Яков Бромберг - Евреи и Евразия

Все эти версии страдают очевидными недостатками. Как обстоят дела на самом деле?

Заметим, что антисемитская и сионистская версии объяснения роли евреев в современной русско-советской истории, исходят из некоего подразумевания глубинного единства еврейства, единства его исторической рефлексии и воли. Иными словами, налицо тенденция рассматривать евреев не просто как этнос наряду с другим, но как своего рода организацию, партию, орден, лобби и т. д.

Иная версия, напротив, исходит из того, что никакого единства евреев не существует и что как и в случае иных народов каждый еврей выступает в истории обособленно, от своего собственного «я» как личность, которая лишь в фоновом, второстепенном, психологическом смысле определяется этническими факторами (в этом случае сам термин «еврейство», как его понимают антисемиты и сионисты, не имеет права на существование).

Отметая все эти подходы из-за их почти очевидной неадекватности, мы предлагаем иную версию. Если нас не устраивает ни персоналистский подход, ни общегрупповой подход, то есть ни концепция неопределенной множественности, ни концепция сплоченного единства, естественно предположить некоторую промежуточную модель. Имеет смысл говорить о внутренней двойственности евреев, о наличии внутри этого уникального этноса ни одной воли, но двух воль, двух «организаций», двух «орденов», двух центров исторической рефлексии, двух сценариев мессианского пути.

Известный евразийский автор Яков Бромберг в свое время выдвинул очень похожую идею в своей статье «О еврейском восточничестве». Речь шла о том, что в среде российского еврейства явно различимы две антагонистические группы, представляющие собой полярный психологический и культурный архетип. Одна группа хасидско-традиционалистской ориентации. Для нее характерны мистицизм, религиозный фанатизм, крайний идеализм, жертвенность, глубокое презрение к материальной стороне жизни, к стяжательству и рационализму. В некоторых крайних случаях такой мистический тип еврея переходил от этно-религиозного партикуляризма к универсализму, распространяя идеалы национального мессианства на иные народы. Но кроме ортодоксально религиозный среды тот же самый психологический тип давал, секуляризируясь, пламенных революционеров, марксистов, коммунистов, народников. Причем одна из ветвей мистического еврейства отличалась не просто абстрактным марксизмом, но глубокой симпатией и искренней солидарностью с русским народом, особенно с русским крестьянством и русскими рабочими, т. е. со стихией не официальной, царистской, но коренной, почвенной, донной, параллельной России — России старообрядцев и мистиков, «зачарованных русских странников».

Бромберг объединяет эту хасидско-марксистскую, мистико-социалистическую среду в одну группу — «еврейское восточничество». Это «евразийская фракция» в еврействе. Другой выдающийся историк советского Михаил Агурский приходит к схожему выводу в своей эпохальной работе «Идеология национал-большевизма», где он указывает на истоки столь распространенной в еврейских революционных кругах русофилии, которая была характерна для многочисленных деятелей советского национал-большевизма еврейского происхождения — в частности, для крупнейших идеологов этого течения Исайи Лежнева и Владимира Тан-Богораза. Многие евреи видели в большевизме возможность слиться, наконец, с большим народом, покинуть гетто и черту оседлости для того, чтобы эсхатологически соединить русское мессианство с мессианством еврейским под общей эгидой евразийской революции, уничтожения отчуждающих законов капитала и эксплуатации. Таким образом, крайние круги мистически ориентированных восточно-европейских евреев (от хасидов до саббатаистов) представляли собой питательную среду для большевиков, эсеров и марксистов, и не случайно большинство вождей красных вышли именно из хасидских семей и местечек, охваченных мистическим эсхатологическим мессианским пафосом. Не смотря на всю внешнюю парадоксальность такого сближения между хасидским типов еврейского фундаменталиста и ярыми строителями атеистического большевистского общества была теснейшая, типологическая и психологическая связь, так как и те, и другие принадлежали к «евразийской», «восточнической», мистико-иррационалистической части еврейства.

