Леонид Беловинский - Жизнь русского обывателя. Изба и хоромы
Надобно отметить, что ковры в ту пору в дворянских кругах не были чем-то дорогостоящим и тщательно сберегаемым, как в нашем обществе. В большом количестве ввозились они из Турции, Персии, Кавказа, Хивы, Бухары, чему способствовали как частые войны с ближайшими соседями, так и развитые торговые связи с ними. Коврами, настоящими, ручной работы, занавешивали стены, устилали диваны и полы, их брали в дорогу, чтобы постелить на постоялом дворе, в лес по грибы, в поле на охоту, на прогулку в экипаже, чтобы на воле напиться чаю и не сидеть при этом на голой земле.
Подсвечник с экраном, для чтения и письменных работ
К кабинету примыкала небольшая гардеробная комната хозяина, бывшая под началом камердинера. Здесь было развешано и разложено платье и белье хозяина (кстати, белье – это не то, что сейчас подразумевается под этим словом; это белое платье – сорочки, пикейные жилеты и т. п. То, что сейчас именуется носильным бельем, тогда называлось исподним платьем). Здесь же стоял бритвенный столик со всеми принадлежностями и тумбочка с умывальными принадлежностями: тазом, кувшином для воды, мылом, полотенцами. Когда во второй половине ХIХ в. появились механические умывальники с ножной педалью в низу большой жестяной тумбы, они также поселились в гардеробных. И, наконец, в гардеробной стояло еще одно интересное устройство – удобство. Нынешний посетитель домов-музеев знаменитых людей иногда интересуется: а где они?… Действительно, в музее есть современный ватерклозет для посетителей и сотрудников, но что было, скажем, в квартире А. С. Пушкина на Арбате? А было – удобство, большое кресло, иногда даже красного древа, сиденье которого представляло глухой ящик с двумя крышками: одной сплошной, а под нею – с овальной дыркой. В ящике под крышками стояло судно, ночная ваза, урыльник – назовите, как хотите, все будет правильно. Лакеи и выносили этот интимный сосуд, выливая в отхожее место (нужной чулан, нужник, ретирадное место, сортир – тоже все будет правильно) с выгребной ямой или на задах дома, у черного хода, или даже во дворе. Ведь не ходить же барам за нуждой в холодную ретираду – они люди нежные. Да пока через большой дом, да еще ночью добежишь…
Так что комфорт в домах даже очень знатных и богатых господ был относительный.
Ведь если требовалось помыться, в городских усадьбах далеко не всегда были собственные бани, а в торговые, то есть общественные бани, баре большой руки не ходили: не мыться же им вместе с черным народом. Только к концу ХIХ в. в больших городах появились комфортабельные торговые бани (например, Сандуновские в Москве) с дворянскими отделениями. Поэтому в случае необходимости в гардеробную (или в уборную хозяйки) вносили огромный чан, натаскивали из кухни воды, и здесь мылись те, кто за европейской образованностью и аристократизмом забыл здоровую русскую баню. Конечно, такую операцию нельзя было проводить слишком часто хотя бы для того, чтобы не разводить сырость. Проще было обтереться, с помощью лакея, мокрой губкой.
Недалеко от кабинета хозяина, но на женской половине, помещался будуар или кабинет хозяйки. Здесь стояла большая двуспальная кровать, обычно изголовьем к стене, но не в углу, чтобы ложиться можно было с двух сторон. В ногах ее ставилась огромная прямоугольная корзина для постельного белья. Кровать обычно отгораживалась ширмами: ведь все комнаты были проходными, и лучше было укрыться от нескромных взглядов камеристки или горничной. В будуаре располагался также небольшой секретер с множеством ящичков, где хранились письма и письменные принадлежности. Разумеется, в будуаре стояло несколько кресел и стульев: как близких знакомых женского пола, так и коротко знакомых мужчин дамы могли принимать в будуаре, неглиже и даже лежа в постели. К будуару примыкала дамская уборная – аналог гардеробной комнаты хозяина. Здесь также висели платья, стояло удобство и находился туалет.
В нашем утонченном обществе, где даже собак называют жеманно «девочка» и «мальчик», опасаясь оскорбить слух русскими словами «сука» и «кобель», и где в общественных местах даже девичьи уста беспрепятственно изрыгают матерную брань, «грубый» нужник стали называть туалетом, хотя туалета-то там как раз не совершают, а совершают его в ванной комнате. Туалет же – это небольшой изящный дамский столик с зеркалом-псише, овальным, шарнирно закрепленным на двух стойках, или с трехстворчатым зеркалом, со множеством ящичков для туалетных принадлежностей.
Г. Виллевальде. Интерьер в барском доме. 1833 г. Спальня хозяйки
Как возле гардеробной комнаты хозяина нередко располагалась комнатка для камердинера, который постоянно должен был находиться под рукой, так и к будуару примыкала комнатка горничной. Если же этого не было, то камердинер, а особенно горничная, спали на полу под дверями кабинета и будуара. Вызывали же прислугу звонком: в помещении прислуги висел колокольчик, от которого шла проволока к сонетке, длинной вышитой ленте с кистью на конце; дергая за сонетку, вызывали прислугу. Впрочем, колокольчик мог находиться под руками на столе, ночном столике возле кровати; это мог быть усовершенствованный колокольчик с пружинкой: нажимая на кнопку, звонили в него.
