Амир Хисамутдинов - Русская Япония
Собираясь за рубеж, Елена, разумеется, надела свою лучшую одежду: желтую шерстяную кофту и яркий цветастый платок. Увидев этот наряд, в котором гостью возили по представительствам и мэриям, русские пришли в ужас и выдвинули Федору условие: привести дочь в цивилизованный вид. Отец повез ее в магазин модной одежды и парикмахерскую. Когда через месяц преображенная Елена вернулась в Россию, ее, в свою очередь, долго не могли узнать домашние: они ведь ожидали бабушку в платочке.
Из долгих разговоров с дочерью Федор узнал, как тяжело и голодно жила семья, оставленная им в России, и выжили они только благодаря «красным» братьям Федора, что Елена все детство носила унизительную кличку «белобандитский щенок», что его служба в армии Колчака и через много лет аукалась семье: муж Елены, секретарь комсомольской ячейки, был исключен из рядов ВЛКСМ как «белобандитский зять», с той же формулировкой его признали недостойным службы в армии, что тогда считалось страшным позором. Федор, слушая дочь, плакал и без конца повторял: «Прости».
Все вокруг убеждали Парашутина оставить Елену в Японии, но он сказал: «Я всю жизнь страдал, потеряв свою землю, близких, и не могу позволить, чтобы Елена тоже узнала, что такое тоска». Но и уехать с дочерью у него тогда не хватило решимости, о чем он потом горько сожалел. Проводив Елену, он практически сразу же начал готовить документы для ее следующего приезда, в который он намеревался продать все имущество и вместе с дочерью вернуться на родину.
Второе посещение Японии стало для Елены печальным: она застала отца полностью парализованным в токийской больнице. Говорить он не мог. Через неделю, 27 ноября 1984 г., Федор Михайлович скончался. Похоронили его на Иностранном кладбище в Кобе.
До православной церкви в Кобе добраться очень легко: она расположена всего в пятистах метрах от станции. По пути зашел в ресторан «Балалайка», который располагался на третьем этаже одного из домов. Одежда у официантов соответствует названию ресторана — в стиле «а ля русс».
В сувенирном киоске множество изделий русских народных промыслов: видимо, обмен налажен. В зале довольно много посетителей. Я заказал себе котлету с рисом. Ожидая, когда принесут еду, разглядывал столик с небольшой коллекцией русской литературы, в основном журналов и путеводителей. Среди них обнаружил и книгу отзывов, что необычно для японских ресторанов. Скорее всего, это тоже дань русским реалиям. Полистав, обнаружил, что отзывы японцев, как правило, восторженные. Много записей сделали и русские. Среди них нашел и такую: «Держитесь, девчонки!» Интересно, к кому она была обращена: к молодым японкам — служащим этого ресторана или девушкам, приезжающим в Японию на заработки.
Современный храм Успения Пресвятой Богородицы (Kitano Russian Orthodox Church) построили в 1952 г., и богослужения там ведутся на японском и церковнославянском языках. В храме почти пятьдесят лет служил протоиерей Василий Сакаи, вышедший за штат по возрасту решением Всеяпонского собора 2004 г. Батюшка уже поджидал меня у входа.
— Проходите.
Николай Дмитриев закончил Московскую духовную семинарию, затем учился в Московской духовной академии, приняв сан в 1990 г. Приехав в Японию, стал священником в Мацумато. В 2001 г. он перешел на службу в главный собор Японии — Николай-До. Через шесть лет, в июле 2007 г., его перевели в Кобе, где жило немало выходцев из России.
— В приходе около 150 человек, — рассказывал мой собеседник, — почти 80 процентов японцы. Возраст выше 50 лет. Весьма необычный приход, имеющий большую русскую историю. Только взгляните на этот иконостас…
Я уже почувствовал особую атмосферу храма: в его простенькой архитектуре, небольшом молельном зале, в иконах, часть которых написана легендарной Ямасита, а другие, вероятно, подарены русскими эмигрантами. Мне показалось, что я нахожусь где-то в российской глубинке.
Мы долго разговаривали с отцом Николаем о приходских делах, о жизни в Японии. В конце нашей встречи батюшка показал мне старинный альбом, принадлежавший какому-то эмигранту, и разрешил его сфотографировать. В нем я обнаружил немало интересных фотографий из жизни старого прихода. Жаль, что уже не определить, кому принадлежала эта редкость.
