Александр Орлов - Героическая тема в русском фольклоре
В своем увлечении аналогиями со свадебной поэзией исследователи не обратили внимания на другую аналогию, а именно на аналогию со сказкой. Эта аналогия отнюдь не означает, что былина восходит к сказке. Но она имеет с ней общие черты, и эти черты должны быть рассмотрены. Они так же способствуют лучшему пониманию былины, как и аналогия со свадебной поэзией. Волшебная сказка очень часто кончается свадьбой героя с царевной. Перед свадьбой жених подвергается испытанию. Он должен выполнить ряд трудных задач. Одна из таких задач — выстроить за одну ночь дворец перед окнами царского дворца, иногда еще и мост к нему. Разрешить задачу герою помогают невидимые духи, являющиеся из кольца, или он из тридесятого царства привозит с собой волшебное золотое яичко: если бросить такое яичко об землю, оно превращается в золотой дворец.
Аналогия со сказкой сразу показывает нам, к чему восходит постройка терема в былине. Она не восходит ни к свадебной поэзии, ни к заезжим итальянским архитекторам, — она восходит к древней русской эпической традиции, а именно к испытанию жениха в эпической поэзии.
Постройка терема есть один из рудиментов такого испытания.
Но сходство со сказкой оттеняет и отличия от нее. В сказке дворец выстраивается после сватовства, в былине — до него. В сказке постройка дворца входит в состав трудных задач, задаваемых жениху, т. е. представляет собой испытание жениха. В былине характер испытания уже утрачен. Герой выстраивает чудесный златоверхий терем или дворец по собственному почину — чтобы поразить невесту, прельстить ее, обратить на себя ее внимание, показать свое молодечество. Отличия эти не случайны. В сказке дворец выстраивается при помощи волшебных духов или волшебных предметов, в эпосе же давно нет никаких волшебных духов, нет волшебных талисманов. В былине дворец выстраивается необыкновенно искусной дружиной героя.
Что вы братцы, дружинушки хоробрые!А хоробрые дружинья Соловьевы!А вы слушайте-ка большого атамана-то вы,А скидывайте с себя платьица цветные,А надевайте на ся платьица лосиные,А лосиные платьица звериные,Да взимайте-тко топорички булатные,А стройте-то ставьте братцы три терема,А три терема-то златоверхиих,Середь города да середь Киева,Что верхи бы с верхами завивалися,А что к утру к свету чтоб готовы были,А готовы были мне-ка жить перейти.(Гильф. 53)
Терем всегда выстраивается, как и в сказке, за одну ночь. Но выстраиваются эти терема не духами, а работными людьми и мастерами Соловья Будимировича. Как и в сказке, царевна утром подходит к окну и не верит своим глазам. Если златоверхие терема построены не в саду, а где-нибудь на базарной площади или середь города Киева, она берет подзорную трубу и смотрит на эти дворцы. Если же дворцы построены в ее саду, она просто далеко высовывается из окна, чтобы лучше видеть. В обоих случаях она не может объяснить себе происшедшего чуда.
А что это чудо-то случилося?А что это диво-то сдивилося?А вечор-то стоял да мой зеленый сад,А стоял-то сад да он целым целой,А теперичу-то сад он полоненый стал,А построено в нем да три терема,А три терема златоверхиих.(Гильф. 199)
Она немедленно отправляется гулять в свой сад. В первом тереме обычно молится матушка Соловья, во втором лежит его золотая казна, в третьем пирует и играет на гуслях сам Соловей Будимирович.
Приход Забавы в терем Соловья представляет собой момент наивысшего торжества героя. Мы ожидали бы, что он встретит Забаву с величайшим почетом и что вслед за свиданием с нею Соловей пошлет свою матушку к Владимиру сватать ее за него. Но происходит совсем не то. Забава, ослепленная блеском терема, богатством Соловья и его красотой, забывает о всяких условностях и приличиях древнерусской свадебной обрядности и прямо предлагает себя в жены Соловью.
Ай же, млад Соловей, сын Будимирович!Женат ли ты или холост есть?Возьми ты меня во замужество!(Рыбн. 132)
В разных выражениях такое самопросватанье мы имеем почти во всех записях. Оно, следовательно, здесь не случайный, а закономерный элемент.
