякам, которые в 1863-м поднимут новое восстание против России. Заинтересовались взглядами Духинского и французы. Первую лекцию о Руси, Польше и Москве он прочитал в Париже в ноябре 1857-го. Полтора года назад окончилась Крымская война, еще не были забыты газетные нелепости антирусской пропаганды. Поэтому Духинский нашел благодарных читателей не только среди поляков, но и среди французов. Одним из них был Анри Мартэн, написавший не без влияния Духинского вполне антирусскую книгу «La Russie et l’Europe» («Россия и Европа»).
В научном мире взгляды Духинского и Мартэна не прижились. Добросовестный Николай Костомаров одним из первых вступил в полемику с поляками – сторонниками Франтишека Духинского.
Из статьи Николая Костомарова в январском номере журнала «Основа» за 1861 год: «Финского элемента вошло в великорусскую народность не столько, чтоб даже физиологически назвать великоруссов более финнами, чем славянами <…> мы не можем назвать великоруссов, даже и с физиологической стороны, не-славянами, а о духовной и говорить нечего»[1069].
«Основа» – научный и литературный украинский журнал, оплот молодого украинского национализма. Двадцать лет спустя, когда в Галиции будет развиваться украинское национальное движение, враждебное и полякам, и «москалям», идеи Духинского примут многие украинцы. Но Михаил Драгоманов, серьезный и тоже, как и Костомаров, «национально мыслящий» ученый, будет столь же беспощадно критиковать сочинения о финско-туранской природе москалей и арийско-уральском антагонизме.
В восьмидесятые годы концепцию финского происхождения русских окончательно разгромят авторитетные ученые – И. А. Бодуэн де Куртенэ и будущий академик А. Н. Пыпин. Пожалуй, самым язвительным критиком Духинского был именно Бодуэн де Куртенэ, не только всемирно известный филолог, но и принципиальный противник любого национализма, в том числе польского. Он назвал вещи своими именами: идея «уральского» происхождения русских не имеет с наукой ничего общего: «Утверждения эти диктовала ненависть племенная и политическая, и желание адвокатствовать в пользу Польши перед “Европой”, т.е. перед шайкой дипломатов подозрительного свойства. Отсюда эта натяжка и извращение этнографии и географии…»[1070]
Научная мифология и ее разоблачение
Между тем не финское происхождение, но финское влияние на этногенез русских некоторые историки не отрицали. Об ассимиляции славянами чуди писал еще Ломоносов, а Татищев был уверен, что сам Рюрик происходил «без сомнения <…> от Королей или Князей Финландских»[1071].
«Повесть временных лет» подробно рассказывала о расселении славян по Восточно-Европейской равнине. Если сведения Нестора-летописца перенести на карту, то окажется, что земли будущей Великороссии населяли только вятичи и небольшая часть восточных кривичей и радимичей. Зато неподалеку от вятичей, самых восточных из летописных славян, располагались финно-угорские племена – весь, меря, мурома, мордва. Одни племена дожили до наших дней, другие, как меря и мурома, исчезли. Но как исчезли? С финно-уграми (в особенности черемисами и мордвой) русские воевали, однако история не сохранила свидетельств их массового истребления, геноцида. Значит, некоторые финские племена были просто ассимилированы славянами? Другого вывода, кажется, нельзя и предположить. Правда, русские не приняли ни финского языка, ни обычаев и нравов.
Но уж очень соблазнительной оказалась сама идея: представить русских потомками финнов и объяснить их отличия от украинцев именно «расовыми» особенностями. Этому соблазну поддался и М. С. Грушевский, серьезный ученый, убежденный позитивист, представитель «киевской документальной школы». Но он был слишком уверен в древности украинского народа и его отличии от великороссов, а потому решил обособить свою нацию. Великорусским этногенезом он не стал специально заниматься, а сослался на магистерскую диссертацию Дмитрия Корсакова «Меря и Ростовское княжество», опубликованную в Казани в 1872 году. Корсаков придавал особое значение именно метисации славян с финно-уграми, но честно признавался, что о финских племенах знает мало: «какой-то непроницаемый туман лежит на всем финском вопросе, густая мгла скрывает от пытливого взора исследователя истинное значение финнов в истории нашего народа <…> За недостатком положительных данных, непреложных фактов, мы поневоле должны довольствоваться гипотезами, предположениями <…> гаданиями»[1072]. Гадания подкреплялись интересными наблюдениями над современной жизнью. На гипотезу о метисации восточных славян и мери его навела «склонность теперешней черемисской женщины вступать в связь с посторонними мужчинами». «Весьма возможно предположить, – продолжает Корсаков, – что женщины у мери отличались тем же свойством»[1073].
Против этой, «научно-обоснованной» точки зрения даже возражать не хочется. Но таких взглядов придерживались не только Корсаков, малоизвестный преподаватель Казанского университета, и Грушевский, историк выдающийся, но политически ангажированный: сам Василий Осипович Ключевский в своем популярнейшем курсе русской истории едва ли не согласится со взглядами Корсакова и Грушевского.
В. О. Ключевский, из лекции № 17 Полного курса русской истории: «…пришлая русь, селясь среди туземной чуди[1074], неизбежно должна была путем общения, соседства кое-что заимствовать из ее быта <…> чудь, постепенно русея, всею своею массою, со всеми своими антропологическими и этнографическими особенностями, со своим обличьем, языком, обычаями и верованиями входила в состав русской народности. Тем и другим путем в русскую среду проникло немало физических и нравственных особенностей, унаследованных от растворившихся в ней финнов».
От научного вывода до вульгаризации – один шаг. Историк-большевик Михаил Покровский, ученик Ключевского («непослушный», резко критиковавший учителя, но все-таки ученик), будет рассуждать о роли финно-угров в этногенезе русских с легкостью необыкновенной: «…в жилах великорусов течет 80% их крови»[1075]. Почему 80%, а не 75% или не 90%? При помощи каких приборов Михаилу Николаевичу удалось выявить процент «финской» крови у русских? Это навсегда останется тайной.
Серьезные исследователи сомневались в выводах Покровского. Известный русский этнограф, член-корреспондент Академии наук Дмитрий Константинович Зеленин доказывал, что финские народы не приняли участия в формировании «русской народности» и даже не оказали заметного влияния на развитие ее культуры: «никаких ощутительных следов слияния с финнами ни диалектология, ни этнография в великорусском народе не находят»[1076]. Но географическая близость финно-угорских народов, обилие финской топонимики на русских землях – всё это как будто подтверждало версию пусть не Духинского, но Ключевского. Ее в целом подтверждали исследования советских антропологов, по крайней мере для Русского Севера и Северо-Запада.