В Симоде, Токио и Йокогаме. На скоростном поезде из Токио еду на юг в сторону Симоды, которая находится в префектуре Сидзуока на берегу Тихого океана в южной оконечности полуострова Идзу, примерно в 100 км к юго-западу от Токио. Мимо окон мелькает обычный японский пейзаж: ухоженные домики, игрушечные садики. После Токио застройка кажется весьма редкой, лишь в некоторых местах на склонах сопок дома будто бы взгромождаются друг на друга. Как же в прошлом сюда добирались пешком или в паланкинах?
В поезде много тех, кто едет на отдых к морю. Летом жизнь в Токио осложняют жара и духота, вот и пользуются горожане близостью побережья. Я же листал путеводитель, воскрешая в памяти дела давно минувших дней. Японцы стараются сохранять память о прошлом. Появление в Японии первого Российского посольства, подписание важных документов, строительство в Хеде судна для русских взамен погибшего — все это стало весьма примечательными событиями.
В апреле 1891 г. в честь предполагаемого посещения Хеды цесаревичем Николаем жители поселка учредили инициативную группу по сооружению «Памятника корабелам», построившим первое японское судно по европейским стандартам. Узнав о том, что в Оцу произошло покушение на российского наследника престола, жители Хеды отправили ему письмо с выражением сочувствия и пожеланием скорейшего выздоровления. Русско-японская война не обошла стороной поселок, обескуражив многих. Из призванных на поля сражений жителей Хеды семеро так и не вернулись к своим очагам. Но даже война не поколебала чувство дружбы.
В 1923 г. здесь осуществили давний замысел и соорудили памятник корабелам.
Рыбаки поселка Хеда всегда ходили на промысел далеко в море, но в 1965 г. они попали в тайфун в районе острова Агриган (Марианский архипелаг). Семьдесят четыре рыбака погибли. С тех пор жители поселка не удаляются от родных берегов, а дополнительным источником существования помимо рыболовства в прибрежных водах стал туризм. Поэтому неудивительно, что в 1969 г. при финансовой помощи советского правительства в поселке построили Музей кораблестроения, где разместились и экспонаты, переданные из России.
На площади у небольшого вокзальчика собрано множество магазинов, которые предлагают пестрые купальники, необъятные полотенца, надувные матрасы, мячи и прочие пляжные принадлежности. Были в них и неказистые сувениры, совсем другого качества, нежели в первые годы знакомства иностранцев с Японией. Моряки писали в своих воспоминаниях, что в многочисленных лавках продавалось много хороших товаров: лакированные и инкрустированные изделия великолепной отделки, шелк, фарфор. Стоили они совсем недорого. Русских очень привлекли невиданные ими раньше затейливые безделушки с незнакомым названием. «Это нэцкэ, — писал Корнилов, — большие резные брелки, которыми японцы привешивают за пояс табачные кисеты. Нэцкэ делают из кости или крепкого дерева и представляют отдельные человеческие фигуры, зверей, здания, деревья и целые группы людей с комическим, по большей части, содержанием. По художественной отчетливости выполнены они неоценимо».
В туристическом агентстве, которые имеются в каждом городке, претендующем на получение прибыли от приезжих гостей, мне предложили несколько карт и принялись объяснять, где что находится. Сразу хочу предупредить потенциальных туристов в Японию, что англоговорящие экскурсоводы имеются только в крупных городах, таких как Токио или Киото. В глубинке же без знания японского языка не обойтись.
Пошел прямо по улице, разглядывая по пути всякие надписи, указывающие на важные объекты. Храм Тёра-кудзи, где проходили русско-японские переговоры, оказался приземистым и совсем неказистым. По каменной лестнице поднялся наверх, откуда увидел картину, знакомую по многим открыткам и фотографиям: спокойная бухта с туристическим пароходиком, стилизованным под старину, живописные берега с песчаными пляжами. Скалы, о которые разбилась «Диана», вовсе не выглядели опасными. Какая-то старушка, мывшая посуду, увидев меня, быстро вытерла руки и предложила пройти в соседний домик, где в одной из комнат устроен маленький музей, который лучше было назвать выставкой. На нескольких витринах размещались немудреные экспонаты: старые фотографии, туристические сувениры и буклеты, газетные вырезки.
Увидев, что собираюсь фотографировать, старушка замахала руками — запрещено! Понятно, когда бываешь в храмах, нужно вести себя соответствующим образом. В другой комнате — большая картина-панорама с изображением атомной бомбардировки в Нагасаки. Так сказать, ненавязчивый намек о том, что принесло открытие Японии. В то же время нигде нет упоминания о том, что делала Япония в Корее и Китае.
