Николай Стороженко - Предшественники Шекспира
45) Ebert, Entwicklungs-Geschichte der franz. Tragödie. стр. 55–56.
46) Первая встрѣчается въ честерскихъ мистеріяхъ, гдѣ по этому поводу въ сценическихъ указаніяхъ находимъ курьезную замѣтку: tunc Adam et Eva stabunt nudi et non verecundabuntur; послѣднее — въ большой французской мистеріи Страстей Господнихъ (Grand Mystère de la Passion). И это не единственный случай. Напомнимъ читателю, что мистерія о св. Женевьевѣ начинается рожденіемъ героини на сценѣ. (Ebert, Entwicklungs-Geschichte der franz, Tragödie 8. 44).
47) Shakspeare's Dram, Kunst. Dritte Auflage I. 33.
48) Колльеръ (History of English Dram. Poetry, vol. II. p. 127–135) сколько намъ извѣстно, первый высказалъ предположеніе, что честерскія мистеріи первоначально игрались на французскомъ языкѣ и только въ половинѣ XIV в. были переведены на англійскій языкъ. Доказательства, выставленныя Колльеромъ въ защиту своей гипотезы, были блистательно опровергнуты Эбертомъ (въ Jahrhuch für Roman, und Engl. Liter. 1 Band. s. 158–164); тѣмъ не менѣе Ульрици (Shakspeare's Dram. Kunst. I. 19), и до сихъ поръ продолжаетъ утверждать, что честерскія мистеріи суть только частью переводы, частью близкія подражанія французскимъ оригиналамъ. Чтобы не возвращаться болѣе къ этому vexata quaestio въ исторія англійской драмы, разъ навсегда замѣтимъ, что вліяніе старо-французскаго театра на англійскій есть фактъ, не подлежащій никакому сомнѣнію. Мы знаемъ, что древнѣйшая изъ представленныхъ въ Англіи мистерій была написана французомъ Жофруа, членомъ парижскаго университета. Извѣстно также, что послѣ покоренія Англіи Норманами, языкъ побѣдителей сдѣлался языкомъ высшаго общества и литературы. Короли покровительствовали французскимъ труверамъ, а раболѣпная саксонская знать старалась войти во вкусъ Chansons de Geetes и даже сама пробовала писать по французски. Но не смотря на примѣръ двора и аристократіи, французское вліяніе не проникало глубоко въ почву; народъ стоялъ въ сторонѣ отъ моднаго литературнаго повѣтрія, продолжалъ по прежнему пѣть свои баллады и бережно охранять сокровища роднаго языка отъ всякой чуждой примѣси. Въ половинѣ XIII в. мы встрѣчаемъ первый примѣръ употребленія саксонскаго языка въ оффиціальныхъ актахъ, прежде обыкновенно писавшихся на французскомъ языкѣ,- я разумѣю открытое письмо Генриха III къ англійскому народу отъ 18 октября 1258. (Carta Regis Henrici III in idiomate Anglico ad singulos comitatus Angliae et Hibemiae super reformation status regui per proceres ejusdem regni). Первоначально и это письмо было написано по французски, но тутъ же приложенъ и переводъ его на англійское нарѣчіе, свидѣтельствующій, что въ это время норманское правительство уже вынуждено было считаться съ саксонскимъ населеніемъ и дѣлать ему уступки. Нѣмецкій ученый Регель, подвергшій этотъ любопытный документъ обстоятельному филологическому разбору (въ Zeitschrtft für Deutsches Alterthum. Elfter Band. Berlin 1859) къ удивленію своему не нашелъ въ немъ никакихъ слѣдовъ французскаго вліянія, которое могло бы чѣмъ нибудь отразиться послѣ двухвѣковаго норманнскаго владычества — обстоятельство, громко говорящее въ пользу необыкновенвой упругости англосаксонской расы, съумѣвшей выдержать не только гнетъ завоеванія, но и напоръ высшей культуры. Сопоставивши между собою всѣ эти факты, мы считаемъ себя въ правѣ выразить сомнѣніе, чтобъ честерскія мистеріи, игранныя торговыми и ремесленными корпораціями передъ публикой, состоявшей по большей части изъ народа, который такъ ревниво охранялъ свою національность, могли даваться на языкѣ ненавистныхъ ему чужеземцевъ. Мы готовы допустить, что авторы честерскихъ мистерій — какъ люди духовные и образованные — знали французскій языкъ и пользовались, какъ матеріаломъ, французскими мистеріями, которыя ими и передѣлывались сообразно англійскому народному вкусу, но мы глубоко убѣждены, что еслибъ они вздумали, какъ это наивно утверждаетъ одинъ новѣйшій историкъ англійской литературы (Gatechenberger, Geschichte der Engl. Literatur 1. s. 107. Prag. 1859), писать свои произведенія на французскомъ языкѣ съ цѣлью распространенія этого языка въ народѣ, они навѣрное потерпѣли бы страшное фіаско и остались бы совершенно безъ слушателей. По нашему мнѣнію, если когда-нибудь, (на что мы впрочемъ не имѣемъ никакихъ историческихъ свидѣтельствъ), въ Честерѣ игрались мистеріи на французскомъ языкѣ, то во первыхъ — во всякомъ случаѣ не для народа, а во вторыхъ — исполнителями ихъ были не корпораціи честерскихъ ремесленниковъ, а сами духовные съ участіемъ свѣтскихъ любителей высшаго круга. Въ шестой честерской мистеріи (Be Salutatione et Nativitate Salvatoris) есть цѣлая тирада на французскомъ языкѣ, вложенная въ уста императора Августа и дающая намъ понятіе о составѣ публики, которая могла интересоваться французскими мистеріями:
Seigneurs to us si assemblesAmes proles estates и т. д.