Тут девица не стыдилася,За Соловья замуж подавалася.(Рыбн. 149)
В редких случаях прямолинейность девушки шокирует певцов, и, например, М. С. Крюкова заставляет самого Соловья просить руки Запавы.
Много времени я жил ведь все ведь на свете,Не видал я таких людей хороших-то,Как ведь вас, Забава, дочь Путятична.Извините-тко се, что я вам все скажу-то ведь;Я хочу на вас ведь свататься у дядюшки;Вы желаете ли за меня итти в супружество?Вы ведь ответьте-тко, дайте мне скорой ответ.(Марк. 65)
Самый стиль этого обращения («извините» и пр.) выдает поздний характер этого нововведения. Соловей Будимирович несколько озадачен такой прямолинейностью своей невесты. Он этого не одобряет и иногда укоряет ее.
Всем ты, Любава, во любовь пришла,Одним ты, Любава, не в любовь пришла:Сама себя, Любавушка, просватываешь!(Рыбн. 132)
Ей становится стыдно, и она убегает, а на следующий день Соловей идет к Владимиру свататься.
Эти укоры имеются в большинстве вариантов и обычно носят шутливый характер. Забава выставляется не очень далекой; Соловей слегка издевается над ее простоватостью, но эта простоватость его нисколько не останавливает. Так, например, в одной из мезенских записей Забава, придя в терем, садится на порог и сидит.
Говорит-то тут Соловей Будимирович:«Да сказали, Забава-та хитра-мудра,Нам сказали, Забава да очень хоробра,А заправо Забавы да глупей не нашел».
Ответ Забавы как будто подтверждает оценку Соловья:
Уж ты ой еси, Соловей Будимирович!Мне казалось у тебя да все по-небесному.(Григ. III, 27)
В былине, записанной в Пудожском районе, Соловей на самопросватанье девушки отвечает:
А твое бы дело да не здеся быть,А дома бы быть да коров кормить,Коров кормить да телят поить.(Миллер, 85)
Строго говоря, самопросватанье не вытекает из ситуации данной былины: в нем нет никакой непосредственной необходимости. В традиции русского эпоса, как мы видели, женихи невест себе не ищут: герою невесту предлагают. Или предлагает ее отец (Садко), или она предлагает себя сама (Потык, Добрыня и Марина), здесь Соловей Будимирович сам ищет себе невесту, самопросватанье же принимает шуточный характер. В сватовство Соловья оно вносит легкий диссонанс, маленькое недоразумение, к которому Соловей Будимирович относится отнюдь не трагически, тем более что он понимает, что девушка потеряла самообладание именно ослепленная его, Соловья, достоинствами.
Как Соловей, сын Будимирович,На то ведь уж не сердится.
Он вместе с матерью идет к Владимиру, высватывает Забаву и благополучно с ней уезжает.
Стали жить-то быть,Семью водить да детей плодить.(Миллер, 85)
А начали тут он да жить-то быть,А жить то быть да семью сводить,А семью сводить да детей наживать.А стал-то он тут по-здоровомуА стал-то он да по-хорошему.(Гильф. 53)
Так кончается эта замечательная и своеобразная песня о сватовстве Соловья Будимировича и о его счастливой женитьбе. Если герой кончает тем, что основывает семью, то в данной песне это певцами безусловно одобряется. Все кончается «по-здоровому» и «по-хорошему». Одобрение это вызвано тем, что и жених и невеста — оба обыкновенные русские люди, эпически идеализованные (он — богатый гость, она — племянница Владимира), но близкие народу и, главное, оба русские. Забава Путятична уже не Лиходеевна, не колдунья и не иноземка, она обыкновенная русская девушка, и брак с такой девушкой и воспевается в былине.
Эта былина прекрасно завершает целый цикл, большую ступень в развитии русского эпоса. Завершая этот цикл, она вместе с тем обнаруживает и внутренние границы цикла, и необходимость их расширения. Как бы хороши ни были некоторые из былин этого цикла, развитие русского эпоса на них не остановилось и дало еще более совершенные создания народного гения.
