Внеждановщина. Советская послевоенная политика в области культуры как диалог с воображаемым Западом - Татьяна Шишкова
Прологом и общим источником идей и формулировок для всех трех статей стала докладная записка УПА о состоянии театральной критики, представленная Маленкову 23 января 1949 года. В ней обращалось внимание на деятельность антипатриотической группы критиков, которая наносит вред делу развития советского театра, последовательно дискредитируя все его лучшие произведения и демонстрируя пренебрежительное отношение к его достижениям. Эти критики, как следовало из записки, занимают монопольное положение, задают тон в различных органах печати и, пользуясь своим авторитетом, дезориентируют театральную общественность698. Записке, в свою очередь, предшествовало письмо сотрудницы газеты «Известия» А. Бегичевой, отправленное Сталину после творческой конференции московских деятелей театра, состоявшейся в конце ноября 1948 года. На ней, как отмечала Бегичева, «замаскированные формалисты, эстеты и западники» организовали «нападение на народное искусство»: они обвиняли русских драматургов в производстве «убогих, художественно примитивных пьес», защищали пьесы, в которых «до предела оглуплены советские люди», воспевали былую свободу творчества и требовали восстановления запрещенных пьес, но главное — своим презрительным отношением к новому растлевали театральную молодежь и «недалеких людей»699. Подобные письма не были редкостью: идейные советские граждане регулярно сообщали руководству о выявленных ими системных проблемах, и нередко их инициативы впоследствии воплощались в постановлениях700. Письмо Бегичевой было именно таким жестом. Спустя месяц после того, как оно было написано, УПА, проведя проверку ситуации в драматургии, рапортовало, что дела в этой сфере обстоят крайне неблагополучно, и обвинило в этом коммунистов из сектора искусств, не проявивших должной принципиальности и ослабивших контроль за выполнением постановления о репертуаре драматических театров701. К тому моменту, как этот вопрос был вынесен на Оргбюро, позиция УПА изменилась: теперь вина за проблемы в театре была целиком возложена на вредительскую группу критиков. Постановления по итогам заседания Оргбюро принято не было, и о разоблачении замаскированных врагов общественность узнала из редакционных статей в центральных газетах. 10 февраля 1949 года четвертая такая статья вышла в газете «Известия» — той самой, в которой работала Бегичева.
За статьями о вредительской группе театральных критиков последовала череда разоблачений. 9–10 февраля проблему обсуждали на собрании партийной организации Союза писателей, где было выявлено, что безродные космополиты действовали и в литературной критике. Лев Субоцкий «охаивал лучшие произведения советской литературы» и именовал любовь к родине «квасным патриотизмом», Федор Левин восхвалял идейно порочные произведения, Даниил Данин «специализировался на избиении молодых советских поэтов»702. Отдельного осуждения удостоились ленинградские критики, тоже проповедовавшие «враждебные советскому народу идейки и теорийки» и своими текстами пытавшиеся направить советский театр в другую сторону, заставляя драматургов учиться у американских и английских коллег703. Президент Академии художеств Александр Герасимов обличал космополитов в искусстве: здесь, утверждал он, тоже действовала группа критиков, дезориентировавшая молодежь и мешавшая развитию реализма. Некоторые из них, как Абрам Эфрос, заявляли о провинциальном характере русской классической и современной живописи и ставили под вопрос само существование национальной русской художественной школы, объявляя крупнейших советских художников робкими подражателями западноевропейских модернистов. Другие, как Николай Пунин, отрицали цельность соцреализма как метода. Третьи придирались к недостаткам больших работ художников-реалистов и полностью игнорировали идейное содержание их творений. Осип Бескин, например, «своими злобными нападками и бессовестной травлей довел художника А. Яр-Кравченко до того, что он был вынужден убрать из выставочного зала Московского товарищества художников свое талантливое полотно „М. Горький читает товарищам Сталину, Молотову и Ворошилову свою сказку «Девушка и смерть»“, за которое потом, в 1948 году, художнику была присуждена Сталинская премия»704. Генеральный секретарь Союза композиторов Тихон Хренников и его коллега Владимир Захаров выступали с обвинениями в адрес космополитов, наносящих вред советской музыкальной культуре: Даниэль Житомирский продвигает вредную теорию «мирного врастания» буржуазно-модернистских явлений в стиль соцреализма, Григорий Шнеерсон выпустил брошюру об американской музыке, не отразив царящего в ней разложения, Игорь Бэлза пытался ориентировать советских композиторов на абстрактную бестекстовую музыку и возводил клевету на демократические идеалы русской музыкальной культуры705. Министр кинематографии Иван Большаков объявил космополитами режиссера Леонида Трауберга, сценаристов Михаила Блеймана, Николая Коварского, Владимира Сутырина, Николая Оттена и других. Все они, заявлял Большаков, не только идейно смыкались с антипатриотической группой театральных критиков, но и были связаны с ней организационно и вместе вели «подрывную работу против передового советского искусства». Трауберг, например, восхвалял буржуазное кино и доказывал, что советская кинематография является порождением американской; Блейман называл Дэвида Уорка Гриффита отцом мирового кино; Сутырин злобно ругал все лучшие советские фильмы706. Вскоре космополиты были обнаружены в архитектурной теории и критике, а также в философии707. Параллельно этот вопрос постоянно обсуждался на многочисленных собраниях в высших учебных заведениях, научных институтах, Академии наук, редакциях газет и т. д.708
В течение двух месяцев разоблачением космополитов были заняты все советские газеты, и кампания достигла настолько истеричного уровня, что ее пришлось притормозить сверху. 29 марта в УПА состоялось совещание редакторов центральных газет и журналов, где обсуждалось неправильное направление, которое приняла кампания: слишком много крикливости, слишком мало серьезного, «без перехлестывания», обсуждения проблемы. Константин Симонов, главный редактор «Нового мира», жаловался, что в полемическом пылу авторы разгромных статей дошли до перевирания цитат, а иногда и вовсе «вся цитата состоит из многих многоточий и нескольких слов». Вадим Кожевников, главный редактор журнала «Знамя», сетовал, что из‐за увлечения разгромом космополитов «Литературная газета» пропустила день рождения Горького709. С конца марта активное выискивание космополитов среди деятелей науки и культуры пошло на спад: тема не исчезла вовсе, но в заголовках почти перестала встречаться.
С содержательной точки зрения борьба с космополитизмом была продолжением борьбы с низкопоклонством: в ее основе лежала та же идея, что недостаточно восторженное отношение к советской культуре есть результат влияния западной науки и западной критики, стремящихся принизить советские достижения, как прежде принижали достижения русские. С политической точки зрения, однако, в новой кампании осуществлялся важный сдвиг. Нусинов, Веселовский и прочие фигуранты борьбы с низкопоклонством обвинялись в том, что, вольно или невольно транслируя западный подход, они искажают образ советской культуры и тем самым принижают ее, добровольно отдавая ей второстепенное место с мировой истории. Их вина отчасти состояла в недостатке гордости, отчасти — в своего рода интеллектуальной инерции, неспособности разглядеть в установленных Западом иерархиях одно из проявлений «ложного сознания». Борьба с космополитизмом была устроена иначе: ее обвиняемые — не заложники искаженного взгляда, а его сознательные проводники, их цель — фальсифицировать историю, помешать советским успехам, сбить советское искусство с
