Максим Кронгауз - Самоучитель олбанского
И напоследок хочу всех предупредить. Будьте бдительны, эксперимент продолжается.
ЗЫ
Перифразируя известный анекдот, можно сказать, что читатель уходит и не прощается, а автор прощается, но не уходит. Но я ведь намекал, что остаюсь на связи, так что какие могут быть претензии?
А еще признался, что хотел написать книгу еще и про коммуникацию, но не написал. Книгу не написал, но кое-что написал. Будем считать, что это две главы будущей книги. Эти две темы мне очень дороги, и хочется ими сразу поделиться. Не дожидаясь, пока напишу целую книгу (или не напишу).
Нет у текста окончанья
Идея отсутствия прощания и непрекращающейся коммуникации плавно переходит в идею размывания границ текста вообще и художественного текста в частности. И способствует этому новый жанр, развившийся в интернете. Я бы даже сказал, что речь идет о самом главном жанре в интернет-коммуникации. Это комментарий. Слово комментарий, конечно же, вводит нас в заблуждение, потому что комментарий — жанр древнейший, а комментарий в интернете от него все-таки отличается, хотя и является его развитием.
Но тут на помощь приходит язык интернета, предоставляющий целый спектр возможностей. Кроме слова комментарий в русском языке интернета используются и различным образом оформленные заимствования из английского — comment. По-русски это может записываться следующим образом (привожу форму множественного числа): комменты, коменты, комментс, камменты, каменты, камментс. Сегодня чаще встречается русифицированный вариант комменты, сохраняющий очевидную связь с литературным образцом (путем сохранения удвоенных согласных мм). Таким образом, употребления слов комментарий и коммент вполне сочетаются и даже дополняют друг друга. Я и буду их использовать в дальнейшем разговоре о комментировании художественного или публицистического текста в интернете. Такой комментарий вступает с основным текстом во взаимодействие, часто разрушая его границы, а также и некие коммуникативные границы между автором и читателем.
Вот два примера конфликтов, возникших в связи с одним художественным произведением и с одной рецензией.
Первый пример. Место действия: известный сайт snob.ru, претендующий на элитарность, на котором, в частности, выкладываются художественные произведения. Они комментируются читателями, членами клуба «Сноб». Следует отметить, что и автор и читатели выступают не под никами, а под своими собственными именами, таковы условия регистрации в клубе и на сайте. Авторы художественных произведений, как правило, участвуют в обсуждении. На сайте появляется рассказ американского писателя с советскими корнями (и потому прекрасно владеющего русским языком). Этот рассказ написан по-английски и переведен переводчиком на русский язык. На сайте выкладывается только перевод. Далее происходит обсуждение этого рассказа, скорее в комплиментарном духе, кроме реплики одного читателя, который указывает на техническую ошибку в описании фонетического эксперимента. В результате короткого спора на русском языке автор признает неточность.
Однако дискуссия еще продолжается, и американский писатель делает важное утверждение, что демократизация журналистики, по его мнению, возможна, но практика поправок не должна распространяться на литературу. Кроме того, он замечает, что обсуждение ляпов и ошибок, происходящее непосредственно под текстом, а не в отдельном критическом тексте, производит странноватое впечатление. На это читатель извиняющимся тоном говорит: я хотел написать вам в личку, но такой возможности нет, поэтому я пишу сюда. Инцидент исчерпан, и продолжается диалог с другими читателями. В какой-то момент подключается редактор, обсуждая возможность подобного комментария, а затем опять тот же самый читатель-критик снова замечает, что писатель, стараясь блеснуть техническими деталями, мог бы поинтересоваться деталями у тех специалистов, кто работает со звуком. На что следует реплика автора, которая начинается словами: «А вот теперь вы мне реально надоели!» Заканчивается же эта реплика так: «Боже, какое занудство!» Подключаются читатели, которые считают, что автор не должен так отвечать, но это уже не так важно, потому что диалог фактически состоялся. И главное, что диалог не просто произошел, но и, очевидным образом, повлиял на восприятие художественного произведения.
