Сергей Беляков - Тень Мазепы. Украинская нация в эпоху Гоголя
Поляк в кунтуше и конфедератке был комическим персонажем украинского вертепа. Он танцует краковяк со своей женой, хвастается перед нею, но убегает, едва заслышав песню запорожца:
Та не буде лучше,Та не буде крашче,Якъ у нас, на Украинi!Що немае жида,Що немае ляха[826].
Самые бедные, беспоместные шляхтичи, чье материальное и социальное положение уже не отличалось от положения селян или дворовых людей, сохраняли польский гонор. Пан Погорельский, нищий столетний старик из Гарного Луга, вспоминал, как хорошо было раньше, при крепостном праве: «…была еще настоящая шляхта… Хлопов держали в страхе… Чуть что… А! сохрани боже! Били, секли, мордовали!.. <…> даже бывало жалко, потому что не по-христиански…» Стариковские жалобы заканчивались, как и полагается, обличением нынешнего времени, когда мужики уже сами принялись бить родовитых шляхтичей: «Да что тут говорить: последние времена!»[827]
Презрение к «хлопам» распространялось и на украинское казачество, даже в те времена, когда козацкие и польские рыцари сражались под знаменами Речи Посполитой. Польский жолнер, «не признавая в самом почетном и заслуженном козаке шляхетского достоинства, которым сам он гордился, упорно стоял на том, что всякий козак есть хлоп…»[828] – писал польский историк и писатель Михал Грабовский. Но тем страшнее были восстания, когда посполитые и козаки вместе шли убивать своих угнетателей.
Первые восстания (сначала козацкие, потом уже всенародные) начались уже в конце XVI века, а в 1648 году Богдан Хмельницкий поднял восстание, превратившееся в настоящую революцию. Блестящие военные успехи вскружили голову. После победы при Пилявцах народ требовал от Хмельницкого похода на Польшу. Причем похода даже не завоевательного – истребительного: «Пане Хмельницкий, веди на ляхив, кинчай ляхив!»[829]
Ненависть к ляхам была так велика, что на переговоры с козаками король благоразумно присылал не поляков, а литовцев (пусть и полонизированных) и православных русинов, сохранивших верность Речи Посполитой. Так, Адам Кисель, один из последних православных магнатов, не раз вел переговоры с Хмельницким от имени короля Речи Посполитой. Во время переговоров в Белой Церкви в 1651 году козаки похвалили предусмотрительность короля. Мол, знал кого послать. Кисель – наш, русин, литовцы всё же не ляхи. А если б настоящие ляхи вздумали приехать, «так уж бы не вышли отсюда!»[830] Еще раньше, во время переговоров в Зборове в 1649 году, козаки дружески советовали Киселю и его товарищам: «Отрекитесь-ка вы, добрые православные паны, от ляхов и останьтесь с нами, козаками. Згине ляцька земля, згине, а Русь буде <…> пановати!»[831]
Война приобрела крайнее ожесточение, в особенности после поражения козацкого войска под Берестечком. Войска Иеремии Вишневецкого отправились в карательный поход на Украину, но земля горела у них под ногами: крестьяне не щадили ни собственных домов, ни полей жита и пшеницы – всё сжигали. Поляки буквально питались жареным зерном.
Не удивительно, что как раз в это время (1651–1652) появилось анонимное польское сочинение под названием «Размышления о нынешней казацкой войне». Причину войны автор сочинения видел в иррациональной ненависти русинов к полякам и польскому государству: «Руський народ издавна стал испытывать смертельную ненависть к ляхам и, наследуя ее, в ней находится и поныне; она разгорается при наименьшей возможности и настолько крепнет, что Русь предпочла бы <…> терпеть иго турка или любого другого тирана, чем спокойно и счастливо жить в свободной Речи Посполитой»[832].
Легендарный полковник Иван Богун, известный своим военным искусством, не принял Переяславской Рады. Но даже он предпочитал воевать против поляков, а не против «москалей». Во время похода Яна Казимира против русского уже левобережья Днепра Богун был в польском войске, но вел тайные переговоры с московскими воеводами. Богун будто бы предлагал помочь московским войскам: ударить на ляхов с тыла, – но был разоблачен и расстрелян поляками.