Противоположная группа объединяла в себе совершенно иной еврейский тип — тип еврея-рационалиста, буржуа, прохладно относящегося к религии, но, напротив, страстно прогруженного в стихию алчности, личного обогащения, накопления, рационализации хозяйственной деятельности. Это, по Бромбергу, «еврейское западничество». И снова как в случае с еврейским восточничеством мы видим здесь сочетание внешне полярных позиций. — С одной стороны, к этой категории принадлежат религиозные круги крайних рационалистов-экзотериков, наследующих ортодоксальную линию Маймонида, т. е. аристотелевско-рационалистическую линию в иудейской религии. В свое время этот талмудический лагерь активно боролся с распространением в еврействе каббалистических, страстно мистических тенденций, противоречащих по своему духу и мифологической форме сухой креационистской иудаистической теологии. Позже его вожди резко выступили против псевдо-мессии Саббатаи Цеви, мессианского вождя еврейской мистической гетеродоксии. В XVIII и XIX веках из их среды составилась партия т. н. «митнагедов» (дословно «противников», на иврите), которые отчаянно боролись с хасидизмом и возрождением крайнего мистицизма среди восточно-европейских евреев. Этот лагерь основывался на религиозном рационализме, на талмудической традиции, очищенной при этом от всех мистико-мифологических напластований. Как ни странно, к той же самой категории евреев принадлежали и деятели «хаскалы», «еврейского просвещения», которые предлагали модернизацию и секуляризацию евреев, отказ от религиозных обрядов и традиций во имя «гуманизма» и «ассимиляции» с «прогрессивными народами Запада». В России этот тип евреев, хотя и крайне оппозиционно настроенный в отношении консервативного номинально монархическо-православного режима, стоял на западнических, либеральных позициях. Пиком чаяний этой группы была Февральская революция, полностью удовлетворяющая буржуазным, рационалистическим и демократическим стремлениям всего этого типа. После большевистской революции «еврейское западничество» в целом поддержало «белое дело», так как несмотря на расовую близость к вождям большевиков, оно не узнавало себя в универсалистски и мистически ориентированных «еврейских восточниках».

Подобно тому, как русские разделились в революцию на «белых» и «красных», — и тоже на основании глубинных архетипических особенностей (но об этом отдельный разговор), — так и еврейство разломилось в политическом смысле по глубинной линии, намеченной гораздо раньше, на два внутриеврейских лагеря — хасидско-каббалистический (большевистский), с одной стороны, и иудейско-просветительский (буржуазно-капиталистический) — с другой.

Итак, типологизация Бромберга-Агурского на исторических примерах подтверждает тот вывод, к которому мы пришли по чисто логическому пути: еврейство, представляя собой этно-религиозное единство (что еще не так очевидно!), все же является сущностно разделенным на два лагеря, на два «ордена», на две «общины», на два типа, которые в определенных критических ситуациях демонстрируют не только различие, но и фундаментальную враждебность. Каждый из этих полюсов имеет как религиозное, так и светское выражение, оставаясь сущностно единым. «Еврейское восточничество», «еврейское евразийство» (по Бромбергу) или «еврейский национал-большевизм» (по Агурскому) заключают в себе религиозный уровень (хасидизм, саббатаизм, каббала) и светский уровень (марксизм, революционный социализм, народничество, большевизм).

«Еврейское западничество» также двойственно; в нем религиозная плоскость совпадает с маймонидским рационалистическим талмудизмом (позже виленские «гаоны», центры «митнагедов», антихасидских кругов), а светская версия выражается в либерал-демократическом, «просвещенном» гуманизме.

Вскрытая нами фундаментальная двойственность мгновенно объясняет множество факторов, остающихся непонятными и парадоксальными в иных интерпретационных методологиях. В частности, логичное объяснение получает загадочный феномен т. н. «еврейского антисемитизма». Так, критика Марксом Лассаля, в который Маркс употреблял крайне юдофобские выражения, а также радикально антиудейские пассажи Маркса в целом, отождествлявшие иудейство с капитализмом, становятся совершенно понятными, так как еврей Маркс по всем своим характеристикам однозначно принадлежит к мистико-хасидскому, мессианскому типу, который традиционно видит в буржуазии и капитализме, (где важную роль — и в философском и в практическом смысле — играют евреи) своего главного противника. В статье «К еврейскому вопросу» Маркс писал: «Какова светская основа еврейства? Материальные потребности, своекорыстие. Каков земной идеал еврея? Торгашество. Кто их земной бог? Деньги… Деньги — вот ревностное божество Израиля. Эмпирическая суть еврейства — торгашество».