Ясно, что это была та же аристократическая публика, та же англо-норманнская знать, для которой Стефанъ Лэнгтонъ, епископъ кэнтерберійскій, въ началѣ XIII в. говорилъ латинскую проповѣдь, взявши за текстъ ея слова одной французской пѣсенки. (De la Rue, Essais historiques sur les bardes, les jongleurs et les trouveres. Caen. 1834. т. II. p. 6.)
49) Въ своей знаменитой статьѣ объ англійскихъ мистеріяхъ (см. Jahrbuch für roman and. Engl. Literatur. 1 hand. s. 74–82 и 131–149.
50) We are so hamydFortaxed and ramyd,We are mayde handtamydWith these gentlery men.
(The Towneley Mysteries p. 98. Newcastle 1836). Та же жалоба на поборы, которыми безъ мѣры было обременено саксонское сельское населеніе слышится въ грустной народной пѣснѣ, относящейся, къ концу XIII или началу XIV в. (Pauli, Geschichte von England. IV Band. s. 198–199).
51) Въ Италіи праздникъ Рождества и св. Стефана приходились какъ разъ въ то время когда народъ праздновалъ сатурналіи, а въ Англіи совпадали съ англосаксонскимъ праздникомъ новаго года (Geol daeg); Пасха напр. нерѣдко приходилась въ апрѣлѣ, когда германцы праздновали возвращеніе весны и побѣду ея надъ зимой; самый апрѣль мѣсяцъ былъ посвященъ богинѣ весны (др. нѣм. Ostara, англосакс. Eostre) и у Эгингарта называется ôstarmânofh. (Grimm, D. M. 1 Band. s. 267; Turner, History of the Anglosaxons. Paris. 1840. vol. I. p. 129).
52) Извѣстно, что нѣмецкія пасхальныя представленія — Osterspiele ведутъ свое названіе отъ языческихъ игръ, въ старину посвященныхъ Остарѣ, богинѣ весны, тепла и солнечнаго сіянія. (Grimm, D. М. 1 Band. s. 267–268).
53) Wackeroagel, Geschichte der deutechen Literatur. Basel. 1848, стр. 51, прим. 20. Vereor — писалъ Алкуинъ — ne Homerus (Ангильбертъ) irascatur contre chartam prohibentem spectacula et diabolica figmenta, quae omnes eanctae scripturae prohibent. И въ другомъ мѣстѣ: Melius est Deo placere, quam histrionibus, pauperum habere curam, quam mimorum. Ко временамъ Карла В. относится также запрещеніе скоморохамъ облачаться во время своихъ представленій въ одежды клериковъ (Hüllmann, Städtewesen des Mittelalters. Bonn. 1829. IV Band. s. 239) Въ 969 г. Король Эдгаръ, говоря съ глубокой скорбью о паденіи нравовъ англійскаго духовенства, жаловался собору, ut jam domus clericorum putentur prostibula meretricum, conciliabulum histrionum (Oratio Edgari Regis у Spelman, Concilia, Decrcta, Leges in re Ecclesiarum orbis Britannici, London 1639, 1. p. 477). Основателемъ монастыря св. Варѳоломея и знаменитой Варѳоломеевской ярмарки былъ нѣкто Royer, придворный пѣвецъ и скоморохъ (jester) Генриха I. Вся его служба состояла въ томъ, что онъ долженъ былъ принимать участіе въ пирахъ (meats), представленіяхъ (spectacles and plays), шутовскихъ переодѣваніяхъ (motleys) и другихъ придворныхъ потѣхахъ. (Liber fundationis. eclesiae et Prioratus S. Bartholomaei. Рукопись британскаго музея, (Cottonian Mss. Vespasian, B. IX, p. 42). Cp. Morley, Memoirs of Bartholomew Fair. London. 1859. p. 3). О народныхъ комедіантахъ въ Англіи въ средніе вѣка см. примѣчаніе 27.
54) См. рисунки женскихъ головныхъ уборовъ Эдуарда III и Ричарда II, у Fairholt, Costume in England. London. 1846. p. 118.
55) A dissertation on the Pageants, anciently performed at Coventry. Coventry 1825 in 4-to.
56) Ebert, Die Englischen Mysterien s. 66. Переходъ мистерій изъ церкви на сцену подвижнаго балагана совершился не вдругъ. Мы думаемъ, что неподвижная платформа (scaffold), устроиваемая на кладбищахъ или на городскихъ площадяхъ во время ярмарки и на которой отличался удалой клэркъ Абсолонъ въ роли Ирода (См. Chaucer, The Miller's Tale), предшествовала подвижной балаганной сценѣ (pageant), возникшей послѣ окончательнаго установленія праздника Тѣла Господня и связанныхъ съ нимъ сводныхъ, циклическихъ мистерій
57) Разсказъ Роджерса приведенъ у Wright'а въ предисловіи къ его изданію Chester Plays p. XIX–XX.
58) Item to reward to Maisturres Grymesby for lendyng off.her geir for Pylate wife. (Sharp, A Dissertation etc. p. 30).
59) Klein, Geschichte des Dramas. Band. VIII p. 119–126. Leipzig 1871.
60) Ludus paschalis de adventu et interitu Antichristi у Pez, Thesaurus anecdotorum novissimns. т. II. Pars. III. p. 187 et sequ. Г. Полевой (Историческіе очерки средневѣковой драмы. Приложеніе стр. 201) съ рѣшительностью, всегда сопутствующей диллетантизму, заподозриваетъ древность этой мистеріи преимущественно на томъ основаніи, что въ ней попадаются аллегорическія фигуры, но его доказательства если что и доказываютъ, то развѣ плохое знакомство автора съ памятниками средневѣковой литературы.