Во время русско-польской войны козаки нередко проявляли большую ненависть к врагу, чем русские, хотя в ту пору «москали» тоже были народом суровым, если не сказать сильнее. Но в 1655-м при взятии Люблина, по свидетельству современника, на которое опирался Костомаров, у «москвитян» «господствовали умеренность и порядок», козаки же «один другого старались превзойти в зверстве. «Казалось <…> сами фурии вселились в них»[833]. В монастыре св. Бригитты козаки устроили резню: «монахинь убивали или продавали как животных»[834].
Поляки отличались не меньшей жестокостью. Стефан Чарнецкий, один из самых известных героев того времени, взял Суботов, где были похоронены Богдан Хмельницкий и его сын Тимош. Поляки выкопали и сожгли их останки. Не щадили мертвых и тем более не щадили живых. Это время – от смерти Хмельницкого в 1657-м до разрушения Чигирина (первой гетманской столицы) в 1678 году – принято называть звучным словом «Руина». К концу Руины прежде богатые и густонаселенные земли Поднепровья обезлюдели. Нивы заросли сорняками, превратившись снова в степи, а место селянских хат и панских дворцов заняли стада оленей, сайгаков и волков. Летопись Самуила Величко рассказывает о печальном запустении некогда изобильной страны, где много костей человеческих, «сухих и нагих», покрыты одним только небом. Как пишет украинский историк Наталия Яковенко, Руина закончилась потому, что «убивать друг друга было уже некому»[835].
Когда украинские крестьяне и польские паны вновь заселят правобережную Украину, фастовский полковник Семен Палий взбунтуется против Польши и захватит добрую половину Киевского и Брацлавского воеводств. На Волыни тем временем начнется новое восстание. Крестьяне снова будут нападать на панские дома и замки и собираться в козацкие полки.
В 1704–1705 годах гетман Мазепа по приказу Петра I занял своими войсками правобережную Украину. Целью похода была поддержка союзника Петра, саксонского курфюрста и польского короля Августа Сильного. Поляки свергли его и избрали своим королем Станислава Лещинского, ставленника шведов. Но козаки Мазепы не делали различий между сторонниками Августа и Станислава. Те и другие были просто ляхами, с которыми козаки поступали по-своему. Поэтому даже сторонники Августа бежали от таких союзников, «как от Орды»[836]. Один казацкий полковник издевался над пленным шляхтичем: «Вы, ляхи, были когда-то нашими господами, а мы вашими холопами. Но тогда вы были храбры, а теперь у вас храбрости стало столько, сколько у старой бабы <…> Если вы не исправитесь, то мы вас всех за уши возьмем и кожу с вас сдерем»[837].
Впрочем, поляки все-таки оказывали войскам Мазепы сопротивление: «Ляхи нас не терпят», – писал гетман царю Петру и рассказывал, как поляки нападают на малороссиян, размещенных по зимним квартирам[838]. Гетман, которого со времен Костомарова принято считать полонофилом, писал о поляках так: «неистовые и неправдивые, но злопоносные и ненавистные люди»[839].
Два в общем-то близких славянских народа, веками жившие в одном государстве, вступили в просвещенный XVIII век. Для них этот век будет отмечен гайдаматчиной[840]. Небольшие (иногда человек шесть, иногда – сотня и больше) отряды гайдамаков нападали на польские имения, забирали деньги, оружие. Хозяев могли убить, а могли отделаться издевательствами: связывали, стреляли над их головами из пистолетов, всячески оскорбляли, разбивали горшки с молоком, топтали цыплят, выбрасывали масло собакам. Последнее делалось отнюдь не из любви к животным, но так они, гайдамаки (нередко они называли себя и «козаками»), могли показать свою силу и свое презрение к «ляшкам»[841]. Обычно эти грабители не таились и отмечали удачный набег пиром в соседней корчме. Сил усмирить их у Речи Посполитой не хватало.
По второму и третьему разделам Речи Посполитой Поднепровье, Подолия и Волынь перешли под власть России. Идеологом второго раздела считается действительный тайный советник и второй член коллегии иностранных дел Александр Безбородко. Он был малороссиянином из козацкого рода. Малороссиянином был и покоритель Варшавы Иван Паскевич. Режим, установленный князем Варшавским, поляки еще долгое время поминали недобрым словом. Вольно или невольно, российская имперская власть не раз использовала в борьбе с поляками верных малороссов.
В 1863 году селяне правобережной Украины сами ловили польских повстанцев и убивали их с особенной жестокостью. Поляки в Житомире пересказывали друг другу истории про мужиков, которые живьем зарыли пленных панов в землю, но русские войска успели откопать и спасти этих живых покойников[842].