Ближайшая прислуга могла находиться и в лакейской, которая, следовательно, должна была сообщаться с личными покоями господ, а также в девичьей – аналоге лакейской, где комнатная женская прислуга занималась работами (шила, гладила, вышивала, плела кружева, вязала), а также ела и спала, если только ее не дергали беспрестанно подать, принять, поправить, унести, вытереть и т. д.
Вот каков (к концу XIX в.) был усадебный дом довольно богатого помещика Орловской губернии. «Дом небольшой. Внизу небольшой зал, за ним гостиная, дальше столовая. Из гостиной выход на террасу, защищенную от солнца крышей и густой стеной дикого винограда. Из гостиной двери в большую столовую. Кроме того, в нижнем этаже шесть спален, вытянутых вдоль коридора, проходящего посередине дома, с лестницей на верхний этаж. Там тоже коридор и по одну сторону тоже шесть комнат – три бывшие детские, а теперь спальни для приезжей молодежи, вроде меня, и три для прислуги. Наверху по другую сторону коридора – большие кладовые и гардеробная, в которой десятками лет хранились платья бабушек и формы дедов…
Для освещения в гостиной, зале и столовой висели керосиновые лампы с белыми фаянсовыми абажурами. В некоторых спальнях у ночных столиков были стоячие лампы, а когда дом был переполнен, то спать в отдельные комнаты шли со свечой. В спальнях на больших деревянных или мраморных умывальниках стояли фаянсовые разукрашенные тазы и кувшины, в которые горничные с утра наливали воду. К такому ассортименту принадлежала выдержанная в том же стиле ночная посуда. Для того чтобы помыться целиком, надо было пройти по саду полтораста шагов до бани, а летом ходить за полверсты в деревянную купальню на пруду. Место удобств называлось «чу» и состояло из сиденья, под которым была глубокая асептическая яма, которую чистили два раза в год. Спускать воду можно было, так как над сиденьем был устроен металлический бак, который прислуга наполняла водой. С умилением вспоминаю металлический крючок, укрепленный на бронзовой пластинке, изображающей венецианского льва. На этот крючок тетя Таля насаживала аккуратные квадраты газетной бумаги» (59; 551–552).
И. П. Вольский. Интерьер розовой гостиной во дворце в Михайловке близ Петергофа. 50-е гг. XIX в.
Здесь был реконструирован условный усадебный сельский или городской дом богатого и светского семейства. Но основная масса дворянства, средней руки и мелкопоместного, жила совершенно иначе. Выше было приведено сделанное А. Фетом описание планировки дома его отца, устроенного из одного из флигелей недостроенной усадьбы. Затем «умножающееся семейство заставило отца повернуть этот флигель (бывшую малярную мастерскую. – Л. Б.) в жилое помещение… и флигель при помощи дощатых перегородок вокруг центральной печки получил четыре комнаты, т. е. переднюю, приемную и две спальни, из которых в одной помещался отец, а другая предназначена была мне и учителю спальнею и в то же время классною» (109; 68). Как видим, даже у средней руки дворянства, а иногда и зажиточного, количество апартаментов сокращалось, и комнаты становились многофункциональными. Это была ведущая тенденция. Меньше дом, меньшее количество комнат, меньше по площади сами комнаты, беднее обстановка… Собственно говоря, бедность и запустение не являются непременными спутниками только небольших помещичьих домов. Вот, например, описание интерьеров старого дома старосветского, но весьма небедного помещика (1,7 тыс. ревизских душ, 10 тыс. руб. ассигнациями дохода, причем имение свободно от долгов): «Зала, гостиная, спальня бабушки, две комнаты моей матушки и теток и кабинет были обиты грубыми обоями (заметьте, не оклеены по-нынешнему, а обиты гвоздями, от чего и произошло слово «обои». – Л. Б.). Обои эти на полтора аршина не доходили до полу; этот остаток, называвшийся панелью, был обтянут толстым холстом и выкрашен на клею мелом, потолки тоже, окна и двери были также выкрашены. В прочих комнатах не было и этого: по стенам гладко обтесанные бревна, с мохом в промежутках, а двери и окна просто деревянные. Мебель домашней работы была выкрашена тоже на клею, но белилами, выполирована хвощом и по краям раскрашена цветными полосками (очевидно, так называемый стиль Росси. – Л. Б.). Подушки были на них, по старинному обычаю, пуховые, из клетчатого тика, а по праздникам на них надевали желтые ситцевые чехлы. Но два ломберные стола и маленький столик перед диваном были старинные, красного дерева. В гостиной, в одном углу, была изразцовая печь, очень фигурной и красивой формы, с уступами в несколько этажей и с колонками. В другом углу вделан был шкаф с лучшими фарфоровыми чашками, которые никогда не употреблялись, и с двумя фарфоровыми же китайцами, которые прельщали меня в детстве, но были для меня недостижимы, как вещи редкие и дорогие. В третьем углу, на мраморном угольнике, стояли столовые часы. В зале было двое стенных часов, оба предметы моего удивления: одни с курантами, то есть с музыкой, а на циферблате других была впадина, в которой три мальчика поворачивались и били в два колокола часы. Зеркала в гостиной и зале были в потускневших, вызолоченных рамах. В то время у богатых помещиков была везде мебель красного дерева; но дедушка не любил роскоши и никаких нововведений» (35; 47–48).
