Андрей Кокорев - Повседневная жизнь Москвы. Московский городовой, или Очерки уличной жизни

В наши дни.

Пострадавший:

— Господин экспроприатор, вы нож забыли, еще попадетесь!

(кар. из журн. «Искры». 1906 г.)

В то время как воры этой категории производят кражу, один из партии обыкновенно сидит на приготовленном извозчике, другой для наблюдения стоит поодаль, прочие работают. Когда сторожевой заметит, что идет дозор или обход, извозчик, не подавая ни тени подозрения, сходит с дрожек или саней и поправляет упряжь. Седок понуждает его, чем и отводится дозор. А в случае опасности, заслышав условное слово, сторожевой бросается в экипаж и валяет напропалую.

Все награбленное сбывается барышникам, большею частью в то же время полпивщикам, кабачникам, табачникам и торговцам старым железом.

Дурманщики — разного звания и обоего пола. Они действуют на так называемую «собачку». «Собачка» есть экстракт дурмана в жидком виде. Дурманщики постоянно присутствуют в пивных заведениях, преимущественно около застав и при рынках; другие ходят по домам и действуют своей «собачкой» посредством разных хитростей. Как скоро дурманщик заметит в заведении подгулявшего гостя с деньгами, он старается свести с ним знакомство и вместе пображничать. Случается, дурманщик потчует новоприобретенного знакомого и на свой счет. Эта штука — самая опасная; угощающий во время угощения подпускает в стакан нового приятеля «собачку». «Собачка», разумеется, производит свое действие. Угощенный чумеет, и, хуже нежели пьяный, выталкивается содержателем заведения на улицу, чтоб подозрение не легло на торговца. А на улице всякому своя воля. И одурманенного обирают. Случается, присутствует и помогает хозяин заведения; по крайней мере, он почти всегда прямо или косвенно содействует. Заходит, например, в полпивную с рынка мужичок-торговец, продавший в базарный день муки, картофеля, капусты на десяток рублей. Буфетчик, всегда ловкий и полированный, между разговорами выспрашивание, откуда гость, т. е. с какой подмосковной дороги, зачем или с чем приезжал, хорошо ли торговал и т. д. После этого допроса буфетчик замечает вскользь:

— Приходила давеча поутру женщина одна, богомолка, должно полагать, искала попутчика в вашу сторону.

Женщина эта, отыскивающая попутчика, иногда вновь заходит в заведение, иногда и не заходит. В последнем случае буфетчик замечает, что богомолка в настоящее время должна быть уже у заставы. Мужичок торопится догнать попутчицу, в чем, конечно, и успевает, потому дело устраивается очень ловко. Если же попутчица заходит в заведение, тут же и сговариваются о подвозе. Мужичок, теперь порожняк, рад везти за безделицу: ехать все равно надо — с седоком поваднее. Буфетчик и вида не подает, что он тут видал эту женщину и что он при чем-нибудь. По окончании сделки богомолка требует бутылку-другую пива для своего возчика и бутылочку меду для себя. Они отправляются. Мужичок, в невинности своей хвативший в заведении или дорогой за заставой пивца с «собачкой», сваливается где-нибудь в канаву, а на другой день, опамятовшись, является пешком в Москву отыскивать лошаденок-кормилиц, и, разумеется, нигде их не находит. Погоревавши и наплакавшись вдоволь, обобранный отправляется пеший и с пустыми руками.

Дурманщики действуют и многими другими средствами. Так, они стараются заводить знакомства, очень кратковременные, с прислугой. В отсутствие хозяев прислуга, всегда падкая на даровое угощение, ублаготворяется пивцом, винцом, чайком с «собачкой» и одуревается. Дурманщики тогда делают свое дело в доме.

Это все мелкие карманные воры. Они самые многочисленные; и, можно сказать, самые популярные. К ним принадлежат преимущественно мещане, кантонисты и бессрочно-отпускные солдаты. Многие одеваются чистенько, иногда франтовски и стараются по наружности держать себя прилично. Как воры других категорий, и эти собираются по вечерам в известные трактиры или полпивные, где держат общее совещание, куда и кому завтра отправляться на промысел. Решают, что одному по случаю храмового праздника идти в такую-то церковь, другие должны быть в театре при разъезде, где по случаю новой пьесы или приезда знаменитости ожидается большое стечение публики; третьи отправятся на гулянье, где предполагается много подгулявшего народа, зевак и т. д.

В вагоне.

— Позвольте спросить вас, милостивый государь, вы фокусник?

— С чего вы это взяли? Я им никогда не был.

— Отчего же мои часы бьют репетицию в вашем кармане?

(кар. из журн. «Развлечение». 1862 г.)