Второй пример связан с сайтом OpenSpace.ru, точнее с его старой версией, которая была полностью посвящена культуре.
На этом сайте публикуется рецензия относительно молодого критика о поэтической книге известного писателя. Следует отметить, что речь идет об очень плодовитом писателе, чье творчество вызывает бешеные споры — от базарной ругани до восхищения и преклонения. Рецензия, очевидным образом, отрицательная, но ни в коей мере не оскорбительная. Критика поддерживается одной вполне тонкой и нетривиальной мыслью, с которой я, например, не согласен, но признаю ее право на существование. Далее происходит следующее. В комментах читатели обрушиваются на писателя с большей силой: грубо и немотивированно. В какой-то момент критик подключается к беседе и замечает, что целью рецензии было не распять персонально писателя, который скорее был взят как пример. Отчего же в этом случае не проявить мягкость, «ведь все ж человек не ворует, а стихи пишет, тем более это у него не выходит». И критическая статья, рецензия, переворачивается, потому что это не просто отрицание поэта, а другой стиль общения. Мы видим, что комментирование, в котором участвуют автор и читатели, меняет взгляд на произведение. Мы знаем, что журналисты часто спрашивают у писателей: а что вы хотели этим сказать? Но писатели, как правило, все-таки уклоняются от прямого ответа на этот вопрос. Здесь же вынужденная, отчасти спровоцированная ситуация: критик вступает в дискуссию и меняет читательский взгляд на свое собственное высказывание.
Теперь несколько теоретических рассуждений. Текст занимает определенное место в пространстве и времени, и у него есть границы. В пространстве у него есть начало, у него есть конец. Во времени можно говорить о написании текста: от начала до конца этого процесса. Но меня в данном случае интересует процесс чтения. Традиционно читатель садится, прочитывает текст и закрывает его. Сегодняшний комментарий разрушает эти границы и меняет границы восприятия художественного произведения и собственно границы текста. Здесь мы имеем дело прежде всего с разрушением конечной границы текста: после прочтения происходит обсуждение текста с автором, и автор меняет текст, добавляет в него что-то, и читатель иначе его воспринимает. В качестве сознательного нарушения конечной границы текста приведу еще один пример. Речь идет о существующем в интернете романе Дмитрия Галковского «Бесконечный тупик», где конца у романа просто нет, потому что текст постоянно меняется — в частности, с помощью комментариев. Роман не заканчивается никогда.
Но хорошо известны и примеры разрушения начальной границы текста. Самый простой — это выкладывание писателем произведения до его опубликования. Первым это сделал, если я не ошибаюсь, Стивен Кинг, американский писатель, но сделал он это с коммерческой целью, предложив читателю платить автору столько, сколько читатель захочет. А более частое явление — это выкладывание автором в собственном блоге отдельных глав с последующим обсуждением и возможной правкой в зависимости от читательских замечаний. В частности, так поступал фантаст Сергей Лукьяненко. В своем блоге он регулярно выкладывал свои произведения и отчасти модифицировал текст в зависимости от реплик читателей.
Иногда даже нельзя строго определить, какая именно из границ размывается. Это связано с тем, что один и тот же комментарий может уничтожать и начальную и конечную границы текста. Поясню, что я имею в виду. Писатель выкладывает произведение в интернете, получает определенную критику, и меняет что-то в своем произведении, и далее публикует уже новую версию на бумаге. Таким образом, комментарий в интернете, с одной стороны, предшествует бумажной версии романа, с другой — завершает версию в интернете. Так размывается начальная и конечная граница разных произведений — сетевого произведения и бумажного. И тем самым читатель, который участвует во всем этом процессе, воспринимает обе версии как художественное произведение и сам является участником создания второй версии. Вот это, пожалуй, сегодня одна из главных новаций в коммуникации автора с читателем — возможность не просто взаимодействия, но уничтожения границ текста, потому что непонятно, какую версию считать канонической. Текст, существовавший как, скажем, кирпич, ограниченный в пространстве и ограниченный во времени, сегодня размывается и расползается. Исчезают границы текста как отрезка в пространстве и во времени.