Разделясь на отряды и покутив на приобретенную в тот день добычу, карманники рассыпаются по своим норам, а с рассветом, большею частью с Грачовки, ползут как тараканы на определенные накануне позиции, где принимаются за свои занятия. Все жулики, выключая новобранцев, работают хорошо, деятельно и внимательно, хотя зачастую и наудачу, потому что в большей части случаев, запуская руку в чужой карман, не возможно определить заранее, что в нее попадет: старый носовой платок, или ценная табакерка, иной же раз попадет и не в руку, а в шею. Некоторые из ершей поистине гениальны. Конечно, таких немного и они пользуются особым почетом между собратьями, но не должно думать, чтоб по этой части Москва отстала от самого Лондона: не другое что. Есть и у нас искусники, которые могут снять браслет с дамской руки, вынуть из мужского шарфа булавку, вытащить бумажник из бокового кармана пальто застегнутого наглухо, даже и у едущего. На такой подвиг идет не каждый ерш, но примеры бывают. Выхваченную вещь ерш с быстротою мысли передает подручному, сам же, как ни в чем не бывало, чтоб не подать ни малейшего подозрения, спокойно остается на месте кражи и при случае показывает еще вид соболезнования и негодования, причем даже усердствует к отысканию виновного. Передача карманных приобретений есть обряд непременный, выключая, когда жулики действуют одиночно, что бывает, впрочем, довольно редко.

— Ах, ты мошенник! Час тому назад твоего брата колотили за воровство, а ты в карман залез!

— Ну, какой же ты, барин! Наш брат боков своих не жалеет, а ты платка пожалел! (кар. из журн. «Развлечение». 1866 г.)

Один знаменитый жулик, проезжая как-то через Малый Каменный мост на обычное вечернее заседание, заметил по дороге, что церковь довольно блистательно освещена.

— Что здесь такое? — спрашивает хожалого.

— Свадьба купеческая.

Жулик слез с дрожек, вошел в церковь и остановился в кругу родственников и провожатых. Когда обряд венчания кончился, новобрачных, как водится, начали поздравлять, обнимать и целовать. Наш искатель приобретений, одетый очень чисто, во фраке и бархатном жилете с золотыми разводами тоже подходит к жениху с растопыренными руками, обнимает его и лобызает. Жених под влиянием счастья думает, что такой приятный человек, вероятно, один из родственников со стороны молодой, и, развеся губы, взаимно заключает его в нежные объятия. Жулик, которому только того и нужно, снимает с цепочки у молодого золотые часы. Кончив это, он отходит очень спокойно в сторону, мешается в толпу зевак и начинает наблюдать, какой эффект произведет содеянное им: всякому приятно полюбоваться на свое художество. Вышел эффект следующий. Молодой, продолжая принимать поздравления и целования, вдруг чувствует, что его стрекочет что-то по животу. Оглядевшись, он замечает, что его беспокоит не что иное, как часовая цепочка, несколько укороченная, и что часов его нет. Он до того сконфужен, что внезапно теряет доверие даже к своим истинно-кровным, и, при каждом новом целовании и заключении в объятия из боязни, чтоб не улетучилась и цепочка, до невозможности пятится назад. Все это, конечно, в душе жулика отражается сладким чувством высокого торжества.

Другой такой жулик является однажды с партией подручных в церковь Николы Явленного и подмечает господина, часто вынимающего старинные большие золотые часы. Ерш особенно прельщается веским колпаком часов и, надеясь на свой талант, запускает руку в карман соседа; но, убедясь, что сосед следит за ним, снимает с часов колпак и передает его ассистенту. Владетель часов, однако, хватает ерша, разумеется передачи не заметив, и выводит его из церкви. Он обращается к полицейскому офицеру, прося отобрать украденный золотой колпак. У похитителя требуют похищенное. Он изъявляет претензию, ужасно обижается и с выражением собственного достоинства утверждает, что он подобными глупостями не занимается и впредь заниматься намерения не имеет, что он лицо торговое и не понимает, по какому закону, на каком основании его схватили за ворот, вывели из церкви и публично бесчестят, через что могут пострадать его коммерческие дела, могут быть потеряны кредит и доверие. Затем ерш уже настоятельно требует, чтобы его обыскали и сделали законное постановление, дабы он мог жаловаться на клеветника и искать законного удовлетворения за бесчестие. Подручные говорят, что они его знают, что он человек коммерческий, честный и известный всем обывателям. А так как ерш одет прилично, то и другие свидетели происшествия подают мало-помалу голос за него. Лишившийся часов сильно конфузится, просит полицейского чиновника остановить начатое дело и помирить его с обиженным. Тогда берется с обоих подписка, что они друг на друге ничего не ищут и кончили все полюбовно.